Талтос - Энн Райс

— Там, в машине, есть виски, — сообщил Эш. — Там же содовая и лед. Не желает ли кто-нибудь из вас выпить?

— С удовольствием, — ответил Майкл Карри, выпуская дым сигареты. — Но, проявляя умеренность, подожду до шести.

«Значит, этот маг породил Талтоса», — подумал Эш, изучая профиль Майкла и его слегка грубоватые, но удивительно пропорциональные черты лица. В его голосе ощущались вожделение и страсть, которые, несомненно, распространялись на множество разных вещей, подумал Эш. Взглянуть хотя бы на то, как он наблюдает за зданиями, мимо которых мы проезжаем. Он не пропустит ничего.

Роуан Мэйфейр продолжала смотреть только на Эша.

Они наконец выехали за пределы города и двинулись в нужном направлении.

— Это правильная дорога, — сказал Гордон низким голосом. — Продолжайте так же, пока я не скажу.

Старик отвернулся в сторону, будто просто проверял их направление, но затем он сильно ударился лбом о стекло и зарыдал.

Никто не отреагировал ни единым словом. Эш просто смотрел на своих ведьм. Затем вспомнил о фотографии рыжеволосой и взглянул на Юрия, с закрытыми глазами сидевшего напротив него рядом с Роуан. Он забился в угол машины, отвернулся от всех, и по лицу его тоже катились слезы, хотя он не издал ни звука.

Эш наклонился вперед и положил руку на колено Юрию, пытаясь таким образом его утешить.

14

Возможно, был ровно час пополудни, когда Мона проснулась в передней спальне наверху; она залюбовалась дубами за окном. Их ветви покрылись яркой листвой, снова зазеленевшей после недавнего весеннего ливня.

— Вас к телефону, — сказала Эухения.

Мона чуть не сказала вслух: «Боже, я так рада, что не одна здесь!» Ей никому не хотелось признаваться, что она встречалась с духами в этом легендарном доме и что ее сновидения оказались весьма тревожными.

Эухения с подозрением всматривалась в большую, белую, пышную хлопчатую рубашку Моны. Что в ней могло быть не в порядке? Ведь она была достаточно длинной, не так ли? В каталоге она значилась под названием «Рубашка поэта».

— Не годится спать в такой красивой одежде! — объявила Эухения. — Ты только посмотри на эти прелестные длинные рукава: все измято, а это кружево, такое изысканное кружево!

Если бы только она могла сказать: «Отвали, Эухения! Она и предназначена для того, чтобы ее мяли».

Одной рукой Эухения протягивала ей стакан с молоком, холодным, соблазнительным. А другой — яблоко на маленькой белой тарелочке.

— Откуда звонят? — спросила Мона. — От Злой Королевы?

Разумеется, Эухения понятия не имела, о чем она говорит, но это не имело значения. Эухения снова указала на телефон. Мона уже намеревалась снять трубку, когда, все еще находясь под влиянием сновидения, внезапно осознала, что оно уже исчезло. Подобно сдернутой с лица вуали, оно не оставило ничего, кроме слабого воспоминания о структуре и цвете. И весьма странной уверенности в том, что она должна назвать дочь Морриган — именем, которого она никогда не слышала прежде.

— А что будет, если родится мальчик? — вслух спросила Мона.

Она подняла трубку.

Это был Райен. Похороны закончились, и вся толпа Мэйфейров прибывала в дом Беа. Лили собиралась остаться у нее на несколько дней, а также там будут Шелби и тетя Вивиан. Сесилия была за городом, присматривала за Старухой Эвелин и чувствовала себя хорошо.

— Не могла бы ты проявить старомодное гостеприимство и приютить на некоторое время на Первой улице Мэри-Джейн Мэйфейр? — спросил Райен. — Я не смогу отвезти ее домой, в Фонтевро, до завтра. И кроме того, думаю, что тебе было бы неплохо познакомиться с ней. И, естественно, она почти влюблена в дом на углу Первой и Честнат и хочет задать тебе тысячу вопросов.

— Привезите ее сюда, — сказала Мона. Молоко было приятно на вкус. Пожалуй, это было самое холодное молоко, которое она пробовала за всю свою жизнь, и к тому же совсем не густое, а именно это его свойство ей так не нравилось. — Я буду рада ее компании, — продолжала она. — Это место полно духов, ты оказался прав.

Она тут же осознала, что ей не следовало признаваться в том, что ее, Мону Мэйфейр, в этом великолепном доме преследовали духи.

Но Райену было не до того, он сосредоточился на своих обязанностях и просто продолжал объяснять, что за бабушкой Мэйфейр там, в Фонтевро, ухаживал маленький мальчик из Наполеонвилля и что это прекрасная возможность убедить Мэри-Джейн выбраться из этих развалин и переехать в город.

— Эта девочка нуждается в семье. Она уже сыта по горло всей этой скорбью и страданием. Ее первый настоящий визит сюда по очевидным причинам оказался подлинным кошмаром Она до сих пор не может прийти в себя после того несчастного случая. Ты знаешь, ведь все произошло буквально у нее на глазах. Я хочу вытащить ее оттуда

— Хорошо, конечно, но смотри, она будет чувствовать себя ближе ко всем после этого. — Мона пожала плечами и с хрустом откусила большой кусок яблока Боже, она была голодна. — Райен, слышали ли вы когда-нибудь имя Морриган?

— Нет, по-моему, нет.

— Никогда не было некой Морриган Мэйфейр?

— Такого я не припомню. Это старинное английское имя, не так ли?

— Хм-м-м. Думаешь, что оно красивое?

— Но что будет, если родится мальчик, Мона?

— Нет, я знаю, — сказала она. И тут же спохватилась. — С какой стати она может утверждать это? То было сновидение, не так ли, и оно, должно быть, отражает ее страстную мечту, желание иметь девочку и воспитать ее свободной и сильной — такой, какими обычно девочки не бывают.

Райен обещал подъехать в течение ближайших десяти минут.

Мона сидела, опершись на подушки, снова глядя на возродившуюся зелень и на пятна и полоски голубого неба, видневшегося сквозь густые заросли. В доме царило полное безмолвие. Эухения исчезла. Мона скрестила голые ноги: рубашка лишь слегка прикрывала колени пышными кружевами. Рукава и правда были жутко скомканы — ну что из того? Они больше походили на пиратские. Кто станет хранить такую вещь в идеальном порядке? Быть может, пираты? Пираты должны ходить в измятой одежде. А Беатрис накупила целую уйму таких вещей! Предполагалось, что они подходят всем «юным», как подозревала Мона. Да, все это было красиво. Нашиты были даже перламутровые пуговицы. Такая одежда заставляла чувствовать себя… маленькой мамой!

Она засмеялась. Ах, яблоко превосходное.

Мэри-Джейн Мэйфейр. Неким образом это была единственная личность в семействе, которая взволновала бы Мону своим появлением, а с другой стороны, что, если Мэри-Джейн станет говорить на всякого рода нелепые и ведьмовские темы? Что, если она начнет нести безответственную ерунду? Мона с ней не сможет справиться.

Она откусила еще кусок яблока. Это поможет преодолеть недостаток витаминов в организме, подумала она, но ей необходимы добавки, предписанные ей Аннелле Залтер. Она допила молоко одним большим глотком

— А как насчет Офелии? — спросила она вслух. Будет ли правильно, если она назовет девочку именем бедной безумной Офелии, утопившейся после того, как ее отверг Гамлет? Возможно, нет. «Офелия — это мое тайное имя, — подумала она, — а тебя намерены назвать Морриган».

Великолепное ощущение полного благополучия снизошло на нее. Морриган. Она закрыла глаза и почувствовала запах воды, услышала, как волны обрушиваются на скалы.

Звук разбудил ее внезапно. Она спала и не знала, как долго. Райен стоял возле ее кровати, и рядом с ним была Мэри-Джейн.

— Ох, извините меня, — сказала Мона, спуская ноги с края кровати, и обошла ее, чтобы поздороваться с ними.

Райен уже собирался выйти из комнаты.

— Полагаю, ты уже знаешь, что Майкл и Роуан находятся в Лондоне. Майкл сказал, что будет звонить тебе.

Он вышел и направился вниз по лестнице.

Рядом с ней стояла Мэри-Джейн.

Какая перемена произошла с ней, по сравнению с тем полуднем, когда она явилась к ним, высказывая множество предположений по поводу Роуан! Но не следовало забывать, что все предположения оказались правильными. Желтые волосы Мэри-Джейн свободно свисали с ее плеч и блестели, словно воск, а соски больших грудей натягивали ткань белого кружевного облегающего платья. Виднелись только едва заметные следы грязи — возможно, с кладбища — на высоких каблуках бежевых туфель. У нее была тончайшая, легендарная талия южанки.

— Эй, привет, Мона, надеюсь, тебе не будет в тягость, если я побуду здесь, — сказала она, схватив правую руку Моны, и принялась яростно трясти ее, голубые глаза ее сверкали, когда она смотрела на Мону сверху вниз со своего, несомненно, величественного роста: примерно пять футов восемь дюймов вместе с каблуками. — Послушай, я могу сократить время пребывания здесь, если тебе так захочется. Я отменно владею автостопом, должна тебе признаться, и прекрасно доберусь до Фонтевро. Эй, погляди-ка, мы обе носим белое кружево, и разве на твоем нет этих прелестных буфов? Эй, да ты просто восхитительна: выглядишь как белый кружевной колокольчик с рыжими волосами. Послушай, можно мне выйти на переднюю веранду?