Книга мечей - Ричард Бёртон

В «Илиаде» ближнему бою отдается преимущество перед использованием оружия дистанционного поражения. Как отметил Страбон, герои Гомера всегда начинают свои поединки с метания оружия, а затем берутся за мечи. Но Оружием с большой буквы является лишь последний; соперничало с ним разве что копье. Так, обученных в Египте аргивов оскорбляют, называя «метателями стрел», а Диомед поносит своего врага как «лучника и женоподобного мужчину». Такого рода насмешки и сейчас бытуют среди диких племен.

Меч у Гомера имеет пять имен. Первое — «халкос» (медь — возможно, основной металл, из которого мечи изготавливались); использование этого слова похоже на применение латинского «ferrum». Второе — «ксифос», слово, тоже имеющее видовой смысл в римской поэзии и прозе; уменьшительное от него — «ксифидион». Третье — «фасганон», произносящееся как «фасгханон», а четвертое — «аор». Фракия [384], с давних пор славившаяся своими ремеслами, производила большую часть этих клинков, и они были самыми лучшими по качеству. В руках троянского князя Эленоса мы встречаем фракийский «ксифос», возможно стальной, «красивый и длинный»; а Ахилл на тризне предлагает в качестве приза фракийский фасганон, украшенный серебром. Этот герой достает свой могучий ксифос из ножен, чтобы наброситься на Агамемнона, но по настоянию Афины, «все еще держа тяжелой рукой рукоять, вложил Великий Меч обратно в ножны». Ксифос, украшенный серебром, встречается во многих местах, а один такой меч, с золотой рукоятью и серебряными ножнами, принадлежит Агамемнону. «Элос» Гомера, обычно переводимый как «заклепки» или «гвозди», применялся и к шишкам, которыми прерывалось ребро жесткости или которые встречались на клинке возле рукояти [385]. Парис вешает на плечо медный ксифос с серебряными шишками. Менелай тем же оружием отрубает врагу фалос — гребень шлема, в котором крепился конский хвост. Патрокл, вооружаясь, вешает на плечи медный ксифос с серебряными шишками, а у Ахилла — ксифос с большой рукоятью. Пенелей и Ликон, не попав друг в друга копьями, бросаются друг на друга с ксифосами, которые здесь снова называются «фасганон»; но оружие Ликона ломается у рукояти — «caulis», а ксифон Пенелея «вошел в тело; голова обмякла и все члены ослабели». На щите Ахилла Гефест [386] изобразил юношу с золотым ксифосом, висящим на серебряных ремнях.

Ксифону, прямому «клинку-рапире», противопоставлялся, как мы сейчас увидим, φάσγανον, кривой кинжал, возможно, представлявший из себя метательное оружие наподобие сакса и скрамасакса. Словари их часто путают. Фасганон, кажется, является чем-то вроде квази-Σφάγανον, эвфемизмом, как глагол φασγάνειν (сражать мечом). Корень его, очевидно, Σφαγ, что проявляется в словах σφάγη (разбить) и σφάγειν (сразить): существует также и форма φάλανον от σφάλανον. Это обоюдоострый клинок листообразной формы (φάσγανον άμφηκες): именно такой клинок Фрасимед вручает Диомеду, и именно таким клинком убивают во сне Реза. Слово это встречается часто: упоминается фасгана с массивной черной рукоятью; обычный фасганон встречается в «Одиссее» у Пиндара. Еще в одном отрывке «Илиады», однако, это уже большой фасганон.

Четвертый термин — άορ [387]; обычно принято считать его словом исключительно поэтического назначения. В новогреческом языке это слово отсутствует. Аор, кажется, обозначал широкий, мощный, прямой клинок. В «Одиссее», достав из ножен острый аор (άορ οξυ), Улисс выкопал канаву шириной в локоть, а Гектор разрубил надвое ясеневое копье Аякса. В «Илиаде» автомедон тоже владел длинным аором. Аор является и оружием Нептуна, сотрясающего землю, «страшным, сужающимся к концу мечом», «подобным молнии, с которым никто не решается вступить в смертельный бой». У Феба — Аполлона тоже золотой аор. Здесь мы видим пример поэтического слова с размытым значением, потому что в данном случае оно означает золотой лук и колчан со стрелами, которые бог носит на левом плече.

Пятое слово Гомера — это Μάχαιρα, которая висела на едином ремне рядом с ножнами и использовалась для жертвоприношений и тому подобных целей. Впоследствии она стала популярной среди спартанцев; тогда это был кривой клинок, в противоположность прямому ксифосу. И опять же у Плутарха и других авторов, кажется, «махера», как и «спата», обозначает меч с длинным прямым клинком. Гомер не упоминает κοπίς, но Еврипид использует это слово в связи с «махерой».

Мы не должны ожидать столь же частых упоминаний о мече в «Одиссее», которая, с позволения мистера Сойса, появилась все-таки позже, чем «Илиада». В ней больше образов и меньше движения, больше единства и меньше отклонений, и, в конце концов, меньше сражений и больше красоты и цивилизованности. Но сам «Отиссефс», «человек, разгневавший многих», был воином, и он не забывает свое прежнее ремесло. Вдобавок торговля еще оставалась в те времена вооруженным обменом, а путешествия оживлялись пиратами. Медь, главный металл, продолжала составлять собой основу металлургии, и главный герой приобретает ее в огромных количествах (эго помимо золота, серебра и электрона). В «Одиссее» Эвриал говорит Алсиною, что умиротворит гостя (Улисса), подарив ему меч с серебряной рукоятью и ножнами из слоновой кости. Женихи убивают Телемаха «острой медью». В финальной битве, кульминации всей поэмы, Эвримах достает свой острый медный меч и призывает друзей сделать то же самое, а от быстро летящих стрел прикрываться столами. В «Мышах и лягушках» копьем служит длинная медная иголка «работы Марса».

Кованое железо известно и «Одиссее», и «Илиаде». Афинемент [388] плывет через темные моря на Темезу (Темессус) за медью, а привозит обратно также и сверкающее железо. То же делает и Менелай [389]. «Жестокое железо» уравновешивает «жестокую медь». «Железо с длинным острием», столь смертельное для троянцев, — это, очевидно, копье, с метания которого начинались поединки. Осторожная Пенелопа кладет рядом с собой наготове лук и «серое железо» против женихов, а во дворце есть склад кованого железа. Топор, заточенный с обеих сторон, сделан из меди, но вот те топорики, сквозь кольца или отверстия в которых должны были лететь стрелы с медными наконечниками, делались из железа. В «Одиссее» утверждается, что «железо само притягивается к человеку». Это утверждение повторяется везде теми же словами. А меч не единожды упоминается без указания материала.

В «Гимне Гермесу» бог Меркурий вскрывает панцирь горы скальпелем из серого железа. Глифанус — это инструмент для резьбы, зубило или нож для заточки палочек для письма.

Спор о том, были ли так называемые поэмы Гомера записаны или передавались устно, все еще ожидает разрешения. Мы дважды встречаем слово γράφειν, но его первичное значение — «отмечать», «резать» и только потом — «писать». Так, Аякс, подписывая (επιγράψας) жребий, мог просто нацарапать на нем: «жребий Аякса». Хотя против письменной версии веских аргументов нет, есть только в ее пользу.

Гораций, который был не только великим поэтом, но и вообще гением, упоминает о письменности во времена Гомера и утверждает, что первые своды законов вырезались на дереве (leges incidere ligno). Геродот сообщает о том, что он сам видел кадмейские (т. е. древнефиникийские) буквы; традиционно считается, что Даная взяла буквы из Египта, где, повторяю, и был изобретен тот единственный алфавит, которым пользуется весь мир. Доктор Шлиман («Троя», приложение редактора) нашел на глубине семи с половиной метров (двадцать пять футов) под так называемой «Троей Гомера» множество коротких надписей «древними кипрскими знаками»; не меньшее количество греческих надписей было найдено в Микенах. Очевидно, «Илиада» и «Одиссея» могли быть вырезаны грубыми финикийскими знаками на деревянных таблицах или выцарапаны на свинцовых пластинах. Профессор Поли датирует письменного Гомера 400 годом до н. э; но это уже другая сторона предмета.

Геродот является результатом деятельности Гомера, или, если вам угодно, гомеридов и Эсхила. Труды этого «рапсода-прозаика» являются не только работами по истории, логографии, этнологии, изучению древностей, записями путешествий, но и, в конце концов, эпосом и драмой. Они несут в себе романтически-героический настрой эпоса: в них есть совершенно эпическое единство действия, могучие кампании вторжений и частые отступления от темы, помогающие понять все тот же первичный предмет разговора. Это трагедии в сценическом смысле этого слова (например, рассказ о Ксерксе), в описании божественных действий, круга Необходимости, идеи о возмездии и зависти богов (Deus ultor); кульминацией является разгром персов в «Каллиопе», возвращение победителей домой и мрачные финальные сцены. Завершается этот труд эпиграммой, своего рода «Vos plaudite»: «Персы… выбрали жить хозяевами бесплодных земель, а не возделывать плодородную почву и быть при этом рабами». Все это написано с одной четкой целью, и разумная хронология заимствована из Египта. Есть, конечно, и поэтические преувеличения — это огромные цифры. Невообразимо огромное войско из пяти миллионов двухсот восьмидесяти трех тысяч человек [390] и тысячи трехсот двадцати восьми трирем, которое было разгромлено горсткой греков численностью девять тысяч человек и триста семьдесят восемь кораблей, конечно, взято из воображения. Современная мысль, настроенная философски и скептически, вряд ли будет удовлетворена, пока эти подробности не будут подтверждены письменными свидетельствами того времени, например, надписями Бехистуна, которые являются комментариями к «Талии». Эллада всегда была, есть и будет, благодаря своему могучему интеллекту и превосходному воображению, «Graecia mendax». Восточные историки ничего не сообщают нам о великолепном нашествии персов. Вполне можно считать, что имело место мощное вторжение, возглавляемое неким могущественным сатрапом [391], который вознамерился разрушить находящееся на западе осиное гнездо, но не более того. Просто невероятно, чтобы Великий царь, глава сверхдержавы того времени, повел на такую скромную цель миллионы воинов — цвет Азии, чьи описания наиболее лестны из описаний всех, чем мы располагаем и кого отец истории сам считает ни на йоту не уступающими грекам в отваге и доблести. И за это неверие я прошу прощения у тени Геродота.