На взлёт! (СИ) - Голотвина Ольга Владимировна

– От блох?

– Под перьями заводятся те же блохи, что у кур, а в шерсти – те же, что у псов.

– Надо же... А скажи-ка: почему всадник звал этого зверя по-франусийски?

– По-франусийски?

– Ну да. Я только утром сообразил. Этот негодяй говорил со мной по-халфатийски. И только одно франусийское слово мелькало в его речах: Раскат.

Райсул рассмеялся:

– Это не франусийское слово. Это старый халфатийский язык, так говорят на Вайя-Ах. Приверженцы пророка Халфы в новой земле понемногу изменили язык, а старым пользуются, когда хотят сказать красиво и торжественно. «Расс Кат» в переводе со старого языка – Расчленяющий Клюв.

– Расчленяющий? Тьфу!.. По-нашему лучше. Он клекочет – словно раскаты грома!

– Ты всадник, тебе его называть. А сейчас сними с красавца седло. Надо посмотреть, не набил ли он себе спину за эту бурную ночь.

– А как это сооружение снимается?

– Сначала расстегни пряжку под животом. Потом ослабь подпругу, приподними седло за луку и сдвинь чепрак на круп...

Приподняв луку, Дик обнаружил под нею аккуратно свернутые полосы плотной материи, сшитые в два слоя.

– А это зачем? – поинтересовался Дик. Не услышав ответа, обернулся.

Райсул глядел на него остекленевшими глазами.

– Ты всю ночь объезжал грифона, – хрипло вытолкнул слова из горла халфатиец. – И ты не знаешь, зачем это?

– Я много чего не знаю. Ну и что?

Райсул где стоял, там и сел, словно его не держали ноги. Снизу вверх глядя на Бенца расширившимися глазами, он произнес истово:

– Благодарность и хвала моя Единому за то, что он позволил мне идти по одной дороге с тобой, капитан. Ты трижды безумец, но ты великий человек. Знаешь, зачем эти полосы ткани? Прежде чем объезжать грифона, ты должен был привязать ими себя к седлу. Понимаешь? При-вя-зать!

2

Как по душе мне буйство это

Потоков, падающих с гор

И скачущих во весь опор

В долину, где бушует лето!

(А. де Сент -Аман)

– Нашим предкам и не снилось такое обилие воды! – восхищался Райсул, слушая звон струй по горным камням. – Разве эта красота – не истинное благословение пророка, не дивный дар его последователям?

Ослик был решительно не согласен с Райсулом. Он уже перешел вброд четыре потока и считал пятый определенно лишним. Ушастый упрямец уперся на берегу всеми четырьмя копытами и наотрез отказался идти в воду.

– А вот я хворостину выломаю! – прикрикнула на него Фантарина. – Враз перестанешь капризничать!

Ослик ответил возмущенным ревом.

– Скажу капитану, пусть тебя грифону скормит! – пообещал ослику Райсул.

Ослик не устрашился.

– Силой тебя тянуть, сын греха и лени? – возмутился Райсул. – А ведь тебе и трудиться почти не приходится! Припасы, что ты нес, мы уже съели!

Это было печальной правдой. Дорожный мешок, собранный по приказу заботливого Шераддина, успел опустеть.

Это не было бедой. В горах летом можно было добыть еду. Райсул ловил рыбу в реках и озерах, Бенц пристрастился к охоте с грифоном, а Фантарина стряпала их добычу, умело разводя костерок в чаще, чтобы не разглядеть было ни издали, ни с воздуха.

– Толковая баба, – признал однажды Райсул. – С мужем-контрабандистом летала, научилась.

– Наш человек, – кивнул Дик. – И не хнычет, когда устает.

Они не выспрашивали у Фантарины, что ей было известно о похищенных свадебных подарках. Держали слово, ждали возвращения в Иллию. Лишь однажды Райсул сказал, сидя у костра: «Мы выйдем как раз в те места, где твой корабль, женщина, ждал наш патруль». Но Фантарина не ударилась в воспоминания, лишь досадливо повела круглым плечом.

– Может, бросим осла тут, пусть его волки съедят? – раздраженно вернулся Райсул к мыслям о сегодняшнем дне. – Что ему тащить?

– Меня ему тащить! – твердо возразила Фантарина. – И тебя ему тащить. По очереди. Чем своими ногами эти горы мерить...

– Ох, бабы! Все вы неженки! – заявил Райсул, сам при этом понимая, что несправедлив. Он уже знал, что Фантарина неженкой не была.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Иллийка не успела возразить. Осел вдруг перестал упрямиться, поспешно покинул открытый каменистый берег, пересек поток и ломанулся в кусты.

– Капитан возвращается, – понимающе улыбнулась Фантарина.

Действительно, на берег упала тень крыльев грифона. Вскоре и Раскат пал всеми четырьмя лапами на валуны и игриво встряхнулся, пытаясь сбросить всадника.

– Опять балуешь, паршивец? – хмыкнул Дик и спрыгнул с седла.

– Без добычи? – огорчилась Фантарина.

– Без добычи, – кивнул Дик. – Все живое попряталось. Гроза идет. Гора и деревья от вас закрывают тучу, но сверху-то видно... Быстро переходим поток, пока он от грозы не разлился. Мы с Раскатом нашли пещеру. Там можно переждать непогоду.

– Если пещера никем не занята, – уточнил Райсул, сбросив сапоги и шагнув в холодную воду. Фантарина тоже поспешно разулась и пошла следом.

– А кто там может быть, в пещере-то? – поинтересовался капитан, вновь занимая место в седле грифона.

– Медведь? – предположила Фантарина, балансируя на мокрых камнях.

– Хорошо бы медведь, – мечтательно сказал Дик. – Есть-то хочется!

И гортанным коротким выдохом «кхай!» поднял грифона в небо.

Райсул промолчал. Он имел в виду не только хищных зверей. Но сейчас не время было объясняться. Надо было поскорее найти убежище от непогоды. Он вышел на берег и подал руку Фантарине:

– Скорее обувайся, а я поймаю осла. И пойдем, куда капитан улетел. Он нам дорогу показывает.

* * *

За путниками, уходившими от ручья, с поросшей бересклетом скалы наблюдал глаз. Один – но зоркий и цепкий. Второй глаз скрывался под черной повязкой, пересекающей узкую крючконосую физиономию.

Обладатель зоркого глаза и черной повязки дождался, когда ветви скрыли путников, а потом пронзительно застрекотал сорокой.

Откуда-то из чащи ему ответил такой же тревожный стрекот.

3

Да разве это жизнь, когда ночлега нет,

Когда не раздобыть лепешки на обед?

Есть голова, но в ней рассудок есть едва ли,

Коль телу голова приносит только вред?

(Баба Тахир )

– Даже веток в пещеру не успели натаскать, – сквозь зубы молвила Фантарина. – Хоть костер бы развели. А то ни еды, ни тепла.

– Женщина, не причитай! – оборвал ее Расул, который чувствовал то же самое, что иллийка, но считал ниже своего достоинства это показать.

Лежавший у стены Раскат приподнял голову и недовольно заклекотал, словно поддерживая Райсула.

Собственно, все в пещере думали примерно одно и то же. Есть хотели все, и всех злили потоки дождя, занавесившие выход из пещеры.

Лучше всех устроился Дик – под крылом грифона, как под одеялом. Никому другому Раскат не позволил бы такой фамильярности.

Сейчас Бенц задумчиво высунул голову из-под крыла и поинтересовался:

– Райсул, а ослятина съедобна?

– В Байхенте ослов не едят, в деревнях – едят. Почему спрашиваешь? Придумал, как развести костер?

– Или сырым осла слопаешь? – подхватила Фантарина, зябко кутаясь в платок.

– Я не о себе думаю, а о Раскате, – обиделся Дик. – Он же голодный!

– А! Грифоны всё едят! – успокоил его Райсул.

– Да ладно вам! – повела плечом Фантарина. – сколько тому ливню идти? Вот установится погода – и грифон вволю поохотится.

– А вот охотиться ему здесь не стоит, – сказал Райсул серьезно. – Лучше вести его в поводу, не поднимая в воздух.

– Почему? – удивился Дик.

– Чтоб не получил в живот отравленную стрелу.

От потрясения Дик выбрался из-под крыла. Раскат обиженно вскрикнул и принялся клювом рыться в перьях.