Черная метка - Патриция Корнуэлл

– Прекрати, – громко сказала я и швырнула салфетку на стол. Меня переполняли эмоции, я была готова взорваться.

– Нужно смотреть фактам в лицо. – Марино тоже повысил голос. – Откуда ты знаешь... Я хочу сказать, правда ли письмо написано несколько лет назад? Что, если оно написано недавно?..

– Нет! Как ты смеешь! – воскликнула я, и мои глаза наполнились слезами.

Я резко встала из-за стола и потребовала:

– Уходи! Мне не нужны твои проклятые теории. Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы я опять пережила весь этот ад? Чтобы я надеялась на чудо после того, как едва свыклась с правдой? Убирайся из моей комнаты.

Марино оттолкнул стул так, что тот опрокинулся, вскочил и схватил со стола пачку своих сигарет.

– А если он все еще жив? – Он тоже почти кричал. – Ты же не знаешь наверняка, жив он или мертв. Может, он исчез на некоторое время из-за какой-нибудь заварушки в БАТ, ФБР, Интерполе или чертовом НАСА.

Я схватила бокал с вином, руки тряслись так, что я чуть не пролила его. Я опять находилась на грани срыва. Марино мерил шагами комнату и яростно жестикулировал с сигаретой в руке.

– Ты же не знаешь этого точно, – повторил он. – Все, что ты видела, – это черные обугленные останки в сгоревшей вонючей дыре. И часы, похожие на его. Ну и что из этого?!

– Ты сукин сын! – воскликнула я. – Ты проклятый сукин сын! После всего, что мне пришлось пережить, тебе нужно было...

– Ты не единственная, которой пришлось переживать его смерть. Знаешь, если ты с ним спала, это еще не означает, что ты его хренова владелица.

Я сделала несколько шагов вперед, но вовремя удержалась от того, чтобы дать ему пощечину.

– О Господи, – простонала я, глядя в его удивленные глаза. – О Господи!

Я вспомнила рассказ Люси о том, как она била Джо, и отошла от него. Он повернулся к окну и закурил. В комнате повисла мрачная тишина. Я прислонилась головой к стене и закрыла глаза. Я никогда в жизни не была так близка к тому, чтобы ударить человека, тем более человека, которого знала и любила.

– Ницше был прав, – тихо сказала я обреченно. – Будь осторожна в выборе врага, потому что скорее всего ты станешь таким, как он.

– Прости меня, – только и сказал Марино.

– Как мой первый муж, как моя идиотка-сестра, как все неконтролируемые, жестокие, эгоистичные люди, которых я знаю. Я стала такой же, как они.

– Нет, ты не такая.

Я прижалась лбом к стене, будто молилась, и была рада, что в комнате темно и я стою спиной к нему, поэтому он не может видеть мои мучения.

– Я не хотел тебя обидеть, док. Честное слово, не хотел. Не знаю даже, почему я это сказал.

– Все нормально.

– Я лишь хочу собрать картинку целиком, но некоторые ее кусочки не совпадают.

Он подошел к пепельнице и потушил окурок.

– Не знаю, зачем мы здесь.

– Не для того, чтобы ругаться, – заметила я.

– Не понимаю, почему мы не могли обмениваться информацией через компьютер, по телефону, как обычно. А ты?

– Нет, – прошептала я и глубоко вздохнула.

– Поэтому у меня возникли подозрения, что, может быть, Бентон... Что, если началась какая-то заварушка и он на некоторое время попал под программу защиты свидетелей? Сменил фамилию и все такое прочее. Мы не всегда знали, чем он занимался. Даже ты не знала, поскольку он иногда не имел права делиться с тобой; и кроме того, он ни в коем случае не захотел бы нанести нам вред, рассказав нам лишнее. Особенно нанести вред тебе или заставить тебя все время беспокоиться.

Я не ответила.

– Я не хотел с тобой ругаться. Просто говорю, что нам есть над чем подумать, – неловко добавил он.

– Нет, ты не прав, – ответила я, кашлянув. У меня ныло все тело. – Нам не о чем думать. Он был опознан, Марино, – всеми возможными способами. Кэрри Гризен не имитировала его убийство, чтобы Бентон мог скрыться на некоторое время. Разве ты не понимаешь, что это невозможно? Он мертв, Марино. Он мертв.

– Ты его вскрывала? Видела отчет о вскрытии? – не сдавался он.

Останки Бентона отправили в отдел главного судмедэксперта Филадельфии. Я не запрашивала отчет о его вскрытии.

– Нет, ты не присутствовала на вскрытии, в противном случае я считал бы тебя самой чокнутой из моих знакомых, – сказал Марино. – Значит, ты ничего не видела. Знаешь только то, что тебе сказали. Не хочу твердить одно и то же, но это так. А если кому-то было нужно выдать эти кости за останки Бентона, как ты об этом узнаешь, если не проводила экспертизу?

– Налей мне виски, – попросила я.

Глава 32

Я повернулась к Марино, прислонившись спиной к стене, словно у меня не хватало сил стоять на ногах.

– Вот это да! Ты знаешь, сколько здесь стоит виски? – изумился Марино, закрывая дверцу мини-бара.

– Мне все равно.

– В любом случае платит Интерпол, – решил он.

– И мне нужна сигарета, – добавила я.

Он прикурил для меня "Мальборо". Марино протянул высокий стакан неразбавленного виски со льдом, держа в другой руке банку с пивом.

– Я хочу сказать, – продолжил он, – если Интерпол может проделывать все эти штуки с электронными авиабилетами, шикарными отелями и "конкордами" – а мы тем временем не встретили ни одного человека, который поговорил бы с нами о деле, – почему ты думаешь, что эта контора не может подделать улики?

– Они вряд ли сфабриковали бы убийство Бентона психопатом, – ответила я.

– Но они могли это сделать. Может, идеально подошел расклад. – Он выпустил дым и отхлебнул пива. – Я хочу сказать, док, что если подумать, то сфабриковать можно все на свете.

– Анализ ДНК...

Я не смогла закончить предложение. Передо мной возникли образы, которые я слишком долго отгоняла от себя.

– Отчеты можно подделать.

– Прекрати!

Но под действием пива исчезли все барьеры, и Марино продолжал излагать свои фантастические версии, выводы и измышления. Он бубнил свое, но мне казалось, будто его голос начал отдаляться. Меня охватила дрожь. В темном, заброшенном уголке моего "я" начал разгораться огонек. Мне отчаянно хотелось верить, что домыслы Марино – правда.

В пять часов утра я все еще спала в платье на кушетке. Ужасно болела голова. Во рту ощущался отвратительный вкус перегара и сигарет. Я приняла душ и долго смотрела на телефон, стоявший около кровати. Задуманное пугало меня. Я была в замешательстве.

В Филадельфии сейчас была почти полночь, и я оставила сообщение доктору Вэнсу Харстону, главному судебно-медицинскому эксперту. Дала ему номер факса в своем номере и повесила на ручку двери табличку "Не беспокоить". Марино встретил меня в холле. Я ничего не сказала ему, лишь едва слышно поздоровалась.

Внизу звякали тарелки – в кафе накрывали столы, – служащий щеткой и тряпкой мыл стеклянные двери. Кофе еще не приготовили. Единственной гостьей в кафе была женщина, положившая свою норковую шубу на спинку кресла. Перед крыльцом нас ждал другой "мерседес".

На этот раз нам попался торопливый угрюмый водитель. Я потирала виски и смотрела, как мимо проносились мотоциклисты по собственным невидимым трассам, петляя между машинами и ревя моторами в туннелях. Мне стало грустно, когда я вспомнила автокатастрофу, в которой погибла принцесса Диана.

Помню, что, проснувшись, услышала о ее смерти в "Новостях" и не могла поверить, что нашим божествам может быть уготована земная, случайная смерть. В гибели по вине пьяного шофера нет ничего торжественного или величественного. Смерть – великий уравнитель. Ей безразлично, кто ты и что ты.

Небо было темно-синим. Тротуары мокрые после мытья. Вдоль улиц были расставлены зеленые мусорные баки. Мы продребезжали по брусчатке площади Согласия и поехали по набережной Сены, которую не было видно за высоким ограждением. Электронные часы на Лионском вокзале показывали семь двадцать, внутри звучал беспрестанный шум шагов: люди спешили за утренними газетами.

У билетной кассы я встала за женщиной с пуделем и внезапно обратила внимание на хорошо одетого седого человека с резкими чертами лица. Издалека он был похож на Бентона. Я невольно оглядела зал. Сердце стучало, будто не в состоянии перенести такое.

– Кофе, – сказала я Марино.

Мы сели за стойку вокзального кафе, и нам подали эспрессо в крохотных коричневых чашечках.

– Что это еще такое? – заворчал Марино. – Я просил нормального кофе. Как насчет сахара? – спросил он женщину за стойкой.

Она бросила перед ним несколько пакетиков.

– Будьте добры кофе со сливками, – попросила я.

Женщина кивнула. Марино выпил четыре чашки кофе, съел два багета с ветчиной и выкурил три сигареты менее чем за двадцать минут.

– Знаешь, – сказала я, когда мы сели в скоростной поезд, – мне не хочется, чтобы ты себя убивал.

– Не беспокойся, – ответил он, располагаясь напротив. – Если бы я заботился о своем здоровье, то уже помер бы от стресса.

Наш вагон был заполнен едва на треть, а пассажиров интересовали только новости в газетах. Скоростной поезд, не издав ни звука, неожиданно рванулся вперед, и тишина заставила Марино разговаривать очень тихо. Мы выскользнули со станции, мимо проносились деревья на фоне голубого неба. Я чувствовала усталость и очень хотела пить. Попыталась уснуть, хотя солнце светило в глаза.