Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

иного высказчвания и даже отдельного иероглифа, т. к. иероглифический текст в гораздо большей степени, чем текст буквенный, предполагает контекстное прочтение.

Многие «древние» значения главных иероглифов Лунь юя, которые мы видим в различных словарях, – это уже их понимание «после Конфуция», т. е. не ранее эпохи Хань. А что они означали при жизни Конфуция и до него, – это можно вывести только исходя из знания подлинного смысла его Учения, а также разумного предположения о том, что все рассуждения Конфуция непротиворечивы. И здесь во многом помогают недавние работы В. М. Крюкова, который блестяще описал те духовные устои Раннего Чжоу, на которые опирался Конфуций в своем Учении о Вэнь, и о чем сам Конфуций постоянно говорит в своих суждениях. Об этих духовных устоях уже ничего не знали при императоре Цинь Шихуанди, и тем более – в период более поздних династий, включая Хань.

То есть именно Конфуций – его авторитет и текст его суждений – явились тем невольным «провокатором», благодаря которому целый ряд древних иероглифов приобрел свой новый смысл, который и закрепился за этими иероглифами в качестве «древних» значений. При этом вместо своих изначальных сакральных значений они стали трактоваться исключительно в качестве терминов, обслуживающих социальные потребности общества. Такова судьба всех главных иероглифов Учения Конфуция, – таких как Вэнь (псевдо-культура), Жэнь (псевдо-человеколюбие), Сяо (псевдо-почитание родителей), сюэ (псевдо-учеба), пэн (псевдо-друг), Ли (псевдо-церемонии), Цзюнь цзы (псевдо-благородный человек) и т. д. Ясно также и то, что ко времени жизни самого Конфуция трансформация значений этих древних иероглифов уже частично происходила и произошла, а само Учение Конфуция – неожиданное, яркое и совершенно непонятное для его современников – только ускорило этот процесс.

Из рассматриваемого нами суждения не совсем понятно, идет ли здесь речь о «человеке» (или «друге») в единственном числе, или речь – о «людях» (о «друзьях») во множественном числе, т. к. сама иероглифическая запись такого различия не делает: ю – это одновременно и «друг» и «друзья». Но в нашем случае это не принципиально.

Из суждения 1.3 мы помним, что духовным «корнем» (бэнь) для учеников Конфуция является «смиренное отношение» к ушедшим и живущим «предкам», т. к. именно предки для китайцев были равносильны «богам» народов Средиземноморья (и в этой своей вере китайцы были гораздо ближе к истине). Но если человек действительно желает приблизиться к такому состоянию – состоянию внутреннего смирения, – он не может одновременно лгать или как-то хитрить в обычной житейской обстановке. Отсюда – обязательное требование постоянного контроля за своими мыслями, в отношении их честности, по отношению к окружающим людям, которое мы и видим в этом суждении. Такая «честность» необходима, прежде всего, для контролирующего себя человека, – если, конечно, он действительно намерен «подражать Вэнь-вану» и добиться успеха на этом духовном поприще.

Если по отношению к постороннему человеку в суждении используется слово «честность» в виде иероглифа чжун (так же «искренность»), то к другу – уже в виде синь, значение которого во многом подобно. Но если чжун – это больше «безотносительная» честность (в состав иероглифа входит знак «сердце»), то значение иероглифа синь характеризуется его устойчивым употреблением в выражении синь шэнь – «верить в духов». Исходя из этого, становится понятным, почему именно для характеристики отношений с духовным другом выбран этот иероглиф. Такая дружба – это братство, основанное на одинаковом понимании духовного мира. Фактически, чжун – это «честность» человека перед своим сердцем (что-то общее с нашей «совестью»), в то время как синь – это «честность» перед Богом или в присутствии Бога (так бы мы объяснили это по-европейски). И нам ясно, что «вторая» честность – выше «первой».

Но что же для внутреннего мира Цзэн-цзы является самым важным? Самое важное – это третье, или завершающее в этом суждении. Ученик прилагает внутренние усилия к тому, чтобы слова ушедшего Учителя – всё то, что ученик слышал от Конфуция во время его жизни – не превратились бы для него самого в «привычку». Чтобы все то, что было некогда «живым», не окаменело в его сердце. А это – уже известное нам требование к обязательному «воспоминанию», о котором Христос просил своих учеников на Тайной вечери (Лк. 22:19: «Делайте это в Мое воспоминание»).

Этот ученик прекрасно знает – на собственном печальном опыте! – принципиальную разницу состояния «того, что ему передано»: оно, будучи тем же самым, может быть «мертвым», а может быть «живым». И только от самого человека (от его сердца, воли, стремления, принуждения себя) зависит главное, – чтобы не дать «этому переданному» умереть в своем сердце. А оно может умереть, и как правило умирает – от постоянных житейских забот, от привычки обращения к тому же самому и ставшему уже рутинным, – ведь самого Учителя рядом нет, а значит, нет и того «нового», «живого», что могло бы чем-то «взбодрить» душу или вдохнуть в ученика что-то свежее. Ученик прекрасно понимает, что в этом случае – в случае «затвердевания» слов Учителя – духовное развитие останавливается, хотя внешне все остается таким же, прежним. И даже сам этот человек не сразу осознаёт то, что с ним произошло, – что уже давно случилась беда. В Евангелии это состояние называется «окаменением сердца».

…И что это за унылые ряды обветшавших и запыленных вагонов, безжизненно стоящих на запасных путях товарных станций! Их тысячи и тысячи! Бесконечное множество призраков видим мы сегодня в Храмах всех религий… Но всё им мнится, этим грезящим наяву вагонам, что они, как и тысячи лет назад, легко и быстро катятся по рельсам древнего Дао… Но вместо живой жизни славного прошлого – паутина, сгнившие доски, облупившаяся краска, стертые временем надписи… давно заржавевшие паровозы с большими чугунными колесами и с сохранившимися остатками яркой красной краски… Покой и тление. Только вертлявая птичка изредка вспорхнет и покинет царство Смерти.

Из этого скромного суждения можно сделать уверенный вывод о том, что Конфуций учил своих учеников подлинной духовной жизни, а не каким-то «социальным наукам». Учил тем общим духовным законам, которые действуют в любой точке нашей планеты, включая Средиземноморье, где были выработаны совершенно иные представления о Боге.

Суждение 1.5

1.5. Почтенный (цзы) сказал (юэ): «Путь (Дао) государства (го) в тысячу (цянь) *боевых колесниц (чэн, т.ж. «*четверка лошадей») [таков]: почитать (цзин, т.ж. «уважать») *жертвоприношения (ши; да ши – «*великое жертвоприношение») и верить в (синь; синь шэнь – «верить в духов») [духов]; быть воздержанным (цзе, т.ж. «обуздывать», «экономно расходовать») в управлении (юн) и (эр) милосердным (ай, т.ж. «любить», «беречь», «щадить», «жалеть») к человеку (жэнь, т.ж. «люди»); использовать (ши,