Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

по Конфуцию, именно такой человек и будет иметь высшее благо в «той» жизни. Греческий философ Платон заявлял, что тот, кто не прошел через Элевсинские мистерии, будет «в Аиде (в Аду) валяться в грязи [как свинья]». Конфуций предостерегал, фактически, о том же самом «Аиде».

И еще один момент, на котором нам следует остановиться. Суждение начинается со слов ци вэй жэнь. Здесь следует отвлечься и предупредить читателя, что существующий в подлинике порядок иероглифов не всегда будет соответствовать порядку следования слов в нашем переводе из-за необходимости соблюдения грамматических норм русского языка. Итак, ци вэй жэнь. А далее по тексту, – там, где мы видим уже завершение суждения, мы опять встречаем ту же самую фонетическую формулу: ци вэй (бэнь) Жэнь, в которой последний, уже известный нам, иероглиф – это омоним. То есть сначала заявлена как бы «безотносительная» или общая словесная формулировка «для всех», а затем – она же самая фонетически – передана уже в качестве истины «для человека Дао». И бесспорно то, что такой прием не случаен, и подобному способу украшения текста (или обогащения его смысла) ученик учился у своего Учителя.

Более того, вполне возможно, что именно это ци вэй жэнь («такие есть люди») – ци вэй Жэнь («такой есть корень человека-Жэнь») – как раз и есть то подлинное ядро суждения, которое осталось от Конфуция. Таких мест в Лунь юе – немало. Мы их просто не видим. Рассматривая этот конкретный пример можно попытаться сделать и некое обобщение. Подлинное – т. е. всё то, что происходит в самом человеке, – не видно снаружи, а значит, незаметно для окружающих людей. Ведь внешне у всех «всё одинаково». И такое заявление, как эхо или «послезвучание», перекликается с последними словами первого суждения Лунь юя, где сказано уже о Цзюнь цзы. Но и здесь тоже сказано о Цзюнь цзы. Цзюнь цзы – это заключительный этап Дао, но он – как следует из этого суждения – намертво привязан к этапу начальному – к Жэнь.

Как мы уже упоминали, иероглифический текст – это бездна понимания в сравнении с европейским буквенным аналогом. А сам Конфуций – блестящий виртуоз по созданию таких сокрытых смыслов. И эта его способность или природное качество до сих пор специально не исследовалось. По той простой причине, что Китай уже давно смотрит на свои иероглифы, как на некие европейские «буковки», пусть более сложные и красивые.

Причем, для комментаторов это такие странные «буквы», которые – в зависимости от конкретного желания «верхов» – можно «поменять местами» или даже полностью заменить одну на другую, что было невозможным для европейского буквенного письма. Сегодня, например, в Лунь юе буква «а» – это «а», а завтра или через 100 лет та же самая «а» – это уже «о» или даже редкое «ё», причем, тоже «самое настояще». Сегодня – это «уважение к старшим», а через столетия – уже «младший брат». Сегодня – «шалаш у могилы», а завтра – «охотничья собака»! И попробуй возразить! И попробуй разобраться в том, что хотел сказать Конфуций! И как мог рядовой читатель китайского средневековья знать про какие-то табуированные иероглифы? Этой «тайной» владели только избранные интеллектуалы. У одного и того же иероглифа Лунь юя в разных суждениях переводы различны (например, для иероглифа Жэнь или Вэнь), – так, как будто это совершенно разные знаки, (а значит, и разные первоначальные «картинки»!). Причем, новые значения этих иероглифов часто взяты «из головы», потому что подлинный смысл текста уже давно утрачен, а делать высказывание Учителя бессмысленным было нельзя.

Но это – и наша европейская беда тоже. Евангельский текст был доступен средневековому христианину только на слух, во время чтения священником отдельных евангельских «зачал» при богослужении. Более того, Евангелия столетиями звучали в церкви только по-латыни (а в России, уже позднее, по-церковнославянски), – на том языке, который никто из прихожан не понимал. Не то что греческий текст был доступен простому мирянину, но даже переводы на национальные языки Церковью запрещались, т. к. все они не были «священными». В России первый перевод Евангелия на русский язык появился только в середине XIX века, уже после Наполеона. Толкованием евангельского текста ведали исключительно богословы. Понимаемая ими по-своему (по-Павлу) проповедь Христа «окаменела» в веках, став нерушимым догматом Церкви. В результате, когда пришло время, и когда для мирянина, наконец, открылась возможность самому прочитать этот греческий текст и понять смысл слов Христа, – подлинной веры в Бога уже никто не имел. Евангелия перестали кого-либо интересовать, – в этом тексте стали видеть нечто очень примитивное. К этому времени в мире появились более привлекательные «игрушки».

Суждение 1.3

1.3. Почтенный (цзы) сказал (юэ): «За виртуозными (цяо, т.ж. «ма́стерский», «изысканный») речами (янь) и хмурым начальственным видом (лин сэ) редко (сянь) [скрывается] Жэнь».

И опять предлагаемый читателю перевод принципиально отличается от всех традиционных. Попробуем его обосновать. Логика установившегося понимания суждения отталкивается от того, что термин Жэнь означает «человеколюбие» или «гуманность». А следовательно, тот, кто старается выглядеть таким «человеколюбивым», должен напускать на себя «умильное выражение лица» (пер. И. И. Семененко), «притворное выражение лица» (пер. А. Е. Лукьянова), «приятную мину» (пер. В. П. Васильева).

Но вот какие главные значения этих иероглифов мы видим в Словаре. Лин – «приказ», «указание», устаревшее – «начальник», «приказывать» (БКРС № 15263 вм. № 3363); сэ – «иметь недовольный вид», «делать гримасу», «вымещать гнев» (БКРС № 12254). Но при этом в этой же статье Словаря, но только немного ниже, тот же иероглиф сэ имеет значение «делать довольную мину». Парадокс! Как это понять? Два взаимоисключающих значения для одного и того же иероглифа стоят рядом, ничуть не смущаясь такого нелепого соседства. И чем это можно объяснить? Кстати, и для иероглифа лин тоже появилось более позднее его значение – «хороший», «прекрасный», «добрый».

Соединив эти поздние значения для обоих иероглифов, получаем традиционный перевод выражения лин сэ, основанный на мнимом «человеколюбии»: «делать добрую, приятную мину [лица]». Кстати сказать, этот пример наглядно показывает, ка́к для особо важных целей (государственных, политических или идеологических) «белое» можно сделать «черным» и наоборот: известному иероглифу придается диаметрально противоположное значение. Но в таком случае – о каком его «графическом содержании» или о каком «смысле его рисунка» можно вообще вести речь?. Однако даже сам рисунок этого сегодняшнего иероглифа сэ похож на «чёрта», и разумный человек никогда не ошибется, глядя на его «устрашающий вид». Древние китайцы, в противоположность своим более поздним потомкам, четко отслеживали связь между графикой и смысловым содержанием иероглифа.

В качестве подтверждения правильности нашего