Старуха - Михаил Широкий

крышку погреба. Бросив туда беглый взгляд, ступил на ведшую вниз деревянную лесенку и стал спускаться. Пару минут его не было видно, слышались только какое-то шуршанье и глуховатый звон стекла. После чего раздалось невразумительное ругательство и приглушённый, почти неузнаваемый голос Димона:

– Миш, дай-ка мне фонарик. Он там, над стойкой висит.

Миша вошёл в сарай, пробежав глазами по увешанной всякой всячиной стене, увидел фонарь с продолговатой серебристой рукоятью и, взяв его, спустился вслед за напарником в погреб. Тот был достаточно просторен – метра три в длину и около двух в ширину, – однако всякому, оказавшемуся там, он казался тесным из-за высившихся вдоль стен грубых самодельных полок, сколоченных из крепких толстых досок и сплошь, почти впритык уставленных двух- и трёхлитровыми банками со всевозможными соленьями и вареньями. Весь дальний край помещения занимал отгороженный двумя досками угол, заполненный картошкой, пахучим сыроватым запахом которой был пропитан весь погреб. Правда, всё это было видно едва-едва – проникавший сверху свет, и так не слишком яркий, озарял лишь небольшой участок у входа в погреб, остальное же его пространство тонуло во мгле, плотневшей по мере удаления от люка и превращавшейся в дальнем углу в густой мрак.

Миша не стал углубляться в эту вязкую грязноватую тьму и, стоя возле лестницы, передал фонарь Димону, стоявшему возле банок и напряжённо, но, кажется, безуспешно вглядывавшемуся в их содержимое.

– Благодарю, – кивнул он, беря фонарь и включая его. – А то бабка сказала помидоров принести, а в этой темени хрен разберёшь, где что.

Миша боднул головой и слегка усмехнулся, глядя, как приятель, уже при свете, изучает длинный ряд пузатых банок, выбирая нужную ему.

– Ладно, – проговорил он немного погодя, – ищи свои помидоры, а я наверх. А то душновато тут как-то, – заметил он, чуть скривившись, и начал подниматься, спеша покинуть тёмное подземелье с его спёртым, застоявшимся воздухом.

Но в этот самый миг крышка погреба, словно опрокинутая чьей-то сильной рукой, с коротким резким стуком захлопнулась, погрузив помещение в почти полную темноту, так как свет Димонова фонаря был направлен в этот момент в глубину плотного баночного строя.

Миша, не успев ещё даже как следует удивиться, невольно подался назад, вниз, и чуть растерянно пробормотал:

– Это ещё что?

К нему немедленно присоединился Димон, тут же позабывший о помидорах и с раздосадованным видом приблизившийся к лестнице.

– Чё такое?

– Да вот, придурок этот приколоться решил, – сказал Миша, кивнув наверх. – Нашёл время шутки свои идиотские шутить.

Димон насупил брови, взглянул вверх и, направив туда же струю мутноватого бледно-жёлтого света, зычно выкрикнул:

– Алё, гараж! Ты там ваще охренел, что ли? Открой сейчас же!

В ответ не раздалось ни звука, ни шороха, ни вздоха. На поверхности царила полнейшая, совершенная тишина.

– Вот же дибилоид! – прошипел сквозь сцепленные зубы Димон и прибавил слово покрепче. – Послал бог недоумка на наши головы.

И, продолжая вполголоса сквернословить, он взобрался по лестнице наверх и попытался откинуть захлопнувшуюся крышку. Та не поддалась. Очевидно, её крепко придерживали с противоположной стороны. И у Димона не было никаких сомнений, кто именно это делает. Впрочем, тут и гадать особо нечего было.

– Слушай, Макс, пошутил и хватит, – стараясь держать себя в руках, произнёс Димон, хотя лёгкое дрожание в голосе выдавало его раздражение. – Мне сейчас не до твоих приколов. Настроение не то. Открывай давай!

Макс не откликнулся. По-прежнему ни единого звука не доносилось до оказавшихся в заточении друзей. Казалось, они остались в полном одиночестве.

– Слушай, ты, недоделанный! – уже не на шутку осердясь, воскликнул Димон, обращаясь к безмолвному проказнику. – Открой эту чёртову крышку! Я тебя пока по-хорошему прошу. Не доводи до греха. А то руки и ноги переломаю!

Но предполагаемый озорник молчал, будто воды в рот набравши. То ли не воспринимал Димоновы угрозы всерьёз, то ли, напротив, струхнул, что рассерженный приятель приведёт их в исполнение.

И тем самым ухудшал свою возможную участь, так как Димон, и без того пребывавший в прескверном расположении духа и явно не склонный в этом состоянии оценивать шутки, тем более такие глупые и примитивные, раздражался всё сильнее и после ещё одной безуспешной попытки откинуть запертую наглухо крышку, рявкнул что было мочи:

– А ну открой, урод!!! Открой сию же секунду! Я ж выберусь отсюда – по стенке тебя размажу. От тебя мокрое место останется. Ты меня знаешь!

И снова ноль реакции. Глубокая, не нарушаемая ни единым звуком тишина. Казалось, наверху, в сарае и около него, никого нет. Возможно, Макс просто отмалчивался. А может быть, испугавшись грозного тона и не менее грозных посулов товарища, предпочёл унести ноги.

– Вот же недоумок! – уже значительно тише, вероятно потеряв надежду докричаться до придурковатого друга, ругнулся Димон и ткнул кулаком в накрепко закрытую крышку. – Выберемся отсюда – прибью! Надолго меня запомнит, паршивец…

– Тихо! – вдруг оборвал его Миша, уже несколько мгновений с возраставшим беспокойством прислушивавшийся к непроницаемой, как казалось, тишине, царившей наверху.

Димон тут же умолк, и уже они оба услышали какую-то глухую возню, раздававшуюся над их головами. Как будто кто-то перетаскивал, с усилием волоча по полу, что-то тяжёлое и грузное. И остановилось это что-то аккурат над крышкой погреба, придавив её своей массой и окончательно отгородив узников от поверхности земли и лишив их всякой надежды выбраться наружу.

Но не это было самым страшным. Оторопели и окаменели от ужаса приятели, когда сверху до них донеслись до боли знакомые им частое нечленораздельное бормотанье и хриплый, дребезжащий смешок, через мгновение-другое заглохшие вдали.

XVI

Приятели посмотрели друг на друга. На обоих не было лица. Они всё поняли. Достигшие их слуха едва уловимые отзвуки старухиного голоса и её же язвительный смешок мгновенно всё им разъяснили. Это была не глупая шутка расшалившегося Макса, которого они поспешили обвинить и которому Димон сгоряча грозил ужасными карами. Всё оказалось гораздо серьёзнее и страшнее. Преследовавшие их таинственные нездешние силы заманили их наконец в ловушку, из которой им, похоже, было уже не вырваться. Всё то невероятное и непостижимое, что творилось с ними в последние дни, судя по всему, пришло к своему закономерному и неизбежному итогу, которого рано или поздно следовало ожидать. Ждать пришлось не слишком долго. Тот решительный и сокрушительный удар, в неотвратимости которого у друзей не было особых сомнений, обрушился на них внезапно и резко, когда они меньше всего этого ждали. Повергнув их в первые секунды, когда до них дошёл смысл совершившегося, в состояние глубокого шока.

Димон медленно, еле переставляя вдруг отяжелевшие ноги, спустился по лестнице