Жизнь и судьба Михаила Ходорковского - Наталья Точильникова

И тут же переходит к вопросу «Что делать?»

Программа состоит из семи пунктов:

1) «Осмыслить новую стратегию взаимодействия с государством. Государство и бюрократия – не синонимы. Пришло время спросить себя: «Что ты сделал для России?»

2) «Научиться искать правды в России, а не на Западе. Имидж в США и Европе – это очень хорошо. Однако он никогда не заменит уважения со стороны сограждан. Мы должны доказать – и в первую голову самим себе, – что мы не временщики, а постоянные люди на нашей, российской земле. Надо перестать пренебрегать – тем паче демонстративно – интересами страны и народа. Эти интересы – наши интересы».

3) «Отказаться от бессмысленных попыток поставить под сомнение легитимность президента. Независимо от того, нравится нам Владимир Путин или нет, пора осознать, что глава государства – не просто физическое лицо. Президент – это институт, гарантирующий целостность и стабильность страны».

4) «Оставить в прошлом космополитическое восприятие мира».

5) «Легитимировать приватизацию».

6) «Вложить деньги и мозги в создание принципиально новых общественных институций, не замаранных ложью прошлого. Создавать настоящие структуры гражданского общества, не думая о них как о сауне для приятного времяпрепровождения. Открыть двери для новых поколений. Привлекать к себе совестливых и талантливых людей, которые и составят основу новой элиты России».

7) «Чтобы изменить страну, нам самим надо измениться. Чтобы убедить Россию в необходимости и неизбежности либерального вектора развития, надо изжить комплексы и фобии минувшего десятилетия, да и всей муторной истории русского либерализма».

«Чтобы вернуть стране свободу, необходимо прежде всего поверить в нее самим», – пишет он в заключение.

Реакция на статью была просто ошеломляющая. На нее и сейчас, спустя шесть лет после публикации, около двух миллионов ссылок в интернете.

А тогда кто только не высказал мнение: от либералов до патриотов и коммунистов. Кто только не покритиковал, кто только не поспорил.

Такое впечатление, что общество было просто в шоке от того, что кто-то в прошлом весьма влиятельный вдруг заговорил с ним не на языке бюрократических штампов. Заговорил как один из них.

Либералы обиделись. Сочли отступничеством и покаянием в либерализме. Хотя ни того, ни другого в статье нет. Автор отрекается не от либерализма, а от методов, которые его дискредитировали.

Патриоты позлорадствовали: давно бы так, да поздно пить боржоми.

Станислав Белковский «покаялся» в том, что недооценил автора. Хотя, по моему скромному мнению, оклеветать и недооценить – не совсем одно и то же.

И все упрекнули автора в торговле за будущую свободу. Призывает же поддерживать Путина как легитимного президента. Но Ходорковский и до ареста делал реверансы в его сторону и называл себя государственником.

По-моему, наиболее адекватно статью оценил Леонид Невзлин, знавший автора многие годы: «Я воспринимаю это как продуманное, длительно подготавливаемое Михаилом выражение своих мыслей, которые он передумал, находясь в камере. Большая часть написанного мне известна с докамерных времен как его точка зрения. Некоторые вещи он просто не решался говорить, чтобы никого не обидеть, когда был на свободе. В этой же ситуации он, мне кажется, дал себе чуть больше послаблений. В принципе, ему несвойственно обсуждать публично третьих лиц и так жестко критиковать. В этой ситуации он себе это позволил. Но я считаю, что все, что он сказал, является его честной позицией. Я несколько раз перечитал материал и советую так сделать многим думающим людям, потому что впечатление по ходу перечитывания меняется…

У нас в России есть тенденция читать только заголовки, а потом на их основе делать суждения, реагируя не на материал, а на реакцию на материал. Первое мое ощущение было, действительно, – не покаяние ли это? Не сдача ли это позиций? В конце концов я пришел к выводу, что это честное, откровенное мыслеизъявление человека, который видит себя ответственным за судьбы страны. В каком-то смысле это можно назвать покаянием, но давайте скажем: это не пресмыкание перед властью. Это покаяние перед страной. А это разные вещи. Я не вижу ничего аморального, не вижу никакого предательства в том, чтобы человек такого масштаба, как Ходорковский, признал свои ошибки перед страной, перед людьми. Он называет вещи своими именами, с многими из которых я согласен. Некоторые – спорные для меня. Но полемизировать с человеком, когда он в камере, я не могу». [153]

Не менее адекватным, но со своей точки зрения, был Кремль. Статью тут же попытались дискредитировать. Замминистра юстиции Юрий Калинин заявил, что «в объяснительной записке, которую Ходорковский написал на имя начальника администрации СИЗО, он утверждает, что никакой статьи не писал и ничего через адвокатов не передавал».

Естественно, не писал, поскольку надиктовывал.

Адвокат Антон Дрель тут же еще раз подтвердил, что Ходорковский признает свое авторство.

Ни о какой торговле власти с Ходорковским речи ни шло вовсе. Более того – это одна из немногих его публикаций, после которой он не попал в штрафной изолятор.

«Власть носом учуяла две вещи, – писала Юлия Латынина. – Первая: такой текст – это не покаяние перед Кремлем, а заявка на политическое лидерство. Такой текст окончательно превращает Ходорковского в политзаключенного, и в этом смысле ничего более вызывающего Михаил Ходорковский просто не мог сделать». [154]

Часть IV Первое дело

Мифы о приватизации

1 октября 1992 года в оборот были выпущены приватизационные чеки, они же ваучеры, и началась приватизация.

Осенью чек можно было купить у метро или на автобусной остановке за бутылку водки. Потом они пошли по 4 – 4,5 тысячи рублей, а к зиме 1993-го вдвое превысили номинал в 10 тысяч рублей и продавались на бирже по 20 тысяч за ваучер и дороже.

По периметру торгового зала РТСБ (Российской Товарно-Сырьевой Биржи, где давно уже не торговали ни товарами, ни сырьем) за столиками сидели брокеры и занимались покупкой и продажей ваучеров, акций и прочих бумажек. Как в обменках.

Я помню, как покупатели и продавцы носили их пачками в здоровых полиэтиленовых сумках.

«МЕНАТЕП» накопил огромное количество ваучеров, и Михаил Ходорковский стал бессистемно скупать приватизируемые предприятия. Одним из первых приобретений стал магниево-титановый комбинат «АВИСМА».

«Итоги собрания на «АВИСМА» просто сенсационны, – писал «Коммерсант» в ноябре 1993-го. – Михаил Ходорковский (глава МФО «МЕНАТЕП») стал председателем совета директоров».

В феврале 1995-го Ходорковский вошел в комиссию по инвестиционным конкурсам, утвержденную министром экономики Евгением Ясиным. Странно, конечно, когда участник и организатор конкурса суть одно и то же лицо, но в комиссии были и конкуренты: например, Смоленский и Виноградов.

За «АВИСМОЙ» последовал Братский алюминиевый завод, Красноярский металлургический завод, Усть-Илимский лесопромышленный комплекс, предприятия целлюлозно-бумажной, химической, текстильной и пищевой промышленности. Покупали акции МГТС и ОРТ. Попытались даже купить кондитерскую фабрику «Красный Октябрь».

Не все шло гладко. Некоторые сделки сопровождались скандалами и арбитражными разбирательствами.

Итоги инвестиционного конкурса по продаже акций Братского алюминиевого завода были успешно оспорены в суде. Конкурс выиграло АО «Малахит», представлявшее интересы «МЕНАТЕПа». По мнению «Коммерсанта», претензии конкурентов были далеко не бесспорными, к тому же к моменту суда (за несколько месяцев) «Малахит» успел выполнить трехлетнюю инвестиционную программу и вложить в предприятие 18 миллионов долларов и 3,35 миллионов рублей. Эти деньги были потеряны. [155]

Ходорковский учтет этот печальный урок и будет многократно перепродавать акции купленных предприятий различным собственным фирмам. Спустя почти десять лет это поставят ему в вину и сочтут методом сокрытия преступления.

Но вернемся в свободный и лихой 1995-й.

Вместо Братского «МЕНАТЕП» купил 20% акций Красноярского металлургического завода (КраМЗа). «Для этого была разыграна простая, но изящная комбинация», – прокомментировал «Коммерсант» [156] . Дело в том, что в конкурсе приняли участие сразу две структуры банка: «Литмет» и «Стронмет».

Минимальный объем инвестиций был установлен в 50 миллиардов рублей. Компания «Литмет» предложила запредельную сумму в 210 миллиардов рублей, что гарантировало победу в конкурсе. Ее и объявили победителем.

Два с половиной месяца она выжидала и не подтверждала права на покупку акций. Тем временем выяснилось, что компания «Стронмет» заняла второе место, а главный конкурент банк «Российский кредит» – только третье. Тогда «Литмет» отказалась от акций, и они достались «Стронмету», но дешевле.

«Изящную комбинацию» поставили на поток. Бывало, в конкурсах участвовало и по три структуры «МЕНАТЕПа» одновременно, но с убывающими суммами заявок. В результате предприятия покупались по минимальной из предложенных цен. Даже термин появился «крышевая заявка» – та, что позволяет выиграть наверняка. Если можно было обойтись меньшей кровью, «крышевую заявку» отзывали.