Самая долгая ночь - Грег Кайзер

И тогда Река с размаху ее ударила. Звук пощечины ужалил Мауса. Аннье растерялась. Река повторила вопрос. За вопросом последовала пощечина. Аннье вскрикнула и попыталась прикрыть лицо. Однако Река схватила обе ее руки одной своей и прижала их к груди своей жертвы. Вопрос. Пощечина. За ней другая.

Однако Аннье ничего не говорила, хотя из носа у нее уже струилась кровь. Возможно, нацисты избивали ее сильнее, когда выпытывали у нее то, что хотели услышать.

Лицо Реки пылало гневом. Громко топая, она вышла вон из маленькой комнаты и оставила дверь распахнутой настежь. Маус смотрел, как Аннье тихо плачет на полу. Вскоре Река вернулась. В одной руке у нее был «люгер». Впрочем, сама рука была опущена и подрагивала. Она что-то крикнула Аннье по-голландски, и, когда та не ответила, Маус подумал, что Река сейчас приставит ей к виску пистолет и нажмет курок, но этого не произошло. Вместо этого она подошла к Аннье, приставила дуло к лицу девушки и заставила заглянуть в него, для чего схватила ее за подбородок и повернула к себе лицом. Она вновь что-то крикнула, на этот раз Маус понял одно слово по-голландски, — moeder, — потому что оно было очень похоже на слово mutter. Река вновь что-то выкрикнула, и в ее крике он снова различил слово moeder, а Аннье издала истошный вопль.

Маус услышал у себя за спиной какой-то звук и обернулся. В дверном проеме застыл Иоганнес. Он стоял, вытаращив глаза. Они стали такими огромными, что казалось, в любой момент вылезут из орбит и сольются в один общий глаз. Маус ухватился за дверь и поспешил ее захлопнуть. Иоганнес что-то крикнул ему из-за двери. Но Маус лишь повернул ключ в замочной скважине.

Аннье заговорила, вернее, то что-то шептала, то лепетала сквозь слезы, и все это время взгляд ее был устремлен в пол, а не на дуло «люгера». Она все говорила, и говорила, и говорила. Река слушала, присев рядом с ней на корточки. Пистолет она опустила, чтобы Аннье его не видела. Впрочем, рука по-прежнему продолжала подрагивать.

Река была сильная девушка, такой, как она, он еще ни разу не встречал. А еще она была красавица. С другой стороны, если это было нужно, она могла быть коварной, как змея.

Река выпрямилась и подошла к Маусу. Она посмотрела вниз, на пистолет, как будто только что заметила его у себя в руке. Маус осторожно вынул его из ее пальцев.

Она говорила теперь по-английски, причем довольно громко, чтобы он мог слышать то, что она говорит, а не только плач и лепет сжавшейся на полу предательницы. По ее словам, Аннье не выдала места, в котором они прячутся, а также ничего не сказала про Хенрика, в этом Река была почти уверена. Кроме того, Аннье не раскрыла СД их планов, но лишь потому, что сама ничего не знала. По словам Реки, она сказала немцам, что они собираются угнать поезд, а потом бежать из страны на лодках. Однако не сказала, когда и откуда.

В ту ночь возле Вестейндерплассен их выдала Аннье. Это она сообщила СД имя по крайней мере одного участника группы Сопротивления. Хенрик сообщил его ей, после того, как они однажды переспали друг с другом, доложила Река. Аннье также поклялась, что Мартин жив. Она пошла на это ради него и ради своей матери.

Река подняла взгляд на Мауса.

— По-моему, здесь нам ничего не грозит, но зарекаться не стоит.

— Ты молодчина, — произнес Маус. Его так и подмывало притянуть ее и прижать к себе, но внутренний голос подсказал ему, что этого делать лучше не стоит.

— Ни за что в жизни, — ответила Река, глядя на пол, и когда Маус проследил за ее взглядом, то увидел кровь. Кровь Аннье попала на руку Реки и несколько капель упали на пол. Маус подумал, что Река хочет сказать, что больше никогда не сделает ничего подобного.

— Когда немцы забрали моего отца, он произнес несколько слов из Танаха. Я запомнила их, и я нашла их целиком в Ветхом Завете миссис Ван Мипс. «Они идут по нашему следу, чтобы мы не могли ходить нашими дорогами. Наш конец близок, наши дни сочтены, ибо пришел наш конец». Так сказал мой отец, — она набрала полную грудь воздуха. — Я не позволю им этого сделать.

Маус вновь посмотрел на ее перепачканную кровью руку.

Река повернула в замке ключ, открыла дверь и вышла из комнаты. Еще миг, и дверь с громким стуком захлопнулась за ней.

Река привалилась к оклеенной обоями стене коридора и закрыла глаза. Сердце гулко стучало в груди.

Она заглянула в обезумевшие глаза Аннье и увидела в них нечто такое, чего не ожидала увидеть, страх. Аннье ее боялась. Но она не стала придавать этому особого значения.

Родителей уже не было в живых. Возможно, и Давида тоже. Тысячи имен прозвучали во время переклички на плацу в Вестерборке, и всех до одного уже нет в живых. И если чтобы положить этому конец требуется жестокость, так тому и быть.

Но почему именно я? В конце концов профессиональный убийца среди нас — Леонард. Я же, по идее, должна заниматься живописью, я должна влюбляться и любить.

Ей хотелось быть сильной, главным образом, для себя самой, и еще ради родителей, а еще немного — ради Леонарда. Но в тот день на Мейденстраат она не смогла даже швырнуть гранату в машину НСБ. Вместо нее это сделал Геррит, за что и поплатился жизнью.

— Прошу тебя, мама, помоги мне, — прошептала Река, мечтая, чтобы кто-то подсказал ей, что делать дальше.

Глава 14

Пятница, 23 апреля 1943 года.

— Больше ничего, герр гауптштурмфюрер, но я не прекращаю поисков, — доложил сотрудник крипо Мункхарт.

Пройсс положил трубку и потер лоб. Кожа под кончиками пальцев казалась шершавой.

Он посмотрел на тонкую папку с бумагами — это все, что они нашли ценного в магазине на Линденстраат. Больше там брать было нечего. Владелец магазина явно предпринял меры предосторожности или просто испугался. Или и то и другое одновременно. Из бумаг было непонятно, кто он такой.

Пройсс велел своим людям вытащить мать Аннье Виссер из ее дома на Ван Бреетстраат, однако всю дорогу до Ойтерпестраат, где ее бросили в камеру, она кричала, что ничего не знает. Затем он дал задание своим людям стучать во все двери на Линденстраат, чтобы выяснить, кто владелец магазина, но его люди вернулись ни с чем. Тогда он послал их назад, но уже с другой установкой к действию, приказав проявить хорошие манеры и даже пообещать вознаграждение — двести гульденов и пять пачек сигарет тому, кто сообщит нужную им информацию. На этот раз его люди по крайней мере вернулись с именем владельца — Хенрик Кейнинг.

Однако никто не знал, где этот самый Кейнинг живет. В списках евреев гестапо такого имени тоже не оказалось, и когда Пройсс позвонил в управление крипо на Марниксстраат, чтобы дать полицейским задание просмотреть их картотеку, в ответ он услышал отговорку — мол, у них и без того не хватает людей, не говоря уже о том, чтобы кому-то копаться в картотеке. И Пройсс был вынужден отправить на Марниксстраат собственного подчиненного, откомандированного ему в помощь сотрудника крипо Мункхарта, того самого толстошеего полицейского, который перевел ему сделанную дерьмом надпись в подвале дома, чтобы он изучил содержимое личных дел.

Мункхарт сумел откопать данные по Хенрику Кейнингу, который якобы жил при магазине на Линденстраат, однако, судя по всему, больше о нем ничего не было известно. По всей видимости, Кейнинг пользуется фальшивым удостоверением личности, живет по поддельным документам. Члены движения Сопротивления изготавливали эти фальшивки целыми партиями. Пройсс насмотрелся на эти бумажки, в огромных количествах извлекаемые из карманов евреев.

Он вновь взял телефонную трубку, затем подумал и положил на место, но тотчас передумал и вновь потянулся к аппарату. В следующий миг в трубке раздался щелчок коммутатора.

— Соедините меня с штурмбаннфюрером Цёпфом, — приказал он телефонистке.

С того самого момента, когда евреи ускользнули из-под его носа в магазине на Линденстраат, он боролся с искушением. Ему хотелось позвонить Цёпфу и рассказать ему свой секрет. Да, рассказать, но как? Что он ему сообщит? Что, мол, я раскрыл заговор, что заговорщики намеревались угнать поезд с моими евреями, но, прошу меня извинить, штурмбаннфюрер, они как песок, утекли между моих пальцев. И поскольку я провел слишком много времени, выслеживая их, то теперь мне ни за что не выполнить квоту за этот месяц? Да и за следующий тоже? Пройсс покачал головой и сказал:

— Отмените соединение.

С этими словами он положил трубку на место.

Когда же он поднял взгляд, рядом уже стоял Гискес. От неожиданности Пройсс поежился. Офицер абвера был в форме. На сером мундире — продетая в петлицу ленточка Железного креста второго класса, на левом кармане — лента медали за Зимнюю кампанию. Пройсс потянулся за сигаретой, закурил, вдохнул дым и жестом пригласил Гискеса сесть на свободный стул.