Утраченные звезды - Степан Янченко

Иван вырос здоровым, крепким мужиком и, отслужив свое время в десантных войсках, окончил институт и остался работать на своем заводе инженером. В этот же год привел в дом инженершу Софью, молчаливую, но деловую, разбитную труженицу.

И хотя в доме стало проживать три семейных поколения, мир продолжался под крылом бабушки Елены Ивановны. Но скоро появилась возможность расширить дом. В архитектуре города, однако, не разрешили расширение личного дома по данному месту, а предупредили, что надо готовиться на скорое расставание с домом, так как район начали застраивать многоэтажками.

И действительно, вскоре Шумеевы были разведены на три семьи по отдельным квартирам, а хорошую денежную компенсацию за дом, двор и сад Елена Ивановна разделила молодым — на две равные доли, а старикам было достаточно на жизнь пенсионного обеспечения: существовавшая кругом дешевизна много расходов у стариков не требовала.

И поначалу все шло хорошо и благополучно, разве только то, что члены былой дружной семьи превратились в обычных родственников и уже не садились за один общий стол и не обсуждали вместе общие житейские дела, теперь ходили друг к другу в гости, да оказывали помощь и поддержку, но это уже было все же как бы со стороны. Однако все постепенно перерождается в привычку, и все шло у них нормально, а совместные празднества и взаимная поддержка все-таки скрепляли родственные узы. И так шло, пока над привычной и признанной жизнью советских людей не закрутили разрушительные вихри враждебные, и над страной и над людской судьбой эти враждебные вихри безумно закружили и понесли жизнь черт-те знает куда.

С этого времени чредой пошли изменения в жизни, в первую очередь у молодых: сначала у них родилась дочь Людочка, и Софья временно прервала работу по декретному отпуску. Это событие вкладывалось еще в советские порядки и нормы и воспринималось с естественной радостью. Но дальше пошло по-новому, по неведомому. А это иное, новое проявилось в том, что и у Шумеевых стало происходить как у многих, — Иван стал являться домой с работы пьяным, а работал он теперь в каком-то кооперативе, хотя и при заводе.

— Не востребованы мои творческие, интеллектуальные способности, — оправдывался он перед женой и родителями, А там, где до этого его берегли и растили, — в рабочем коллективе и в обществе, — он оказался ненужным вместе со своими инженерными способностями. Так в один час изменился его статус человека и инженера — то он был встроен в общество, как его органическая клеточка, через которую шли все кровеносные сосуды этого живого, горячего общества, то вдруг оказался гороховым семенем, которое выщелкнули из общего стручка, — и прорастай сам, как знаешь.

В хмельном состоянии Иван на упреки жены отмалчивался и молча заваливался спать, утром каялся в слабости, а через день-другой повторял все то же. Постепенно пьянство Ивана вошло в систему, вмешательство и увещевание родителей не помогали, и все стали свыкаться с этим неизбежным семейным горем. Софья жизнь с пьяницей приняла как судьбу, а это и был слом судьбы, только не одного Ивана, а всех рабочих людей, слом, расчетливо уготованный и злонамеренно осуществленный силами коварства и корысти.

В дни просветления Иван становился милейшим и добрейшим человеком, и у Софьи тотчас в душе вырастали крылья. После таких незамутненных дней Иван опасался ходить на работу, так как страшился повторения полосы пьянства. Оказывается, это сразу повелось в коллективе какого-то дикого внутризаводского кооператива, а затем малого предприятия, которые жили на всем заводском. А тащить заводское легче всего соглашался человек с замутненным сознанием от непросыпного хмельного состояния. Кто-то невидимый хитро направлял и поддерживал этот процесс человеческого разложения. В такой коллектив, расчетливо и искусно морально изуродованный, и втянули Ивана как способного инженера, а чтобы это произошло незаметно для него, его использовали по совместительству с основной работой с двойным заработком — в цехе и в кооперативе. Но творческая мысль способного инженера-технолога натолкнулась на пустоту, и получилось так, что коль падать в пустоту, то проще в пьяном беспамятстве.

Но заметнее всего переворот общей жизни с ног на голову сказался на стариках. Сперва на глазах у всех осунулась и поблекла бабушка Елена — она чувствительнее всех ощутила, как рушились традиции и жизненный уклад трудового шумеевского рода и вообще морально-нравственные основы общественной жизни. Но совершенно неожиданно ее опередил муж. Дедушка Сергей умер скоропостижно и негаданно, крепился, крепился и вдруг споткнулся, как подстреленный, а, собственно, так оно и было — реформы капитализации отстреливали, пока всех не отстреляли, в первую очередь солдат войны, чтобы не штыковали реформаторские порядки.

Бабушка Елена Ивановна, отгоревав в одиночестве смерть мужа, еще больше ослабла и по общему решению перешла к внуку, где подросла и стала бегать правнучка, и бабушкин пригляд был ко времени. Две квартиры обменяли на одну трехкомнатную и оказались соседями Золотаревых. С приходом бабушки Иван некоторое время воздерживался от выпивок, и жизнь в молодой семье под присмотром бабушки, казалось, вступила в нормальный порядок.

Но не тут-то было — семейную жизнь, как и все другое, трепали и выворачивали реформы. Новое направление жизни, взявшее обратный ход, сколько его ни называй ходом вперед, требовало иных людей — с другими понятиями жизни и другим образом мыслей, и крепко ударило по роду Шумеевых.

Первый удар пришелся по Марье Сергеевне, от которого она оказалась в очереди на пособие по безработице. Затем от такого же удара едва увернулся ее муж Николай. Из-за износа машин и невозможности покупки новых и ремонта старых автобусов пошел на сокращение пассажирский автобусный парк, а вместе с этим стал сокращаться водительский персонал. Николая переправили в грузовое автохозяйство, но и грузовые перевозки таяли, как снег по весне, а за ними с каждым днем падали заработки шоферов, и не понять было, чьими стали государственные автомобили и автомобильные перевозки.

У молодых происходило то же самое. Для Софьи после декретного отпуска на прежнем месте работы дел не нашлось, формально оставаясь на работе, она ничего не получала, что означало вынужденный неоплачиваемый отпуск, за которым следовал добровольный уход с работы по собственному желанию. И молодые, здоровые люди, образованные, способные специалисты инженерного дела, по существу садились на скудные заработки родителей и на столько же скудную бабушкину пенсию.

Но жизнь не соглашается пребывать в неподвижности, ее закон — движение, хоть в обратном направлении, но — движение. И Шумеевых втянул в себя водоворот обратного мутного течения и выплеснул Софью за ворота завода, и надо было искать выход для продвижения жизни, а Людочка затем в жизнь и явилась. Тут и заработал инстинкт матери.

Софья поняла свои обязанности по защите существования семьи по-своему. Сняв на собственный риск остаток денег на сбережении от компенсации за дом, она наладилась на Москву, кстати, перед глазами уже были примеры.

— Сперва я привезла восемь пар женских зимних сапог и сама расторговала их на рынке, — рассказала Софья Татьяне Семеновне о начале своего торгового занятия. В ее голосе слышалась гордость за свою удачливость, вроде того, что эта торговая удача и сделала ее не то что счастливой, но деловой самостоятельной женщиной.

— От первой же операции у меня получилась прибыль, которая, как я тут же поняла, имеет такую природу, чтобы запускать ее в оборот для возрастания.

Софья, играя волоокими, темными глазами и вздрагивая тонкими бровями, говорила так, что она уже достаточно постигла все законы прибыли, которые двигают не только рычагами торговли, но и управляют поступками, характером торгового человека — героя рынка, — его мышлением и энергией. Наживаясь, прибыль как бы аккумулирует в себе человеческую энергию, становится уже двигателем, генератором этой энергии.

— Так я и сделала, — слегка прихвастнула далее Софья, поглаживая головку дочери, которую только что привела из детского сада Татьяна Семеновна, а завтра снова отведет ее в детский сад. — Я поехала второй и третий раз в столицу, а за ними установились регулярные поездки по мере надобности, — смеясь, хвалилась Софья своим утверждением в бизнесе. — Для меня такими лучами расходились реформы из столицы — короткими челночными операциями. Теперь они приносят мне прибыль не только для оборота, — и для накопления. Сейчас я могу привлекать себе помощников. Первым таким помощником стала свекровь Марья Сергеевна, пока я ездила за товарами в Москву, она торговала на рынке. Так что рыночные реформы для меня, можно сказать, определили курс жизни, или я его, этот свой курс, нашла в реформах.