Леон - Марина и Сергей Дяченко

гнев, не тоска, не отчаяние. Так мог бы говорить мертвец, поднятый некромантом для блиц-интервью.

– …в лотерею. Покупать это за свои деньги он никогда не стал бы. Он пошел на их… «семейное мероприятие», мне сказал, что ему просто любопытно… и будет забавно. У него там нашлись «сыновья», – голос дрогнул, – и «невестки», у каждой по орущему младенцу. Он признавался мне, что едва дотерпел эти два дня в общем доме, просто потому, что те, другие «члены семьи» заплатили по полной, он не хотел их подставлять… Вернулся злой. Написал разгромный отзыв на сайте, в смысле, на сайте «Семьи Надир»…

Прежде чем услышать свое имя, я уже знал, о чем речь. Осторожно выглянул из-за угла; на стене напротив, на розовом мраморе, висела телевизионная панель, и у женщины на экране было прикрыто лицо – размыто цифровой «маской», только ухо с крохотной сережкой то появлялось в четком изображении, то снова уходило в туман.

– …Через неделю я поняла, что он что-то от меня скрывает… переписку. Звонки. Эти люди нашли друг друга в реале, представляете? А еще через месяц он собрал маленький чемодан, и…

Я поискал, как выключить телевизор, но не нашел, и повернул обратно, благо сортир был огромный. Спохватился, вытащил телефон, чтобы звонить водителю, но женский голос не отпускал меня:

– …он сказал, что любовь нельзя купить! Какой цинизм, какая… ну что же. Я думала, ему подсунули сдобную молодку, и он ушел от меня к другой. Но… в той семье три поколения, «сыновья», «невестки», а он… вдовец. Ему нравится быть вдовым, понимаете? Для него я давно умерла…

– Возможно, вы преувеличиваете? – послышался мужской голос из-за кадра, вкрадчивый голос профессионального медиапровокатора.

– Нет! – От голоса женщины я содрогнулся. – Нет… это не все. Нам выдали… мне и двум дочкам… «компенсацию», скидка девяносто процентов. Я сказала «нет». А эти две… как сказать… мои родные дочери, в общем… сказали «да», пошли в «Семью Надир», каждая в свою… И через неделю они сказали: «Мама, мы были лишены настоящей любви с детства, вы с отцом лишили нас семьи»…

Я торопливо уходил. Вода в декоративных фонтанах, мягкая музыка из встроенных колонок наконец-то заглушили голос этой женщины. Неудачи случаются, я говорил об этом на каждой пресс-конференции, и все равно журналисты выискивали неудачников ради жареных новостей, и толпа чужих адвокатов каждый день билась о юридический департамент корпорации «Надир», как мухи о крепостную стену. Я привык относиться к этому спокойно.

Но женщина с мертвым голосом оказалась тараном, угодившим в уязвимое место, пробившим брешь в моей внутренней защите. Может, виной тому разговор накануне, или бессонная ночь, или все мои неясные предчувствия. Что-то случится; я потеряю Герду? Уж пусть лучше Микель навсегда превратит меня в собаку…

Я спустился к выходу из здания. Девушки на стойке заулыбались, проверяя мое настроение – вдруг я разрешу кому-нибудь сделать со мной селфи? Я покачал головой, натянул пониже кепку с длинным козырьком, поправил темные очки и вышел под солнце. Ничего не хотелось – только домой. Только снова увидеть Герду и убедиться, что она…

– Леон?

Я обернулся. Передо мной стояла женщина лет пятидесяти, рослая, поджарая, коротко стриженная, почти совсем седая. Она напомнила мне мать, и голос показался похожим – может быть, потому, что я много думал о доме?

– Мы знакомы? – спросил я с автоматической улыбкой.

И увидел сережку в ее ухе. Крохотную изящную сережку.

Она уронила легкий пиджак, который держала на сгибе локтя, и на свет явился пистолет в ее руке. Ничего больше не говоря, не проклиная, не грозя, она выстрелила мне в лицо – с трех шагов.

* * *

Мог ли я остановить эту пулю? Да.

Я мог бы уклониться, ведь боевые маги способны замедлять время. Я мог бы заклинить ее оружие, проще простого. Я мог бы превратить ее пулю в пчелу или бабочку, или даже плевок, летящий мне в лицо, создать почти столь же шумный информационный повод, но только без крови.

Даже когда горячий нос этой пули коснулся моего лба над переносицей – я мог ее остановить. Я мог отбросить ее, когда она пробила кожу и притронулась к черепу. Но я был заворожен справедливостью момента – справедливостью того, что происходит.

Правосудие, пусть без суда и приговора. Но красивое, выверенное, будто хорошо сбалансированный механизм. Эта женщина предъявила мне чек к оплате, и я, как честный коммерсант, обязан был заплатить.

* * *

«Леон Надир, основатель легендарного стартапа, ставший миллиардером в семнадцать лет, убит среди бела дня своей бывшей клиенткой. Накануне она разместила в социальной cети обвинение и декларацию о намерениях. Полиция не приняла мер, посчитав письмо женщины фейком. Шериф округа подал в отставку».

Такого холода я не чувствовал никогда прежде. Если я лежу в городском морге, зачем они включили телевизор у меня над ухом? Или, пока я лежу на цинковом столе, патологоанатомы столпились перед экраном в ожидании новостей? Но вот же я, ваша новость, я куда лучше картинки на экране. Сделайте тише, у меня болит простреленная башка…

Холодно. Несправедливо. Если я покойник – где мой покой?

«Как только что стало известно, тело Леона Надира украдено из прозекторской. Предполагается, это сделали фанаты эксцентричного бизнесмена. Полиция изъяла записи с камер…»

Что?!

И послышался голос, такой же ледяной, как эта прозекторская:

– Почему. Ты. Это. Сделал?

Я на том свете, подумал я обреченно. И покоя мне не будет после всего, что я натворил.

* * *

– Леон. Открой глаза. И отвечай быстро: почему?!

Я сидел в шезлонге, на плоской крыше, откуда была видна и долина, полная огней, и горы, и дымка над океаном. И было прохладно, ведь стояла ночь. Сухая прохлада. В сравнении с тем холодом – непередаваемое счастье.

Потом я увидел Герду, и мне сделалось не просто тепло, а жарко. Я попытался встать – но не сумел, мышцы не слушались. В руках, в ногах, в животе у меня жила память о холоде, но я уже знал, что через несколько минут – встану.

Герда куталась в одеяло. На ее коленях лежал планшет, а на лице отблеск экрана, но она не смотрела на монитор. Она смотрела на меня, и в ее взгляде было больше страха и жалости, чем мне хотелось бы.

– Со мной все хорошо, – сказал я Герде.

– Нет, – послышался отстраненный голос. – С тобой ничего не хорошо, Леон, наоборот. Почему ты это сделал?

Я едва узнал Микеля. И я клянусь – таким голосом