Свадьба Зейна. Сезон паломничества на Север. Бендер-шах - Ат-Тайиб Салих

Я поднял бич вверх и со свистом опустил его, будто резанул материю. Мохтар устоял, только заморгал глазами. Я стеганул второй раз. Слышу, он охает.

Всыпал ему третий раз — он попятился назад. От четвертого удара он зашатался. От пятого упал как подкошенный.

Люди стоят и слова вымолвить не могут. Дивятся, как это я, слабосильный хиляк Хамад Вад Халима, одолел грозного воителя и буйного богатыря Мохтара Вад Хасаб ар-Расула.

Скажу я тебе, я почувствовал себя в тот момент владыкой вселенной, повелителем ночи и дня. А что ж? Все мы были тогда детьми, старшему из нас едва минуло восемь годков. Стал я стегать всех подряд, направо и налево. Ну, подходи. Больше всего от меня досталось Вад Рахматулле и Вад Мифтаху аль-Хазне. Эх, мил-человек! Меня словно оседлали джинны. Я стал посреди круга и, словно лев на поверженную жертву, положил ногу на Мохтара, который лежал бездыханным трупом. Потом я понес какую-то околесицу — об этом мне рассказали потом твой дед и Бендер-шах. Это они сказали: «Ну, все. Хватит». Твой дед говорил мне: «Все. Теперь мы знаем, что ты мужчина». Бендер-шах ему возразил: «Если уж Вад Халима считает себя мужчиной, то пусть знает, что есть еще не такие мужчины». Не успел я подумать, как получил от Бендер-шаха удар в живот. После этого я уже не знаю, что было. Когда я очнулся, то увидел, что лежу на ангаребе[53] в доме Бендер-шаха, а рядом со мной лежит Мохтар. Боль такая, что упаси аллах! Я кричу, и Мохтар кричит: «Вай, вай, вай!»

5

«Михаймид!»

Михаймид обернулся на звук голоса и ответил: «Да!» Вад ар-Равваси удивился:

— Кому это ты говоришь?

Тут только Михаймид понял, что задремал и ответил на зов, с которым никто к нему не обращался.

Махджуб встал и пошел домой. По дороге в мечеть к ним завернул Абдель-Хафиз.

Вад ар-Равваси проговорил:

— Бедняга Махджуб, он совсем сдал.

С первого вечера на языке Михаймида вертелся вопрос. Но он не решался спросить, надеясь, что ответ придет сам собой. Он, Михаймид, тоже сломленный человек. Его сломили годы, сломила правительственная служба. Рано или поздно они спросят его. Скорее всего, спросит его Вад ар-Равваси. Он скажет: «Чего это ты ушел на пенсию до пенсионного возраста?» Михаймид ответит ему: «Меня уволили, потому что я не хожу на утреннюю молитву в мечеть». Вад ар-Равваси спросит: «Ты говоришь серьезно или шутишь?» Михаймид скажет: «У нас сейчас в Хартуме правительство религиозной партии. Премьер-министр ходит каждый день в мечеть на утреннюю молитву. Если ты не будешь молиться или будешь молиться один у себя дома, то тебя обвинят в нелояльности к правительству. И если отправят только на пенсию, то скажи еще спасибо».

Вад ар-Равваси удивится и воскликнет: «Ну и дела!»

Михаймид скажет: «Через год или два, а может быть, и через пять лет на смену придет другое правительство, возможно, не слишком религиозное или даже атеисты. Тогда, если ты будешь молиться у себя дома или в мечети, тебя опять-таки уволят на пенсию». Крайне удивленный, Вад ар-Равваси спросит его: «На каком же основании?» Михаймид спокойно ему ответит: «По обвинению в сговоре с прежним правительством». Они не поверят тогда своим ушам и в один голос воскликнут: «Ну и чудеса!»

Саид уже вышел из своей лавки и сидел возле Ат-Тахира Вад ар-Равваси. Михаймид лежал прямо на песке, ощущая щекой и ногами его прохладу. Неожиданно Саид проговорил:

— Да проклянет аллах сыновей Бакри. Пошли им, господь, всякого зла!

Михаймид не смог утерпеть и спросил:

— А что сделали сыновья Бакри?

В это время Саид Накормивший Голодных Женщин, призывавший на молитву, дошел до слов «спешите к спасению» и стал сбиваться и тарахтеть, как застрявший в песке грузовик. Он растягивал слоги там, где это не нужно, и, наоборот, проглатывал их, где надо читать нараспев, Вад ар-Равваси засмеялся:

— Накормивший Женщин сегодня совсем опозорился.

Абдель-Хафиз поднялся так решительно, что удивил Михаймида. Словно он хотел еще посидеть, но потом вдруг передумал. С тех пор как Михаймид вернулся в Вад Хамид, Абдель-Хафиз приходит каждый вечер и молча сидит. У него такой вид, словно он хочет попросить извинения или собирается открыть какую-то тайну.

Все эти мысли потонули в наступившем молчании. Саид сказал, отвечая на вопрос, о котором все уже успели забыть:

— Ат-Турейфи, сын Бакри, разыгрывает из себя Бендер-шаха.

Грозное имя поразило воображение Михаймида. Ему представился среди тьмы джинн-великан. Злые песчаные вихри окутывали великана в бесконечном мраке ночи, словно змееподобные лианы, обвивающие гигантскую пальму, у которой нет ни начала ни конца. Это имя было связано у Михаймида с вековечной печалью. Где и когда он слышал его раньше? Михаймид вспомнил некоего человека, нет, некое человекоподобное существо, возвышавшееся надо всем, словно оно соединяло пространство и время, прошлое и будущее. В руках оно держало длинный окровавленный бич. Может быть, это был тот самый?

За ужином Вад ар-Равваси и Саид, сменяя друг друга, поведали Михаймиду всю историю. Саид все время сердился. Вад ар-Равваси же рассказывал тоном человека, которого уже ничем не удивить. По их словам, все дело началось с земельной тяжбы. Ведь мать братьев Бакри — сестра Махджуба. Махджуб считал, что земля принадлежит ему. Но сыновья Бакри неожиданно выступили против него, несмотря на то что он — шейх, почтенный старец, а они — зеленая молодежь. Они повели с ним тяжбу, затаскали его по судам. Землю они потеряли, но власть Махджуба подточили. Они осмелились говорить громко то, что люди говорят тихонько или вовсе не говорят. В городе как будто только этого и ждали. Поползли слухи, раздались голоса недовольных. Ат-Турейфи стал выступать против Махджуба на собраниях и посиделках. Он говорил в присутствии самого Махджуба: «Когда шайка Махджуба и его приспешников отдаст бразды правления в Вад Хамиде другим? Это конченые люди. Довольно! Они терзали наш: город больше тридцати лет». Речи подобного рода злили Махджуба, но все, что он делал против сыновей Бакри, лишь еще больше подрывало его авторитет.

Вад ар-Равваси горестно вопрошал: «Что может сделать пожилой уважаемый человек, если его начнет задирать беспутный мальчишка? Если он его ударит, люди скажут: „Этот человек — недостойный, он обижает слабого“. А если он не даст отпора, люди скажут: „Этот жалкий человечишка не может справиться с сопливым мальчишкой“.

Саид сказал, что Махджуб был лидером в Вад Хамиде благодаря своим способностям, а также потому, что город „принимал“ его. У глагола „принимать“ и производных от него слов был огромный вес в глазах Махджуба и его компании. Они говорили, например, что такого-то человека „принимают“ или что такой-то „принимает“, и это звучало высшей похвалой с их стороны. Потом они внезапно увидели, что эти слова потеряли свой смысл: та таинственная и непостижимая сила, что заставляла сына покоряться отцу, жену — мужу, подчиненного — начальнику, младшего — старшему, в один прекрасный день перестала существовать. Словно жители города внезапно пробудились ото сна или, наоборот, увидели новый, невиданный сон. Люди стали смотреть на все другими глазами, и в этих взглядах отражались самые разнообразные чувства, кроме чувства „приятия“.

Вад ар-Равваси и Саид рассказали далее, что речи сыновей Бакри начали оказывать воздействие на умы и сердца людей, и в городе образовалась оппозиционная партия, которая стала расти и крепнуть. Ее сторонники провели сбор подписей под требованием о созыве собрания кооператива. Такого не случалось с тех пор, как кооператив был создан. Их целью было устранить Махджуба и его сторонников из руководства кооператива и из всех его комитетов, которыми они заправляли более тридцати лет. Махджуб, почти четверть века пользовавшийся неограниченной властью, внезапно очутился лицом к лицу с вад-хамидцами, потребовавшими от него отчета.

Дело кончилось созывом общего собрания под председательством главного инспектора по делам коопераций, который по случаю этого знаменательного дня приехал специально из Мерове[54]. По словам Вад ар-Равваси, первым выступил Ат-Турейфи, сын Бакри. Он зачитал длинную петицию, содержавшую все обвинения, которые только могли прийти ему в голову. Он обвинил Махджуба в коррупции, взяточничестве, хищениях, фаворитизме, некомпетентности, халатности и протекционизме! Один оратор сменял другого, и все они поддерживали обвинителя. Среди прочих выступили Сейф ад-Дин и Саид Сова — ныне Могучий Саид Накормивший Голодных Женщин. После собрания он устроил ужин для нового руководства. Конечно, он сразу стал казначеем. Поверишь ли, Михаймид, даже сыновья Махджуба голосовали против своего отца. А девчонки устроили в Вад Хамиде демонстрацию и кричали: „Долой Махджуба и шайку жуликов!“

Саид, сменивший Вад ар-Равваси, продолжал: