Изнанка. Том 2 - Самат Бейсембаев

что будешь все сам решать повзрослев. Нет, взрослые тоже ничего не решают. Взрослые вообще ничего не понимают. Все это за них делают обстоятельства, где соприкасаются совокупность чужих волеизлияний и чистой случайности. В этой случайности и порождается наше настоящее, где мы мерно существуем, день за днем заполняя свое пространство одним и тем же. Мы не хотим что-то решать; мы не хотим брать ответственность. Мы жаждем, чтобы нами управляли, отворачивая от этого глаза, потому что желаем окружить себя иллюзиями, и если кто-то вздумает их рушить словами, что мы должны получить свободу — мы приходим в свирепство, занимаемся безумием и клеймим. Никто не любит, когда ему напоминают, что слышен звук бряцанья его кандалов. Мы не хотим свободы, мы хотим думать, что свободны. Мы хотим ту свободу, что диктует чужая воля. Ваша свобода притесняет чужую. В животе заурчало, и я все-таки встал, чтобы выпить воды. Может это успокоить бренное тело. Несколько шагов и я у кувшина с водой; делаю глоток, другой. Думаю, здесь примерно двадцать два-двадцать пять квадратов. Раньше о таком не задумывался. Все-таки взрослею. И это не так уж и приятно происходит, как я полагал. Чувствую себя одиноким. Одним. Слабый свет пробивается с улицы сквозь занавески; тень от скудной мебели кончиком бросается на мои ступни; тьма становится отчетливее; темнота давит, углубляя тревогу. Может жениться? Он забрал ее, как забрал восхищение моих родителей. Моих родителей. Моих. Я видел это. Они мои родители, но желали его. Какая же она красивая. Эти мерцающие волосы окутывали, вызывающие желание приобнять, плечи. Интересно, это от природы такие локоны или какие-то манипуляции? Изящная шея; тонкие черты. Так, мысль, что сейчас пробралась в голову — ее нужно отбросить. Это пошло, это вульгарно, это неуважительно. Я не такой. У меня лишь чистые чувства. Если болел зуб, мама отводила к врачу. Сейчас нужно идти самому. А если болит душа? Зря я сегодня не купил себе вина, хотел же. Нет, я видел местных выпивох из нашего подъезда. Не хочу так. Неужели я обычный? Но ведь из другого мира прибыл с огромным багажом знаний. А если разобраться, то насколько полезны эти знания? Знаю, как водить транспорт, но как сделать этот транспорт? Знаю телефон, электричество, деньги, парацетамол, жвачку, компьютер, кеды, инстаграм, ручку, карандаш, вешалки, интернет, пистолет, футбол, утюг, салфетки, унитаз и многое, и многое. Но что дальше? Я знаю, как пользоваться, но не знаю, как создавать. Окончательно и основательно поправил простыню и лег. Остатки моего же тепла напомнили о себе. Неужели я обычный? Уснул… наконец!

* * *

— Что скажешь?

— Большой!

— И все? Ведь шедевр же.

— Да, красивый!

— Что совсем не впечатляет? — спросил он с горсткой досады.

— Да нет, вполне впечатляет. Просто я не понимаю, зачем он нужен.

Стоял я с архимагом, и смотрели мы на огромное мраморное изваяние раза в три больше оригинала. Каждая линия искусно повторяло каждое его очертание, а расправленная грудь, вздернутый подбородок и глаза без зрачков должны были внушать величие. Хотя стоит признать, что на мраморе немного приукрасили и изгладили некоторые изъяны наподобие непропорционально, хоть и немного, больших ушей. Впрочем, на этом можно и остановить упреки в сторону заказчика.

— Чтобы потомки знали, кем были их предки, — ответил он.

— А вам от этого что? Вам разве не безразлично, что будет после вашей…ну…смерти? — спросил прямолинейно с осторожностью.

— Любое живое существо стремится оставить после себя след. Поэтому-то женщины рожают детей. Так мы достигаем бессмертия, которое нам не дано. Вот этот, на первый взгляд, кусок камня не просто кусок камня, а запечатление в себе меня. Даже после своей смерти я буду продолжать жить в памяти потомков. Они будут называть своих детей моим именем; они будут говорить этим же детям, чтобы те старались, и, может быть, в один день станут, как великий архимаг Волкер.

— Не думал об этом в подобном ключе.

— Это потому, что ты еще молод. Будучи молодым, не задумываешься о будущем. Но придет время и тебя поразит этот недуг, — хмыкнул он, все также глядя на статую.

Все равно не понимаю, как можно быть одержимым тем, что будет после смерти. Тебя предадут земле или огню, немного погорюют, если таковы еще будут иметься, а затем забудут, прибегая к памяти о тебе, только если случиться повод. Все! Вслух этого я, конечно, озвучивать не стал. Пусть старик тешит себя своими страхами или желаниями, кому как, если ему от этого легче.

— Будучи молодым, думаешь о противоположном, — как-то неосознанно произнес я.

— Просвети меня, о чем же.

— О противоположном, — повторил я, — о жизни. Мы думаем о жизни: о том, как ее устроить; о том, как завоевать или отвоевать положение и прочем, и прочем.

— Хмм, — призадумался он. — Я и забыл уже, каково это быть молодым, а ведь сам совсем недавно думал о таких вещах. Иногда полезно поговорить, а не только давать распоряжения, с тем, кто еще юн: освежает память. Позволь спросить, раз уж зашла об этом тема, о чем же ты думаешь о жизни?

Прежде чем ответить на этот вопрос, я уловил доли секундный ступор, за который во мне пронеслись несколько мыслей. Очевидно, ответом было — я хочу стать архимагом; но стоило ли об этом говорить ему? Не увидит ли он в этом конкурента? А может, стоит сказать и это, наоборот, произведет эффект, где он воспримет меня своим наследником и сделает для этого усилия? Несомненно, было бы легче стать следующим архимагом с поддержки нынешнего. Рассудив и соблазнившись этим, избрал этот ответ.

— Хотелось бы стать архимагом.

— Бы? — повел он бровью.

— Хочу стать архимагом, — более твердо ответил я.

— Стремление, скажу я тебе, похвальное. Ты знаешь, что для этого нужно? — легкая улыбка коснулась его. — Осилишь?

— Да я же это…не собирался бросать вам вызов.

— Значит?

— Вы же… это, — указал я на изваяние скульптора.

— Неплохой план ты себе внушил, — рассмеялся он. — И открою тебе тайну, я верю, что тебе удастся задуманное. Только если, — сделал он небольшую паузу, чем меня напряг, — для начала обучишься вести беседы: не стоит указывать человеку, что сильнее тебя и чьё место ты хочешь занять на его смерть. Люди разные бывают. Ты не беспокойся, во мне нет обиды, но ведь не все такие же. Поверь, я всяких повидал. Будь осторожен, пока не достигнешь могущества, а когда его достигнешь, будь осторожен вдвойне.

— Благодарю за бесценный совет, — кивнул головой, подтверждая свою признательность.

— Кстати говоря, у меня даже