Темные изумрудные волны - Федор Московцев

Тут пророк с негодованием принялся упрекать пастуха в неблагодарности и, дернув себя за бороду, напомнил: «Не ты ли, пастух, в отчаянии умолял: „Проси, что хочешь!“?» В свое оправдание пастух заявил, что он опрометчиво принял нечестивца за святого, а святые, как всем известно, творят не только чудо, но имеют совесть. На что пророк не замедлил возразить: «Мудрость подсказывает: уговор дороже совести».

Пока они изощрялись в знании мудрых законов неба и земли, наступил вечер, потом ночь. Встревоженные коровы сгрудились и начали совещаться, что делать. Но сколько ни спорили, следуя примеру пастуха и святого, не могли принять решение. Тут бык врезался в середину и довольно недвусмысленно расхохотался: «Что делать? О боже, где еще найдутся такие дуры, которые при наступлении ночи не знали бы, что им делать!» И, выступив вперед, повел покорное стадо в гарем, именуемый сельчанами хлевом.

Тут только пророк счел уместным оглянуться, и, узрев опустевшее пастбище, он заподозрил противоестественную хитрость и разразился такой бранью, что пастух от изумления разинул рот. А раз он рот разинул, то язык начал делать свое дело — изверг такое, что все вокруг содрогнулось. Пророк, словно подкошенный, свалился и проворно закрыл уши, дабы зловонный поток не проник через них внутрь головы и не отравил бы мудрость, которую он много лет укладывал между мозгами правильной квадратной кладкой. Оставив поверженного врага корчиться на поле битвы, пастух поспешил в деревню и потребовал устроить празднование в честь не совсем обычно рожденных телят. И все согласились назвать одного — «Мудрость», ибо это была она, а второго — «Стойкий», ибо это был он… Что же касается дальнейшего, то с той поры пастух и пророк больше не встречались, ибо все между ними было досказано…

Катя разговорилась с Тинатин:

— Современное искусство по определению вторично. Я бы даже сказала: вызывающе вторично. Это даже не искусство, а производство товаров культурного назначения. Один мой знакомый сказал, что в мире всегда существует одинаковый запас мудрости и глупости. В наше время эти неизменные запасы равномерно распределены между обитателями перенаселенной планеты. Поэтому, в наше время не могут существовать выдающиеся гении, или, допустим, люди, способные на грандиозное злодейство. Вот искусство. Как в радиоигре «Угадай анекдот» — существует полторы тысячи основных анекдотов, все остальные — производные на их основе. Зная эти основные анекдоты, можно угадать эти производные. Ведущий с первых фраз угадывает то, что ему рассказывают по телефону слушатели. Точно так же в современном искусстве. Что называется, с первых трех нот, можно разгадать любую песню, любую книгу, любой фильм. Даже откровенный хлам удается рассортировать и раскидать по разноцветным бачкам. Хорошо, если вниманию публики представляют качественную перелицовку какого-нибудь шедевра. Это, я считаю, большая удача. Наверное, скоро будет так: весь известный материал пропустят через молекулярное сито, разложат на атомы, и из получившихся запчастей будут складывать что-то новое. Но это уже не творчество, а умение сложить конструктор. Так что я весьма сдержанно отношусь к своему творчеству. Хорошо бы пролезть в какой-нибудь женский журнал, поработать, а потом, набив руку, написать книгу. Андрюша…

Она кивнула в его сторону.

— …знает множество жутких историй. Хватит на несколько книг.

Выслушав её, Тинатин перевела свой взгляд на Андрея. От неожиданно энергичного взгляда её темно-карих миндалевидных глаз он вдруг часто заморгал. Она спросила:

— Почему, ребята, не женитесь? Свадьбу не сыграли, а уже вовсю живете. Как так можно делать?!

Иорам посмотрел на дочь и сказал ей строго:

— На себя посмотри: из дома убежала, тебе еще восемнадцати не было!

— О светлом будущем заранее заботилась, да?! — мгновенно откликнулась Тинатин. — Без греха как можно душу спасать?!

Андрей поспешил оторвать свой взгляд от её глаз, стараясь не смотреть ниже.

Анзор поднял свою рюмку и обратился к Иораму:

— Пусть желтый шайтан опрокинет в ад моё блюдо с горячим мясом, если хоть раз пожалею о том, что украл из дома почтенных людей неповторимую ценность! Спасибо тебе за твою дочь, — за мою жену.

Выпив, он подошел к тестю и трижды с ним облобызался.

Тинатин взяла с подноса серебряный кофейник, отражавший яркий свет уходящего дня, и налила себе кофе.

— Как поживает Василий Гурамович? — спросила она Катю. — Мы его ждали, а он в этот раз к нам не заехал.

Катя рассказала, что все у Василия прекрасно, сейчас у него в Москве гостят его двое детей от первого брака, приехавшие с Украины. Дела идут хорошо, он возглавляет фирму, торгующую медицинским оборудованием.

— Украина, Афганистан, Москва, — проворчал Иорам. — Носится по белу свету, точно сайгак по горным тропам.

— Как бы ни носился, все равно своими моржовыми усами за родной берег зацепится, — авторитетно заметил Анзор.

Тинатин зачерпнула серебряной ложечкой яблочное пюре, и поднесла её ко рту Автандила. Малыш проглотил пюре чуть ли не вместе с ложкой.

— С кем сейчас живет Василий? — продолжила Тинатин свои расспросы.

— С какой-то москвичкой, — ответила Катя.

— Вот он сюда приедет, мы его запрем в доме, обшарим все горные поселки, найдем ему молодую грузинку и женим на ней.

Тут Автандил, пытаясь выхватить ложку, промахнулся и ухватил маму за грудь.

— Вот какой ты хулиган! — стыдливо улыбнулась Тинатин.

И она поправила тонкую шелковую блузку на своей полной груди.

Заза упросил деда, чтобы тот покатал его на лошадке, и они направились на задний двор. Нина Алексеевна стала убирать грязную посуду. Катя сказала, что хочет прогуляться, и вышла из-за стола. Показав язык Автандилу, который тут же заулыбался, Андрей пошел следом за ней.

Розовые тени тонули в фиолетовом тумане, вырисовывались настороженные горы, легкая свежесть скользила по веткам. Сквозь них струились сумерки, высыпая из темно-синего кисета золотые звезды. Запахи душицы, лимонной мяты и медовой мелиссы наполняли влажный воздух.

В глубину сада принесла Катя свои сомнения. Она спросила резко, не желает ли её друг жениться на кавказской девушке. Они покладисты, хорошо готовят, и воспитаны в приличных домах как раз для благополучной семейной жизни.

— Кто тебе сказал эту ослиную мудрость: от крепких напитков девушки не пьянеют?!

— У меня что, нет глаз? Я видела, как смотрит на тебя Тинатин!

— Этим объясняется моё желание породниться с грузинским народом?

— Ты тоже смотрел на неё.

— С таким же вожделением, как на серебряный кофейник.

Она встала гордо, подбоченившись.

— Грудь — это то, что помещается в ладони. Все, что больше — вымя.

Андрей признался, что не разбирается в этом вопросе, и поблагодарил её за ликбез. В одном он уверен: Катина грудь — самая красивая на свете. Сказав это, он задрал её майку выше сосков и принялся страстно доказывать правоту своих слов. Она оттолкнула его:

— Я девушка серьёзная. Еще раз посмотришь в её сторону — убью!

Андрей заверил её, что его не интересуют неповторимые ценности дома Бараташвили, и что скорее кабан женится на сороке, чем он — о ужас! — женится на кавказской девушке.

— И вообще, — сказала она, поправляя майку, — ты меня соблазнил, поэтому обязан на мне жениться! Чем я хуже вертихвостки Тинатин, сбежавшей из дома, когда ей не было и восемнадцати?!

— Да легко! Опять же, для этого мне не придётся отменять ни одной намеченной на осень свадьбы…

— Я уже давно всё отменила, а ты ни одной не наметил, потому что продолжаешь высматривать свежее мясо.

— Не понимаю, о чём ты, — раздражённо ответил он. — Мне казалось, мы давно всё выяснили.

Она решила его помучить.

— Выяснили, что ты женишься, нарожаешь детишек, потом, когда жена станет неинтересной, начнешь засматриваться на молоденьких девочек, и, чтобы просто исполнить супружеский долг, одной жены тебе будет не хватать. Приступая к скучной обязанности, будешь представлять кого-нибудь из этих девочек — без этого не сможешь…

— Послушай, ты можешь остановиться?! Я не желаю знать, кто с тобой делился такими откровениями…

Приблизившись к нему вплотную, Катя сунула руку в передний карман его брюк. И крепко сжала… Он увидел её жесткий взгляд, а на её губах вдруг заиграла блуждающая улыбка.

— Я — Лев, — запомни это, Разгон. По гороскопу я хищница. Я не желаю тебя ни с кем делить. Обещай: в постели мы всегда будем вдвоём.

Он пообещал.

Она посмотрела на темнеющее небо и сказала:

— Скорей бы ночь. Надоела мне вся эта публика.

Во дворе уже зажглись светильники. Расцвеченный разноцветной подсветкой, тихо журчал водопад. Нина Алексеевна отправилась укладывать детей. Тинатин сидела рядом с мужем, Иорам рассказывал, как сошелся с нынешней своей женой.