Сафьяновая шкатулка - Сурен Даниелович Каспаров

Фриду.

Дверь слегка приотворилась, в проеме показалась голова Офелии.

— Входи, — сказала Нора. — В гостиной кто-нибудь есть?

— Никого. Мать в кухне, отец спустился за сигаретами. Ты куда-то собираешься?

— За город, — ответила Нора, застегивая пуговицы на платье.

— Опять с ним, конечно…

Она не назвала Фрида по имени. В этом доме его имя было под запретом.

Нора резко повернулась к ней. Офелия опасливо шагнула в сторону.

— Норка, ты что?

— Я сейчас задала… — голос у Норы дрогнул, — задала себе вопрос: я счастлива или нет? И не знала, как ответить.

— Нора, милая, прости, ты же знаешь, я немного с придурью!..

— Да, я счастлива! — сказала Нора рвущимся голосом. — Я счастлива, я самая счастливая женщина на свете, когда я возле Фрида, когда я могу смотреть на него, видеть, разговаривать, слышать его голос… Но стоит мне отойти от него и оказаться лицом к лицу с вами… — Она перевела дыхание. — Да неужели преступление — любить этого человека? За что же вы все мучаете меня?! Разве я совершаю что-то постыдное?

Она взяла сумочку и, даже не причесавшись, быстро пошла к двери.

— Нора! Ну что ты, Нора! — Офелия метнулась было вслед ей.

— Отстань!

На лестнице ей встретился отец и спросил мрачно:

— Ты куда это опять?

— Туда, куда мне надо! — ответила Нора и прошла мимо него.

Офелия вышла в гостиную.

— Куда она пошла? — спросил отец. — Опять к нему?

— К кому это, к нему? — огрызнулась Офелия.

— Ну к этому, как его там…

— К тому, к этому… Имени у него нет, что ли?

— Ну, ну, поговори еще! — погрозил пальцем старик. — Поговори у меня!.. А ну сбегай, посмотри, на углу машина дожидается?

— Вот уж чего мне не хватало — шпионить за другими! — взъелась Офелия. — Тебе надо, ты и сбегай!

— А ну живо! — прикрикнул старик.

Офелия чертыхнулась и вышла. На улице посмотрела в конец квартала: Нора как раз садилась в голубой «Москвич».

— Нет там никакой машины, она пешком пошла, наверно к подруге, — сказала Офелия, вернувшись в дом. — Можешь успокоиться!

…Ибрагим жил километрах в тридцати от города, в рабочем поселке. Широкая асфальтированная дорога тянулась вдоль берега моря. Солнце било прямо в лицо, слепя глаза, и Фриду пришлось опустить темный пластиковый щиток на ветровом стекле.

— Ну вот мы и на воле, — сказал Фрид, когда выехали из города. — А теперь скажи, отчего ты не в духе?

— Я?.. — Нора довольно ловко разыграла удивление. — Что ты, Фрид!

— И все-таки, что тебя расстроило? — настаивал он.

Нора рассмеялась.

— Фрид, милый, я никогда не думала, что у тебя мания преследования! Что с тобой?

— Ты угадала, у меня мания. И это давно, с тех пор, как мы вместе, — сказал Фрид. — Мне все время кажется, что тебе…

Он не успел договорить: Нора со смехом зажала ему рот ладонью.

— Сейчас аварию устрою, Фрид!

— Тогда поклянись, что у тебя все хорошо.

— Убавь, пожалуйста, скорость, ты едешь как бешеный, и я боюсь даже прикоснуться к тебе. — Фрид убавил скорость, Нора потянулась и поцеловала его в шею. — Знаешь, Фрид, клясться я не буду. Я скажу другое: когда ты возле меня, мне кажется, я вот-вот задохнусь от счастья. Я даже физически ощущаю его, оно, знаешь, вот так, волнами накатывается на меня… Каждую минуту, каждую минуту… Не успеет одна волна отхлынуть, как накатывается другая… Просто нечем становится дышать!

— А когда меня нет? — спросил Фрид без улыбки.

— Когда тебя нет?.. — Нора сморщила лоб, не зная, как ответить на этот трудный вопрос, поставленный с такой безжалостной прямотой. — Как это тебя нет?.. — схитрила Нора, оттягивая время: лгать она не могла (и в этом было ее несчастье), сказать правду — тоже. — Но так не бывает, чтобы тебя не было, Фрид! — нашлась она наконец. Это была полуправда, полуложь.

И Фрид понял это. Чтобы не мучить ее дальше, он сделал вид, будто принял все за правду. И сказал шутливо:

— Такие слова опасно говорить мужчине, когда он за рулем: непременно врежется в столб.

Но на душе его была горечь…

Это был одноэтажный особняк, затерявшийся в гуще деревьев и окруженный каменной стеной, в нескольких десятках шагов от моря. У ворот их встретили Ибрагим и Коробов. На небольшой асфальтированной площадке посреди двора стоял стол, накрытый белой скатертью, а на ветке молодого тутовника висела баранья тушка.

— Сара! — окликнул Ибрагим.

В дальнем углу двора возле мангала возилась жена Ибрагима. Увидев Фрида, уже сидевшего на кем-то подставленном стуле, Сара заторопилась к нему, на ходу вытирая фартуком лицо и руки.

— А это Нора-баджи, я про нее рассказывал тебе, — сказал Ибрагим.

— Да я уже поняла! — весело воскликнула Сара и, без лишних церемоний притянув к себе Нору, расцеловала ее в обе щеки. — Так будет лучше.

— А где Марина, дети? — спросил Фрид у Коробова.

Из дому вышла жена Коробова, рослая, склонная к полноте блондинка лет тридцати пяти. Она лишь издали кивнула Норе. Даже не подала руки. Столь неожиданно холодная встреча сперва больно уколола Нору, она не поняла, чем провинилась перед этой незнакомой женщиной. Лишь позднее, когда они разговорились, Марина призналась ей, что ее неприязнь была чисто интуитивной, еще до того, как познакомилась с