Сафьяновая шкатулка - Сурен Даниелович Каспаров

и остановился в растерянности: Нора в своем простом ситцевом халатике, забравшись с ногами на диван, читала книжку… При появлении Фрида она быстро спустила ноги и, одергивая халат на коленях, сказала, вероятно, первое, что пришло ей в голову:

— Дома я сказала, что у приятельницы заболела мать и я буду ночевать у нее.

Фрид опустился в кресло, медленно провел рукой по лицу, словно отгоняя наваждение. «Все остальное пустые слова, дешевое кокетничание с самим собой. Вот она правда, простая и необходимая, как вода и хлеб: у подруги заболела мать, она пошла ночевать туда. Все остальное вздор».

— Нора, но ведь это действительно безумие…

— Что же, мое безумие плюс твоя разумность… может, что-то путное и получится… Фрид, я не могу без тебя, пойми…

— Я тоже, — признался он. — Подойди ко мне.

Нора медленно заправила за ухо прядь выбившихся волос и медленно пошла к нему.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Они уже обо всем переговорили. Сказать друг другу больше нечего. Оставалось одно: молчать или встать и разойтись в разные стороны. Они выбрали молчание: ни у него, ни у нее недоставало духу встать и уйти — это оказалось не просто.

На противоположной стороне аллеи сидела на скамейке группа стариков пенсионеров.

Время от времени они оборачивались и с интересом поглядывали то на Нору, то на Славика, но больше на Нору.

— В прошлом году я был в Ереване, — сказал Славик, — там этих старичков называют садистами.

— Почему садистами? — не поняла Нора.

— Все время сидят в саду, потому и садисты. Смешно, правда?

— Не знаю… наверно, смешно, — сказала Нора.

— А почему не смеешься?

Нора не ответила.

Теплый ветер беззлобно завывал между деревьями, играл листвой, играл подолом Нориного платья.

— Вот старый хрыч, у него, наверно, семейная жизнь не удалась! — сказал Славик, показывая на одного из старичков, который сидел в стороне от остальных и пристально смотрел на Нору именно в тот момент, когда начинался очередной порыв ветра. — Он смотрит тебе прямо под юбку! Я сейчас поговорю с ним по-мужски! Хочешь, чтобы я поговорил с ним по-мужски?

— Нет, — сказала Нора.

— Но он же смотрит! Вот опять!

— Пусть себе смотрит.

— Для тебя же стараюсь. Ладно, уважим старость, пусть смотрит.

— Пойдем погуляем.

— Ты еще не все мне сказала?

— Все.

— Ну тогда пойдем. — Но вставать не собирался. После минутного молчания сказал: — Я всегда знал, что для тебя я — не настоящее, а что-то по-детски милое, этакое пионерское. И я готовил себя, все время готовил себя к сегодняшнему дню. И когда появился ОН, ты тоже поняла, что все, что было до него, было несерьезно, была красивая игра в чувства, а настоящее — вот оно. Послушай, пойдем от этого старого хрыча подальше, что-то он меня нервирует! Как будто мы виноваты, что у него не удалась семейная жизнь! Пошли!

Нора встала и пошла по аллее, Славик последовал за нею, время от времени сердито косясь на старичков.

— Между прочим, как поживает твой этот, как его, ну этот майонез Чорекчян? Как он? Перестал тыкать на свою сберкнижку?

— Он никогда и не тыкал на сберкнижку.

— Но он, наверно, держит сберкнижку во внутреннем кармане пиджака, у самого сердца.

— Будь у тебя книжка, ты бы тоже держал у сердца.

— Люблю, когда режут правду-матку! — Славик залился смехом.

Нора удивленно обернулась к нему:

— Слава, у тебя сегодня смех необычный, ты перестал икать.

Славик оборвал смех, сказал смущенно:

— Становлюсь взрослым.

— Не надо, Слава, милый, не надо.

— Становиться — это не значит стать, у меня впереди целая жизнь, еще успею.

В конце аллеи между деревьями показался громадный обод «чертова колеса» с разноцветными клетками. Он вертелся пустым. Нет, в двух клетках были люди.

— Покатаемся?

— Тебе очень хочется кататься?

— Всю жизнь мечтаю.

— Ну тогда пойдем, только не на колесо, а на качели.

— И то хлеб.

Слава пошел за билетами к кассе, а Нора — к барьеру, отделявшему площадку от качелей.

Там было четыре лодки на металлических прутьях. На крайней уже качалась парочка, девушка притворно-испуганно взвизгивала. Они выбрали среднюю лодку. Славик помог Норе подняться, потом раскачал лодку и вспрыгнул в нее.

С каждым новым взмахом лодка набирала высоту, взмывая все выше и выше. Волосы Норы трепались на встречном ветру, то отлетая назад, то прикрывая лицо. Площадка со всеми постройками, аттракционами, детьми то стремительно летела навстречу, то уходила все дальше вниз. А на соседней лодке визжала девушка, притворяясь, будто ей страшно. А впереди громадное «чертово колесо» медленно вращалось в воздухе, словно сорвавшееся с чудовищной колымаги; оно останавливалось и не могло остановиться. Площадка, дети, аттракционы, «чертово колесо», «чертово колесо», аттракционы, дети, площадка, площадка, дети…

— Тебе не страшно?

— Нет!

— Врешь, тебе страшно! А ты кричи. Ты кричи, визжи, будто ты сейчас упадешь, будто у тебя сейчас будет разрыв сердца. Видишь, как она кричит? Кричи и ты!

— Мне не страшно, мне хорошо!

— А почему же ты такая бледная?

— Мне не страшно!

Площадка, дети, аттракционы, «чертово