Пастыри чудовищ (СИ) - Кисель Елена Владимировна

— Последнем выходе, — продолжает Нэйш нежно. — В случае смерти хозяина…

Феникс воспламеняется, — бахает меня с размаху по голове продолжением. Перерождается, теряя своего человека. И это очень больно, но потом он опять становится птенцом, получает новую жизнь, новое предназначение…

Получает шанс.

Грызи смотрит в тень ограды и чеканит слово за словом:

— Может, ты забыл, но я не принимаю таких решений. И если ты только вздумаешь…

— Я? — удивляется Мясник. — С чего бы? Знаете, это даже как-то… не в моём характере.

Пухлик фыркает: «Ну да-а-а, конечно». Я кусаю губы и шарю своим Даром. И мысленно стряхиваю прилипчивый смешок из тени.

Потому что это в моем характере, вот почему. Обещала ж разобраться с этой мразью, Латурном. Нэйш там, в тени, молчит, но я прямо-таки слышу: эй, не хочешь попробовать освободить феникса? Простейший вариант. Минимум жертв. А?

Живодер в своем стиле, ну. Встряхиваю головой — а, да пошел ты в вир, работать надо. Печать греется на ладони, ловит подобие следа. След идет на запад, в леса.

— Нэйш, останься возле поместья, — выдает Грызи, — если Латурн вернется домой — силу не применять, ясно?

В тени обозначается ответный оскал: я тебя услышал, но всё равно сделаю, как захочу. Жаль, некогда метнуть в гада нож.

Грызи срывается с места и несется на запад. Мы с Пухликом поспеваем следом.

Дар ведет через пень-колоду, а след — кривой и путаный. Петляет по полям, тропам, тонет в ручьях, спотыкается о камни. Латурн мечется по всей округе как помешанный: забегает в рощу, потом идет по дороге, потом через луг…

Ругаюсь сквозь зубы, надеюсь, что Дар не вырубится в распоследний момент. Грызи время от времени призывает феникса. В небе ни отклика. Пухлик пыхтит и охает.

— С чего это ему вздумалось погулять такими зигзагами?

Потому что у Хмыря тараканы в башке. Как будто еще непонятно.

— Это не он, — досадливо отвечает Грызи. — Не Латурн. Он всего лишь повторял то, как двигался феникс. Пытался за ним угнаться…

А Фиант, значит, метался в небе как безумный.

— Феникс, стало быть, хотел от него удрать?

— Да. Пытался нарушить приказ… нарушить узы.

Грызи больше не говорит ничего, да оно и ясно. Фиант больше не может быть рядом с хозяином. Вот и пытается вырваться и отдалиться. Только вот узы между фениксом и хозяином нерушимы. Так что это бессмысленные попытки. Которые ни к чему хорошему не приведут.

И не приводят.

Мы часа четыре шаримся по уже ночному лесу с фонариками. Кое-где начинает попахивать гарью — верхушки деревьев обожжены. Потом след изгибается и начинает возвращаться к поместью Латурна, тьфу ты, да сколько можно. Только теперь он ровный, ведет по тропе через лес и не сворачивает.

— Сковал феникса приказом и двинулся в сторону поместья, — шепчет Грызи. — Феникс был в небесах, над ним… быстрее.

Вспышку мы видим, когда пробираемся по лесной дороге — где-то на полпути между деревней и хмыриным логовом. Огонь в небесах, на который мы несемся — и на дороге находим Латурна. Живого, перемазанного и с чуть подпаленными волосенками.

При нём фонарь из ракушек флектусов, и в синеватом свете Латурн выглядит по-покойницки.

— Он… он меня обжег, — шепчет Хмырь и тычет пальцем вверх. Там — подпаленные кроны деревьев и ночь. — Я… я только хотел уберечь его, защитить его… вернуть его, чтобы никто не посмел…

Феникса над нами не слышно и не видно. В ночном небе и не различишь, пока не загорится. Но он точно где-то здесь: чую без Дара.

— Вернуть его, — шлёпает губами Хмырь, потом спохватывается и обшаривает нас глазенками: — А что вы тут… зачем вы тут? Это вы, да? Вы что-то сделали с ним, это из-за вас…

Грызи выглядит так, будто сейчас удушит Хмыря хлыстом. Но говорит только:

— Помолчите-ка и послушайте. Вы довели Фианта до такого состояния, что он пытается от вас сбежать. Если попытаетесь сковать его приказом еще хоть раз — он постарается освободиться… по-своему. И если при этом причинит вред вам — сойдет с ума окончательно, и плохо будет всей округе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Вы лжете!

Ну да, с кем она говорить пытается.

— Фиант — мой феникс! — Латурн машет длиннющими руками, распяливает рот. — Он любит меня, он… со мной… со мной! Он бы никогда не причинил мне вред, это вы его натравили. И я… буду жаловаться, да! Вы навредили моему фениксу, вы пытались убить меня!

Это он уже мне. В памяти как на заказ всплывает светлая улыбочка Мясника. Как бы говорящая — эй, ты же знаешь, что в твоем характере, а?

Мысленно шлю Мясника в болото и делаю шаг вперед.

— Я и не начинала, скотина.

Хмырь заглядывает мне в глаза — и верещит на всю округу. Не успеваю выдернуть нож из ножен — как слышу свист крыльев. Неяркая точка в небесах разрастается в Фианта.

Феникс зависает у нас над головами — футах в двадцати. Неровно вспыхивающий и больной — сразу видно. Глаза — раскалённое золото. Хриплый, измученный крик. Бедняге тяжело далась эта погоня.

— Вот! — торжествует Латурн. — Не вынуждайте меня, ясно? Не смейте ко мне приближаться. Фиант защитит меня, так ведь, Фиант? Иначе — я предупреждаю… иди ко мне, Фиант, вот так, ближе…

Феникс начинает спускаться и тускнеть, только ни черта это ни хорошо. Видала я такие затишья у бешеных зверей. Придурок-Латурн ухудшает ситуацию изо всех сил.

— Да-да, вот так, ко мне, ко мне… — я прикидываю расстояние до феникса и тихо берусь за метательный нож на поясе. Хорошо б, Пухлик холодом прикрыл. — Ко мне, мой славный. Не смотри на них, не слушай их, они желают нам зла. Но мы сейчас уйдем, мы вернемся в поместье, и всё станет как прежде. Ты не покинешь меня, верно?

Феникс делает короткий рывок — и замирает в небе, будто на него сеть накинули. Вкрадчивую сеть из хозяйского тенорка.

— Нет, нет, не уходи больше, мой славный, иди ко мне, да, сюда, вот так… Прямо ко мне, мы сейчас уйдем отсюда, и мы больше не расстанемся…

Он будто веревку сматывает — и феникс спускается и спускается, как на привязи. Дергается — и покорно снижается опять. Дышу сквозь стиснутые зубы, пальцы — на теплой рукояти метательного ножа.

Если Грызи еще постоит и не вмешается — вмешаюсь я. Через миг… два…

Феникс замирает, когда Латурн выдает очередное:

— Мы пойдем в поместье… в поместье… и тебе там будет хорошо, никто тебе не помешает, никто не тронет. Ты будешь со мной, всегда со мной…

Лес вокруг вибрирует от высокого крика. Фиант камнем падает с воздуха, процветая пламенем. Хмырь не успевает еще испугаться — а феникс уже замирает. Остановленный горячечным шепотом: «Вместе!»

Грызи и Фиант теперь друг напротив друга. Она запрокинула голову. Он слегка поднялся и потускнел. Глаза в глаза — последняя попытка. Хмырь пытается ещё что-то блеять про своего феникса, но я только говорю:

— Заткнись, — а потом делаю жест Пухлику — всё, убалтывай.

Вдыхаю-выдыхаю, пытаюсь успокоить Дар, а то как бы не вырубиться. Послать в глотку Латурну атархэ хочется до зуда в пальцах, только вот там Грызи напротив феникса. Так что нельзя.

Пухлик обрабатывает Латурна, тот крутится, мямлит что-то непонятное. Не пытается взывать к фениксу. Далли навешивает на него в минуту столько — с ушей вилами надо сгружать. Про питомник, урядника, округу, клетки, фениксов, финансовые затруднения. Пока Хмырь пытается переварить это всё, Пухлик косится на Грызи. Застывшую в противоборстве с фениксом.

— Нам что делать? Её страховать, если вдруг полыхнет?

— Ага, — цежу сквозь зубы. — Затыкать этого. Её страховать. И разбираться с проблемами. Потому что сейчас они будут.

Взмахиваю ладонью с Знаком Следопыта. И поясняю, глядя на вопросительного Пухлика:

— Вилы и факелы.

* * *

Пухлик всё-таки умеет удивлять. Думала, сказанёт какое-нибудь ругательство. Но «Боженьки, ну вот опять» заставляет даже Хмыря приотвиснуть челюстью.

— Далеко они? — спрашивает Грызи углом рта.

— С милю.