Калейдоскоп - Даниэла Стил

— Саша, я же говорил тебе пару недель назад: мне нужно кое-куда съездить. Ты, должно быть, забыла. У мамы день рождения. Я пытался увильнуть — ничего не вышло. Все-таки юбилей — семьдесят лет.

Приедут оба его брата с женами и детьми. В таких случаях Джон всегда остро ощущал свою несостоятельность. Ему было нечего предъявить в качестве вещественного доказательства жизненного успеха. Зато братья являлись в окружении всего того, что непреложно доказывало: они не зря прожили жизнь и теперь могут похвастаться женами, чьи обручальные кольца сверкают сапфирами и бриллиантами, и ребятишками с разбитыми коленками и выпавшими молочными зубами, а старший племянник Джона успел окончить колледж.

Да, это будет нелегкий уик-энд. Но и не слишком неприятный. Джон любил своих братьев. С невестками дело обстояло несколько сложнее: он не очень-то находил с ними общий язык. Зато детишки — просто чудо!

Жалко, что он не может взять с собой Сашу. По мнению родителей, он даже в зрелом возрасте не имеет права явиться в их дом с женщиной, с которой не связан законным браком.

— Саш, в воскресенье я вернусь.

— Можешь не беспокоиться. — Она выпрямилась и грациозно спустила ноги на ковер. — Вечером в воскресенье у меня репетиция. И я не нуждаюсь в объедках со стола твоих родителей.

Она пришла в такое негодование, что утратила способность правильно подбирать слова.

— По-твоему, я — объедок?

Скорее всего она так и думает…

— Что ты носишься со своей родней — прямо какая-то святыня! Я же познакомила тебя с мамой, папой, тетей и бабушкой. Чем твои родители лучше моих? Или все дело в том, что я балерина?

Бросая ему эти обвинения, она металась по комнате — с развевающимися волосами, руки в карманах джинсов, русский акцент стал заметнее.

— Просто у них устарелые взгляды, только и всего.

И еще, добавил он про себя, они типичные уроженцы Бостона. С них хватило писательницы. Балерина — это уж чересчур. Мать ценит искусство, но лишь на сцене, а не в спальне своего сына.

— Они не понимают таких отношений, как наши.

— Я тоже. Вместе мы или нет?

Она стояла перед ним, как сказочный эльф — но эльф во гневе, отвергнутый его родными. Джон может ничего не говорить — она и так чувствует их предвзятое отношение.

— Конечно, мы вместе. Но так уж они воспитаны. Не способны понять женщину, если она не замужем или хотя бы не обручена.

И ведь она сама отказывала ему в этом. Не хотела себя связывать.

— Они считают меня безнравственной?

— Возможно. Скорее всего, просто предпочитают об этом не думать. Избегают прямой конфронтации, но… не одобряют. Как сын, я обязан понять их точку зрения. Саш, ведь они старики. Маме в воскресенье будет семьдесят, а отцу уже семьдесят девять. Им поздно вбивать в голову современные представления о морали.

— Не смеши. — Она снова заметалась по комнате и вдруг, остановившись в дверях кухни, бросила на Джона взгляд исподлобья. — Был бы ты мужчиной, взял бы меня с собой и заставил считаться с фактом моего существования.

— Лучше приглашу их в театр в следующий приезд. Может, ты произведешь на них неизгладимое впечатление. Как думаешь?

Саша подумала, а затем села на диван и начала натягивать кроссовки. Скверный признак. Так уже бывало не раз: они ссорились, и она в два часа ночи убегала.

— Что ты делаешь?

— Ухожу. Туда, где мне место.

Она злобно смотрела на Джона. Он вздохнул, так как ненавидел подобные сцены. Зато Саша чувствовала себя как рыба в воде. Возможно, они казались ей продолжением спектакля.

— Не преувеличивай. — Джон коснулся ее плеча. Она обратилась в камень. — У нас обоих есть в жизни что-то отдельное, свое. У тебя — работа, репетиции и друзья-танцовщики. У меня тоже работа и кое-какие обязательства. Например, перед родными.

— Не хочу слушать. Правда заключается в том, мистер Чепмен, что вы — настоящий сноб. — Она энергичным движением перебросила сумку через плечо. — Боитесь, что ваши родители меня не одобрят. А знаете что? Мне на это плевать! Можете подавиться своими «Мэйфлауэрами», плимутроками[1] и драгоценным Бостоном! Я не рвусь в ваше светское общество! Еще немного — и моя фамилия попадет в «Кто есть кто», ясно? А если вам и этого недостаточно…

Она сделала выразительный жест и метнулась к двери. И он впервые не остановил ее. К воскресенью остынет. А сейчас ее можно умиротворить лишь отказавшись от поездки.

— Мне очень жаль, Саш, что ты это так воспринимаешь.

Вместо ответа она хлопнула дверью. Джон со вздохом опустился на диван. Иногда Саша ведет себя как капризный ребенок. Весьма эгоистично. Он редко позволял себе ее критиковать, но все-таки… За весь вечер она ни разу не поинтересовалась его новым делом. Единственная попытка поговорить о его делах обернулась сварой.

Джон выключил свет в гостиной и лег спать, даже не составив стаканы в мойку. Утром это сделает уборщица.

Он долго лежал без сна, перебирая в памяти Сашины обвинения. Сноб… Его родители ни за что ее не примут… В каком-то смысле Саша права. Они посчитали бы ее недалекой, неуживчивой, не слишком интеллигентной. И, стало быть, недостаточно светской. Сам-то он не придавал этому значения, но для них это важно. Элоиза — совсем другое дело. Она не очень-то ладила с его матерью и считала братьев с женами большими занудами. Но она выросла в хорошей семье и окончила Йелльский университет. Ее образование и степень воспитанности не вызывали нареканий. Элоиза была умна, интеллигентна и очень остроумна. Правда, это не помогло ей стать хорошей женой. Совсем не помогло. И нельзя сказать, чтобы Саша внушала надежды такого рода. Может, позвонить ей — узнать, как доехала? Нет. Он слишком устал, чтобы поднимать шум, будить ее соседок и вымаливать прощение за то, что он едет повидаться с матерью в день юбилея. Вместо этого Джон зарылся лицом в подушку и заснул, а проснулся, только когда зазвонил будильник.

Он принял душ, побрился, сварил кофе, позавтракал и отправился на работу. В метро он вычитал в газете, что Элоиза осчастливила армию читателей новым бестселлером. Вот и слава Богу. Кроме этого, она ни на что не способна. Безмерно радуется каждому новому роману! Иногда Джон завидовал бывшей жене. Хорошо быть таким увлеченным, даже одержимым. Когда тебе нет дела до того, что происходит в твоей настоящей жизни. Джон любил свою работу, но нуждался в чем-то еще. Искал — и не находил. Это явилось еще одной причиной, почему его захватило дело Паттерсона. Здесь крылась какая-то загадка. Ни одно из его дел не приводило его в такое волнение.

Прежде всего он займется старшей, Хилари. Она его чем-то заинтриговала. Бог знает, что с ней случилось после того, как Артур бросил ее в Чарлстауне. Она сказала Артуру, что была в исправительной колонии в Джексонвилле, штат Флорида. Но как, когда и почему она туда попала? И что с ней было дальше? После той встречи она ни разу не предприняла попытки связаться с Паттерсоном. Словно сквозь землю провалилась. И вдруг — эта заметка в «Нью-Йорк таймс». Хилари Уолкер — преуспевающая деловая женщина из Си-Би-Эй. Но та ли это Хилари Уолкер? На сей счет Джон испытывал сильные сомнения.