Легенда о заячьем паприкаше - Енё Йожи Тершанский

облик по сравнению с остальными жильцами.

Вдоволь повеселившись над «копченым горе-фронтом», Андорфи выложил великую новость:

— Я слышал, что на третьей отсюда улице жильцы уже вступили в контакт с красными солдатами. Больше того, русские уже знают, что на улице Пантлика тоже нет врага. Но они хотят сперва как следует прочесать освобожденный участок, чтобы по ним не ударили с фланга. А уж тогда спокойно вступят сюда. Теперь жаль каждой капли крови.

Андорфи поведал свои новости собравшимся во дворе и перед домом жильцам, как вдруг из убежища появилась Вера Амурски, пожелавшая также услышать его рассказ.

Однако сообщение Андорфи лишь прибавило пылу истерическим стенаниям артистки.

— Я больше не выдержу! Пойми! — вскричала она, обращаясь к майору. — Если вы не поможете мне принять ванну, я сама устрою себе купание!

— Но где же ты хочешь принимать ванну, душа моя? — отозвался майор. — Квартира Безимени и для сортира не подходит — ужас, в каком состоянии оставила ее рабочая рота! Да и где взять воды на целую ванну? И дров, чтобы нагреть ее?

Дрова, принадлежавшие адвокату, все окрестные заборы, все древесные обломки, собранные на месте рухнувшего дома, — все это давно поглотили уже печки самих жильцов, госпиталя, немцев, рабочей роты. Да и воду — вернее, грязную жижу — приходилось нацеживать из уличной лужи да двух дальних колодцев, отстояв предварительно длинную очередь, то и дело вступающую в рукопашную.

Однако артистка не отступала.

— Уборку в мастерской обивщика мебели я беру на себя вместе с Аги. А вы с Янчи только воды достаньте. Хоть на полванны. Иначе, клянусь, я сойду с ума!

Безимени стоял у майора за спиной. Он сказал:

— Кадка-то цела, господин майор. Поставим ее на тележку мою и, пожалуй, за одну ездку привезем воды как раз на полванны.

— Янчи, вы душка, золото! — заверещала артистка.

И началась битва — битва за одну-единственную ванну. Волшебная улыбка артистки по-прежнему — имела здесь над всеми деспотическую власть.

Майор и Безимени, оттолкнув в сторону труп эсэсовского офицера и топориком освободив ото льда и смерзшейся грязи колеса тележки, водрузили на нее кадку и покатили к остаткам уличного озера. Количества грязной жижи, добытой ими из-под льда, оказалось недостаточно, и они пополнили ее жидкой грязью из колодца. Но в это месиво они набросали такое количество чистого льда и снега, что кадка наполнилась даже с верхом. За это время Аги и артистка с помощью лопат более или менее очистили невообразимо замусоренное жилище обивщика. Песком и снегом отскребли кое-как и ванну, так что ею уже можно было пользоваться. Оставался нерешенным лишь вопрос с дровами.

Между тем был уже поздний вечер. Они, все четверо, стояли во дворе, вокруг тележки.

— Откуда добыть дров? Или что пустить на дрова? — почесал вшивую бородку майор.

Безимени, почесывая вшивую голову, поглядел на тележку.

— Может, ее? Все равно уж на ладан дышит!

Над тележкой нависла смертельная опасность. Хозяин сам — в пылу служения артистке — осудил ее на смерть.

Топорик для скалывания льда висел на плече обивщика.

Тележка не взвизгнула: «О вы, неблагодарные! Убийцы! Так вот награда за безотказную мою службу — я гожусь еще в дело, а вы меня убиваете!..» Она покорно ждала своего конца.

Но тут майор сказал вдруг:

— Это дуб. Он только обугливается, но не горит. А сейчас еще весь водой пропитался. К тому же за то время, пока мы будем рубить тележку, можно стащить где-нибудь балку или доску.

Так и сделали. Артистка благополучно вымылась.

А тележка не только осталась цела, но и вернулась на исконное свое место — во двор дома номер девять по улице Пантлика.

Обстоятельства и мотивы популярности

Дому номер девять по улице Пантлика повезло еще раз в самый момент освобождения, ибо его избрало под штаб-квартиру советское командование, причем довольно высокого ранга.

Причиною послужило, без сомнения, то, что здание сравнительно мало пострадало.

События развивались стремительно.

Несколько дней спустя пала и Крепость.

И тут же среди развалин закипела работа: все перестраивалось либо строилось заново.

Место коменданта дома, майора, заняла именуемая теперь доверенным лицом дома старшая из сестер Андорфи. Впрочем, в первый же день выяснилось, что она вовсе не родня учителю музыки, зовут ее Магда Вермеш и что младшая сестра тоже не сестра, а всего лишь подруга старшей. А другие две беженки — родственницы Веры Амурски — оказались дальними родственницами домовладельца.

Люди быстро организовались, и закипела жаркая работа по приведению в порядок домов, улиц. Нужно было вызволить из руин, убрать бесчисленное множество трупов — и людей и лошадей. За этим встала задача наладить жизнь в квартирах, находившихся в ужасающем состоянии, и одновременно пусть с невероятным трудом, но обеспечить насущнейшие нужды людей — дать им кусок хлеба, воду, освещение.

В этом первом и самом тяжком сражении за жизнь нашей тележке с левым уклоном выпала грандиозная роль.

Тележка была нарасхват, ее популярность не знала границ.

Безимени и майор, в числе первых попавшие на общественные работы, трудились в совсем незнакомом месте, Аги уехала в деревню к родным.

У тележки не было больше хозяина. Она стала общим достоянием жильцов. Вопрос о пользовании ею обсуждался на специальных собраниях, ради этого была даже создана особая комиссия под председательством доверенного лица дома.

Если в прежние времена тележка наша была предметом вражды, недоброжелательства, интриг, то теперь сколько ревностной заботливости вызывала она у жильцов, какую жажду обладания вселяла в их души!

Необыкновенная жизнь требует столь же необычайного завершения. Так и тележка в самом расцвете славы удостоилась совершенно особенного конца.

Апофеоз тележки

В то время, когда в доме не было уже ни газа, ни электричества, артистке Вере Амурски неоценимую службу сослужила ее американская печурка, стоявшая в убежище и топившаяся керосином.

Беда была только в том, что горючее вышло, а где раздобыть его, никто не знал.

И вдруг — счастливая случайность: какой-то солдат приволок две большие канистры с керосином и поставил их на стоявшую в самом углу двора тележку. А сам исчез.

Но, увы, одна канистра в днище слегка протекала. Когда же солдат с размаху плюхнул ее на тележку, пробоина стала еще больше и керосин полился широкой струей.

Солдат этого не заметил.

Поздно вечером артистка вышла на балкон, чтобы подышать немного сладким и прохладным весенним воздухом. И выкурить сигарету.

Дом спал глубоким тихим сном. Артистка со свойственной ей беспечностью бросила горящий окурок вниз, во двор. Пафф! Горящий окурок, покружившись, угодил прямо на тележку. А в ней уже набралась порядочная лужа керосина из