Лампа паладина - Наталья Николаевна Александрова

состоится двадцать восьмого августа сего года.

Наилучшим местом для успешного наблюдения этого редчайшего явления будет четырнадцатый дом по Третьей Рождественской улице, особливо нумера пятнадцатый и девяносто второй. Господин Сковородников также рекомендует выбрать телескоп с увеличением от восьмого до двенадцатого».

Я ничего не поняла в этом объявлении, кроме того, что господин Сковородников увлекался астрономией… или астрологией. Что-то мне говорило, что прохождение Сатурна через Седьмой дом не имеет отношения к астрономии…

Тут из прихожей снова донесся громкий мяв.

Я выскочила в прихожую, с порога возмущенно крича:

– Трюфель, паршивец, опять? Я же тебя накормила до отвала! Неужели ты уже все сожрал?

Трюфель сидел над моей заветной лампой и громко мяукал.

– Опять ты ее вытащил! – рассердилась я. – Совершенно нет совести!

Трюфель взглянул на меня обиженно, видимо, совесть у него все же была.

Он снова мяукнул – но не так громко, зато очень выразительно, как будто хотел мне что-то сказать.

Я забрала у него лампу, и кот, как ни странно, сразу успокоился. Словно я сделала именно то, чего он хотел.

Я стояла с лампой в руках, думая, куда бы ее пристроить, чтобы вредный кот не добрался до нее.

И тут, как уже было прежде, мне невыносимо захотелось снова зажечь ее, снова почувствовать удивительный экзотический запах, увидеть таинственные картины…

В конце концов, почему бы и нет?

Я вернулась в комнату Ираиды, поставила лампу на стол, щелкнула зажигалкой и поднесла ее к фитильку… Зажигалку нашла у Ираиды в столе – дорогущую, золотую… Ну да, она же курила. Но что-то мне подсказывает, что теперь бросит, потому что с сердцем шутить нельзя.

Вспыхнул бледный огонек, и сразу же комнату заполнил экзотический запах южной ночи и увядающих цветов…

По стенам комнаты поплыли теневые картины – на этот раз они напоминали какие-то пейзажи или пасторали, а может быть, античные мифологические сюжеты…

И, как уже много раз до того, я перенеслась в другое место, а может быть, и в другое время.

Я находилась теперь не в подвальной комнате дореволюционного особняка, а в просторной, хотя и немного темноватой комнате большой квартиры.

Комната эта была обставлена красивой стариной мебелью. Я в таких вещах не разбираюсь, но даже я поняла, что мебель эта была антикварная, очень дорогая. А кроме того, тут и там были расставлены красивые старинные безделушки, фарфоровые статуэтки и всевозможные шкатулочки, а по стенам висели картины в резных рамах – пейзажи, пасторали, натюрморты… Картин было много, все стены завешаны почти до потолка, а потолки высоченные, я такие только в музее видела.

Я обратила внимание на одну небольшую картину – южный пейзаж, на заднем плане горы в дымке…

Потом я увидела двух людей.

Величественная старуха с прямой спиной листала фотоальбом, на лице было строгое недовольное выражение, а в дальнем углу комнаты сидел человек лет сорока пяти, может, и больше. Бледный, худой, с прилизанными блеклыми волосами, в темном, заметно поношенном костюме, он сидел, сложив руки на коленях, не сводя глаз со старухи.

Темный костюм, унылый вид – он чем-то напоминал сотрудника похоронного бюро. Однако судя по виду старухи, помирать она не собиралась.

Вдруг старуха подняла голову, словно к чему-то прислушиваясь, встала и вышла из комнаты.

И как только она вышла – бледный человек вскочил, подошел к стене и быстро снял с нее небольшую картину – голландский дворик, вымощенный красным кирпичом, посреди него женщина в длинной красной юбке, с корзиной овощей в руках.

Воровато оглянувшись на дверь, мужчина достал из-за пазухи другую картину, повесил ее на освободившееся место. С виду картина была точно такая же, тот же дворик, та же женщина с корзиной.

Мужчина отступил в сторону, внимательно оглядел картину, немного поправил и поспешно вернулся на прежнее место, спрятав первую картину за пазуху.

И едва он вернулся – дверь комнаты распахнулась, и вернулась прежняя старуха, но не одна.

С ней вошел высокий молодой мужчина с длинными волосами, собранными в хвост. Одет он был очень просто – джинсы, толстовка, и вид его совершенно не подходил к этой квартире с ее антиквариатом и картинами. Его хорошо представить в каком-нибудь баре, среди компании таких же, как он, личностей, попивающих пиво и разглагольствующих о кино и последнем романе Пелевина.

Он что-то оживленно говорил, обращаясь к старухе, потом заметил бледного мужчину, поздоровался с ним, сел к столу.

Хозяйка захлопотала вокруг стола, поставила чашки, заварной чайник, вазочку с конфетами (все это было очень красивое, наверняка старинное), ненадолго вышла и вернулась с чайником.

Она повернулась к бледному мужчине – должно быть, предложила ему чаю, но он отказался.

Тогда она села пить чай со своим длинноволосым гостем.

Они о чем-то разговаривали, старуха смеялась шуткам своего гостя, показывала ему фотографии из своего альбома.

Наконец чаепитие закончилось.

Молодой гость еще что-то сказал, поднялся, пошел к дверям.

Старуха вышла проводить его.

Бледный тип снова вскочил, подошел к застекленному шкафчику, достал из него рюмку розового хрусталя, вынул из своего кармана крошечный пузырек и накапал из него в рюмку, после чего снова вернулся на место.

Старуха вернулась.

Бледный тип что-то ей сказал, затем подошел к тому же шкафчику, достал ту же рюмку, что прошлый раз, затем накапал в нее из зеленого пузырька, видимо с лекарством, поднес рюмку старухе, подал ей.

Та благодарно кивнула, выпила содержимое рюмки, отдала рюмку бледнолицему…

И тут видение начало таять, как утренний туман, и наконец вовсе исчезло.

Я снова была в комнате Ираиды Павловны, а на пороге этой комнаты стоял Трюфель. Вот как он открыл дверь, интересно знать…

Кот принюхивался и поводил носом, усы его были распушены от волнения.

Наверное, его так взволновал запах, который издавала лампа.

Запах увядающих цветов, запах южной ночи…

Меня же волновало совсем другое.

До сих пор каждое видение, посланное лампой, предупреждало меня о неприятностях, которые могут случиться с кем-то из моих знакомых. Или со мной самой.

Но я не видела прежде никого из тех людей, которых сегодня показала мне лампа.

Ни старухи, ни двух мужчин…

А неприятности…

Неприятности явно подстерегали старуху. Больше чем просто неприятности…

Бледный тип, похожий на похоронщика, явно ее обкрадывал, подменял ее картины…

Мало того – он что-то ей подливал в лекарство…

Бедную женщину обкрадывают и травят, но я даже не знаю, кто она такая и как ей помочь…

Тут Трюфель снова мяукнул, напоминая о своем существовании.

Я вспомнила, что должна еще найти место, куда