Театр эллинского искусства - Александр Викторович Степанов

120. Статер из Посейдонии. 530–500 гг. до н. э. Серебро, диаметр 3 см. Берлин, Монетный кабинет. № BM18200332

Допустим, однако, что передо мной лежал бы рисунок этой сценки, и я не знал бы, что она срисована с метопы. Почему бы не решить, что это не Зевс с Герой, а просто какие-то супруги или любовники? В таком предположении я первый и усомнился бы: неужели обыкновенные эллины были столь величавы даже в моменты, предшествовавшие соитию?

В поведении Зевса чувствуется великолепная лень. Нет ни в его теле, ни в жесте ни одной вертикали или горизонтали. Он весь в наклонных линиях. По невыпрямленной левой руке видно, как не хочется ему вставать, и вот, оставаясь на месте, он посылает правую вверх к Гере, как призыв. Во внушенной ему самой Герой уверенности, что она не устоит, обнаженный его торс уже совершил наполовину поворот, который завершится, когда она пройдет спиной ко мне на ложе и усядется правее Зевса.

Гера же, напротив, вся в вертикалях. Гиматий она раскрывает перед Зевсом, словно театральный занавес. Светлое (выполненное из мрамора) левое предплечье богини вместе с поднятой рукой Зевса и падающими вниз складками гиматия образуют молчаливое восклицание. Эта вертикаль, в плоскости изображения разъединяющая супругов, одновременно выражает их согласие. За этой чертой Зевс видит вожделенное тело, которое ему предстоит освободить от хитона. Сладостно круглится под тонкими складочками грудь Геры. За нею — сердце, на биение которого надменное мраморное волоокое лицо не отзывается. В душе Зевса любовь, в душе Геры — расчет.

Ил. 121. Мастер Ниобид. Кратер. 460–450 гг. до н. э. Выс. 49 см. Лондон, Британский музей. № 1856,1213.1

По-прежнему изготовлявшиеся бронзовые статуэтки обнаженного Зевса-воителя изображают его действующим стихийно, то есть так, словно он не способен контролировать свое поведение. Но попробуйте-ка на лице размером с ноготь выразить осмысленную волю Молниевержца!

Представить агрессивный выпад как результат осмысленного намерения удалось неизвестному скульптору круга Каламида. Около 460 года до н. э. он создал большую бронзовую статую атакующего бога, которую нашли на римском корабле, затонувшем в километре от мыса Артемисион — северной точки острова Эвбея (ил. 119). Я, однако солидарен с теми, кто, вопреки авторитетному большинству, предполагает, что это статуя Посейдона, а не Зевса. Как до, так и после времени ее создания были в ходу монеты, на которых Посейдона, вооруженного трезубцем, изображали в такой позе (ил. 120). И это не единственный мой аргумент. Посмотрите, как выглядит перун Зевса в сцене создания Пандоры на кратере из Британского музея, расписанном в те же годы Мастером Ниобид (ил. 121). Перун требовал бы гораздо большего зазора между пальцами правой руки бога. Да и само это оружие выглядело бы в композиции высотой более двух метров чересчур массивно, отягощало бы энергичный силуэт бога. Перун же в виде букета молний, который изготовить в бронзе было бы нетрудно, нарушил бы строгость фигуры. Обратите внимание на то, как струятся пряди волос бога. Кажется, он только что поднялся из морской пучины. А ведь Зевса скульпторы предпочитали изображать с прической, открывавшей высокий лоб и с курчавой бородой. На идентификацию фигуры с Посейдоном косвенно указывает и место находки. Близ мыса Артемисион в 480 году до н. э. эллинам в первом крупном морском сражении с персами удалось сдержать натиск вражеского флота, превосходившего их и числом, и боевыми качествами кораблей, и опытностью экипажа. Геродот сообщает: услышав о том, что буря уничтожила множество персидских кораблей, «эллины сотворили молитвы и возлияния Посейдону-спасителю… С тех пор и до сего дня Посейдон у них называется спасителем»[326]. Может быть, римляне собирались увезти статую Посейдона-Сотера, стоявшую на мысу в честь этого события? Как только воображаешь в правой руке бога вместо перуна трезубец, все становится на свои места.

Ил. 122. Голова Зевса. Гемма. 2‐я четв. II в. до н. э. Карнелиан, выс. 2, 25 см. Берлин, Государственные музеи, Античное собрание. № 30073

Каков был лицом Фидиев грандиозный Зевс, восседавший на троне в своем храме в Олимпии, — об этом можно, наверно, судить по его профилю на очень красивой гемме второй четверти II века до н. э., хранящейся в Берлине (ил. 122). Светлый островок лица обрамлен извивным орнаментом густых темных волос. Почти отвесна линия высокого безмятежного лба и решительного носа. Из-под низкой брови глаз равнодушно взирает… на мир? нет, созерцает бесконечность. Самодостаточность. Невозмутимое бездействие. Ноль эмоций. Непроницаемость. На безукоризненно вертикальную шею, спереди скрытую окладистой бородой, падают сзади длинные пряди, перехваченные оливковой ветвью. Каменный лик только и живет энергией вьющихся локонов. Этот контраст заставляет вспомнить голову Медузы. Удивительно ли, что в 168 году до н. э., когда Эмилий Павел, победив Македонию, посетил Олимпию, его, по словам Тита Ливия, «до глубин потряс» Юпитер, «а посему велел он приготовить жертву богаче обыкновенной, как если бы собирался заклать ее на Капитолии»?[327]

Ил. 123. Голова Зевса из Отриколи. Римская реплика бюста IV в. до н. э. Мрамор, выс. 58 см. Ватикан, Музей Пио-Клементино, Ротонда, 3. № 257

К тому времени в средиземноморском ареале был уже широко известен другой тип Зевса, ныне лучше всего представленный колоссальной мраморной головой, найденной в 1782 году в Отриколи (ил. 123) — в шестидесяти километрах севернее Рима. Сначала находку ошибочно сочли копией Фидиева олимпийского Зевса. В действительности же она восходит к хрисоэлефантинной статуе Сераписа, созданной Бриаксисом для александрийского Серапеума[328]. Зевс из Отриколи отнюдь не замкнут в божественной непроницаемости. Голова едва заметно наклонена, немолодое утомленное лицо словно на наших глазах возникает в бурном ореоле мраморных, белых, словно седых волос, подобно солнцу, выглянувшему в просвет бурного неба. Взор несимметричных глаз направлен не на горизонт, а немного вниз, рот полуоткрыт. Тяжелую властность излучает этот лик, но ведь не бывает владык без подданных. В отличие от Фидиева колосса, это бог не космически-самодостаточный, а нуждающийся в поклонении и послушании не только эллинов, но и народов, покоренных Александром Великим. Таким ближневосточно-эллинистическим деспотом вошел Зевс в европейскую культуру в эпоху Просвещения. Таким рисуют и помнят Зевса студенты художественных учебных заведений всего мира.