Сон и явь. Перепутье (СИ) - Лин Брук

— Добро пожаловать, — слишком сдержано произносит папа.

Пожимает руку дедушке и приобнимает бабушку, слегка коснувшись щекой её щеки. Мы переглядываемся настороженно с мамой, чувствуя, что папа слишком сух с ними.

Дождавшись пока папа нас представит друг другу, мама тоже подходит к ним и приветствует объятиями. Но я вижу, как неуверенно и с опаской она это делает, будто боится, что её могут оттолкнуть. Но этого не случается, наоборот, её обнимают крепко в ответ.

После подхожу я, широко улыбаясь, обнимаю их, чтобы они почувствовали себя уютнее и не смущались папиной бесстрастности. Лиана делает тоже самое.

— Мы не знали, что вы любите, поэтому принесли небольшие подарки вам, — бабушка протягивает нам с сестрой два пакета.

— Можно посмотреть? — интересуюсь я у неё.

— Конечно.

Я заглядываю в пакет, достаю оттуда маленькую коробку, в которой спрятан браслет на тонкой цепочке и с нежно-голубым цветком по середине. Мне безумно нравится украшение, и я, не скрывая своей симпатии, благодарю их за столь красивый подарок.

Им явно приходятся по душе мои слова, и их глаза загораются искрой надежды, что всё пройдёт не с такой тяжестью, с которой настроен папа.

Мы приглашаем их к столу, и они садятся напротив нас с Лианой, папа с мамой во главе стола друг напротив друга. Мой взгляд падает на дедушку, и я испытываю крайне странные тёплые чувства к нему. Не могу воспринимать его так, будто вижу впервые. Ощущение, что между мной и ним и в самом деле был диалог на кладбище, и мы оба об этом знаем. Мне хочется его обнять и сказать, как я рада, что он нашёл в себе силы прийти к нам, но вместо этого я прячу взгляд в тарелке, чтобы не смущать никого.

— Признаться я удивлён, что вы проявили желание познакомиться с моей семьёй, — начинает разговор папа. — Что-то случилось? Всё хорошо со здоровьем?

Я шокировано смотрю на папу. По маминому взгляду вижу, что она хочет запустить в него что-нибудь тяжёлое, чтобы он перестал язвить. А бабушка с дедушкой будто теряются от такого вопросы и ищут правильные слова, чтобы не развязать спор.

— Ой, не хотите попробовать запеченную индейку? — спрашивает мама у бабушки. — Дионис старался, готовил.

Тереза, подхватив инициативу мамы сменить разговор, просит положить ей кусочек. Она отламывает кусок, кладёт в рот и с блаженством вздыхает.

— Это так же вкусно, как и тридцать лет назад, — нежно улыбается женщина.

— А это готовила мама, — говорю я, указывая на другое блюдо. — Уверена, вкуснее мусаки вы никогда не пробовали.

— Тогда я обязана это попробовать.

— И мне тоже положи, будь добра, — обращается дедушка к жене.

Но я опережаю их, и сама накладываю блюдо в их в тарелки.

— В итоге, ты стал поваром? — интересуется дедушка у папы, желая заговорить с ним.

— У меня не было времени на обучение, — ухмыляется папа. — Мне приходилось много работать и зарабатывать деньги.

Я вижу, как мама достаёт свой сотовый из кармана и что-то печатает на нём. Через пару секунд у папы на телефоне раздаётся сигнал, оповещающий о новом сообщении. Очевидно, мама написала ему отрезвляющее сообщение.

Меня забавляет и пугает данная ситуация одновременно. Смешно, как ведут себя мама с папой, словно подростки, один из которых норовит нарваться на неприятности, а второй старается его усмирить и сгладить острые углы. Но как бы там не было, я понимаю папу. Понимаю, какая большая обида таится в его сердце, и одним звонком и приездом это явно не излечится. И я знаю его, он никогда не упустит возможности уколоть человека за дело, но сделает это так тонко, что другому нечего будет ему ответить. Сейчас, это именно тот момент, и я надеюсь, что хоть таким образом проговаривая свои обиды, папе станет чуточку легче.

Тереза быстро меняет тему разговора, обратившись к маме.

— Это и в правду самая вкусная мусака, что я когда-либо пробовала, — произносит с наслаждением. — Прошу, поделись рецептом.

И только когда между мамой и бабушкой завязывается тёплый разговор, я замечаю, что папа будто начинает оттаивать и успокаивается.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вскоре, старшие обращаются к нам с Лианой, интересуясь, чем мы занимаемся и на кого учимся. Лиана с воодушевлением рассказывает о себе, а после я — о себе. И когда речь заходит о фотографии, дедушка интересуется:

— Ты где-то обучаешься?

— Меня знакомит с данной профессией мамина подруга — фотограф, — отвечаю я. — В дальнейшем, если вдохновит, то обязательно пойду на обучение в фотошколу.

— Дионис, я могу поговорить с Дианой, — обращается к папе дедушка. — Она как раз профессионально занимается обучением молодых фотографов.

— Если Марианна этого хочет, то Бога ради. Я не решаю за детей такие вопросы, — будто желая вновь его уколоть, отвечает папа.

Дедушка поворачивает голову в мою сторону и смотрит вопросительно.

— Я не хочу утруждать ни вас, ни Диану, у неё наверняка и без того много забот, — отвечаю я, хотя в глубине души надеюсь, что он настоит и позвонит ей, так как с радостью пройду обучение у этой женщины, вне зависимости от того, чья она мать.

— Я уверена, Диана будет рада такой неожиданной просьбе, — в разговор вступает бабушка. — Если вдруг у неё не будет времени, то её сын тоже сможет тебя чему-то обучить. Итан Майер, ты слышала о нём? Он один из лучших фотографов.

От упоминания его имени тело покрывается мурашками. Всё вокруг окутывается его энергией, и я будто слышу аромат его тела. Меня тут же бросает в сон, в дни, когда я училась в школе под их с Дианой руководством. Тогда между нами ещё ничего не было, но лёгкое волнение витало в воздухе. Какое было прекрасное чувство лёгкости и возвышенности. Ничего общего с реальностью.

Папа тут же переводит взгляд на меня и смотрит изучающе, ожидая моей реакции. Ещё у мистера Вернера он заметил нашу реакцию с Итаном друг на друга, и после его ухода поинтересовался, знакомы ли мы, но я соврала и сказала, что нет. Он не поверил, я это поняла сразу, но не стал настаивать на своих убеждениях и сразу перевёл тему разговора, за что я была ему очень благодарна в тот вечер. Меньше всего тогда мне хотелось объясняться и говорить. Хотелось глубже спрятаться в себя, укрыться одеялом и никого больше не видеть и не слышать.

— Я буду рада и признательна, если вы поговорите с Дианой, — отвечаю я, взяв себя в руки.

Решаю не произносить имени Итана, ибо мой голос содрогается при его упоминании.

Они обещают сегодня же позвонить Диане, и ещё пару часов мы сидим и общаемся на разные темы, в перерывах устраивая им экскурсию по нашему дому и выходя на свежий воздух, чтобы мужчины покурили, а мы попили чай во дворе.

Перед своим уходом, они приглашают нас к себе в гости в ближайшее время, и родители принимают их приглашение. Мы обнимаемся на прощание, и они уезжают. Мы с Лианой с трепетом смотрим на родителей, ожидая их вердикта.

— Это был хороший ужин, не так ли? — с таким же волнением, как и у нас, интересуется мама у папы.

— Да, всё прошло лучше, чем я предполагал.

— Признаться честно, я ждала больше надменности и пафоса, — добавляет мама.

Папа улыбается ей в ответ.

— Очевидно, они понимали, что находятся не в том положении, чтобы демонстрировать свою напыщенность.

— Хочется верить, что они такие не на время, — добавляю я, и Лиана поддерживает меня.

— Время покажет. Сложно делать выводы об этих людях после одной встречи. Но скажу одно. Если вы почувствуете, что с вами говорят свысока, отвечайте им достойно их поведению, — заявляет папа.

— Дионис, ты слишком плохого мнения о своих родителях. Они были очень милы с девочками, и это выглядело искренне и естественно, — мама кладёт руку папе на ладонь и улыбается ему.

— Я просто предупреждаю, чтобы девочки не позволяли ни им, ни кому-либо ещё говорить с ними в неподобающем тоне.

Мама с папой остаются обсуждать этот вечер, сидя на диване, Лиана устраивается удобно на кресле и включает телевизор, чтобы посмотреть очередное кино, а я иду за компьютер, чтобы посмотреть и изучить работы других фотографов, чтобы вдохновиться.