Сон и явь. Перепутье (СИ) - Лин Брук

— Значит, я не здоров. Я люблю тебя, и не могу адекватно воспринимать твоё внимание к другим мужчинам.

Я понимаю, что он делает всё, чтобы я оправдывалась и успокаивала его, а не наоборот, поэтому решаю больше ничего не говорить. Чем больше слов я произношу, тем глубже он копает мне яму. Неужели, так было всегда? Неужели я была так глупа и слепа? У меня не укладывается всё это в голове. И что я тогда идеализировала в наших отношениях? Чему хранила верность?

— Ты ничего не хочешь ответить мне? — спрашивает он, когда моё молчание затягивается.

— Нет, а должна? — я смотрю на него отчуждённо.

— То есть, факт твоего внимания к другому очевиден?

— Просто я не хочу тебя переубеждать. Мне не нравятся игры, в которые ты пытаешься заставить меня играть.

— Я просто хочу знать, что я в твоей жизни один! Хочу, чтобы ты меня успокоила, как ты делаешь это всегда.

— А кто меня успокоит, Лукас? Кто мне докажет, что я в твоей жизни одна?

— Это ведь очевидно. Ты центр моей вселенной. И я никогда не давал тебе повода во мне усомниться.

— А я, получается, давала повод усомниться во мне? — спрашиваю у него оскорблённо. — Ты и в самом деле не здоров.

— В тот день определённо дала.

Мне хочется влепить ему пощёчину за его наглость. Он смеет что-то говорить мне, когда у самого рыльце в пушку? Я делаю глубокий вдох и выдох, смотрю на него в недоумении и стараюсь держать себя в руках из последних сил.

— Боюсь представить, чтобы ты устроил, будь ты на моем месте в тот день, — усмехнувшись, я открываю дверь. — Ладно, думаю наш разговор окончен, я пойду.

— Стой, — он хватает меня за руку. — И что дальше? Будешь продолжать избегать меня?

— Да, пока не пойму, где правда, и чего я хочу.

— Что значит, чего ты хочешь? — он смотрит на меня настороженно.

— То и значит, Лукас. Ты ведь не думаешь, что тебе удалось внушить мне чувство вины и переключить моё внимание с Дженни на себя?

— Почему ты опять возвращаешься к ней? — он закатывает глаза.

— Потому что все мои вопросы, касаемо неё остались открытыми.

Я замечаю, что из дома выходит папа, одёргиваю руку Лукаса и выхожу из машины.

— Хорошего тебе дня, — говорю ему я.

— Я хотел провести этот день с тобой.

— А у меня другие планы на этот день, поэтому в следующий раз.

Попрощавшись с ним, я закрываю за собой дверь, точно зная, что Лукас не станет настаивать на своём и спокойно уедет. А в дальнейшем обязательно припомнит мне этот случай. Но я испытываю к этому огромное безразличие. Я не хочу видеть его, не хочу слушать и разговаривать. Ведь всё это приносит мне абсолютное разочарование. А я будто боюсь принять Лукаса таким, каким он открывается передо мной. Я стараюсь избежать встречи с настоящей реальностью и прячусь всё глубже в свой панцирь. Меня жутко пугают мои чувства к нему и происходящему. Они не имеют ничего общего с тем, что было до аварии.

— Куда уехал Лукас? — удивлённо спрашивает папа, провожая взглядом отъезжающую машину.

— У него дела. Проезжал мимо, решил увидеться, — рефлекторно вру в ответ и сгораю мысленно от стыда за свою ложь.

Я не хочу, чтобы родители попусту за меня переживали, поэтому в данном случае решаю, что лучше соврать.

— Жаль. А я думал пригласить его поехать с нами к мистеру Вернеру.

— Мы едем кушать самые вкусные гирос? — расплываюсь в улыбке.

— Именно. Проведём день с семьей.

Его предложение поднимает мне настроение. Я торопливо захожу в дом и иду переодеваться во что-то более красивое, соответствующее дню с семьей.

Через полчаса мы стоим перед фургоном старика, который обнимает нас и расспрашивает, как наше самочувствие, а после принимается готовить нам свои фирменные блюда.

Я осматриваюсь вокруг себя, мыслями возвращаясь в сон, когда Итан привёз меня сюда после съёмок на крыше. Закрываю на мгновение глаза и прокручиваю нашу встречу на повторе. На душе становится тепло, и я отбрасываю в сторону нашу утреннюю встречу с мужчиной. Кажется, моё сердце отказывается принимать не только реальность с Лукасом, но и с Итаном Майером тоже.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Мы садимся за стол, я рядом с Лианой, а родители напротив нас. Сначала говорим о поверхностном, обсуждая обстановку вокруг нас и приятную атмосферу, что создал мистер Вернер, но потом мама неожиданно становится серьёзнее и обращается ко мне:

— У вас с Лукасом какие-то проблемы? — спрашивает она, смотря прямо мне в глаза.

— С чего ты взяла? Всё у нас нормально.

— Ты лукавишь. Мы ведь видим, что что-то случилось.

— Он тебя обидел? — поддерживает разговор папа.

— Нет же. Просто после аварии я переосмыслила некоторые вещи, и теперь нам приходится работать над нашими отношениями. Лукасу это в новинку.

— Это из-за сна? — спрашивает мама.

Лиана с папой озадачено смотрят на меня. Сестра про сон вовсе ничего не знает, а папа знает крайне мало.

— Я увидела ту модель отношений, которая кажется мне идеальной. Разве это плохо? — уточняю я у неё.

— Если ты не требуешь невозможных вещей, таких, как звёзд с неба, то в этом нет ничего плохого, — отвечает она, мягко улыбнувшись.

— И я так думаю. Тем более, ты сама говорила, что мой сон мог быть неким знаком.

— О каком сне вообще речь? — вторгается в разговор Лиана.

Мне приходится рассказать ей и папе в общих чертах о сне, о местах, которые мне снились. Лишь избегаю рассказов об Итане.

— С ума сойти можно. И ты никогда раньше не бывала в этих местах, но они тебе приснились? — переспрашивает сестра после моего рассказа.

— Да. Это был крайне странный сон.

— Ты главное сильно не заигрывайся, — говорит папа. — Исправить что-то незначительное в отношениях — это дело хорошее, но если ты вздумала переделывать всего человека, чтобы сделать его своим идеалом, то брось эту затею или бросай человека.

— У них скоро свадьба, какой бросать. Тем более, Марианна так любит Лукаса, — отвечает за меня Лиана.

Я хочу посмотреть на неё, но не могу отвести глаз от папиного взгляда. Он всматривается в самую глубь меня, будто догадываясь, что я думаю и чувствую.

— Вы ещё мало что знаете о любви, — добавляет мама. — О влюблённости и страсти — много, о любви — ничего.

— А что тогда, по-твоему, у Марианны с Лукасом? — интересуется вместо меня Лиана.

— Хрусталь, который упадёт и разобьётся, если дунет ветер.

— По мне, так любовь и есть хрусталь, — отвечаю я. — И её нужно оберегать.

— Оберегать нужно сердца любимых, чтобы их не ранить. Но любовь, если она есть, то ни один ветер её не разобьёт.

— Ты считаешь, что я не люблю Лукаса?

— Вы думаете, что любите друг друга, и только в ваших руках сделать это правдой.

— А разве у вас с папой не была любовь с первого взгляда? — спрашивает Лиана.

— Мы были влюблены и ослеплены страстью. И когда ветер подул, мы превратили хрусталь в гранит и не дали никому разбить то, что мы зарождали, — отвечает вместо мамы папа.

— Получается, любовь — это не вспышка, а решение?

— Именно, — отвечает папа. — Очевидно, сейчас у вас подул ветер. И самое время решать, что делать с вашими чувствами — дать им разбиться или стать крепче.

Я молчу, анализируя их слова, пока Лиана вступает с ними в спор, пытаясь доказать, что любовь не требует работы над собой. Она либо есть, либо её нет. И быть честной, ещё пару месяцев назад, я бы поддерживала её, но сейчас понимаю, что два человека, переживших самые тёмные времена вместе и продолжающие тепло относится друг к другу, больше знают о любви, чем две девчонки, начитавшиеся об этом чувстве в романах.

— Мам, пап, — спрашиваю я. — А если все разобьётся, то что тогда?

— Решать тебе, — спокойно отвечает мама. — Либо собрать и выкинуть, либо пытаться склеивать до конца жизни в надежде, что из этого что-то выйдет.

— Почему ты вообще говоришь об этом? — спрашивает у меня Лиана. — Разве у вас проблемы с Лукасом?