Невинный монстр - Юминь Ян

всем салоне, на стенах, полу, у себя на руках.

Она с опаской взглянула на ладони, словно ожидая увидеть следы расправы.

– Это все выглядело так реально, что я поверила. Мне умереть хотелось из-за осознания того, что я сделала. И почему-то я… все это время думала о том, что бы в такой ситуации сделал Уильям.

Фред недолго молчал.

– Я попытаюсь выяснить, что это было, – уверенно сказал он.

– Да как ты это выяснишь! – вспылила Ронни. – Я с ума схожу от всего этого дерьма, и ты мне уже ничем не поможешь, уж извини!

Друг заметно опечалился.

Она моментально устыдилась.

– Прости, пожалуйста. Ты и так делаешь все, что можешь.

– Ничего страшного. – Фред махнул рукой. – Ты сейчас проходишь через такое, что не каждый бы остался в своем уме.

– Мы проходим, – поправила его Ронни. – Не только я. Остальным ребятам сейчас тоже непросто, не говоря уже об Уильяме и Эрхарде. – Она вздохнула. – Мне бы очень хотелось снова их увидеть.

– Увидим, – убедительно сказал Фред. – Добро всегда побеждает, помнишь?

Ронни покачала головой.

– В нашем случае нет ни добра, ни зла, и ты это прекрасно должен понимать.

– Да знаю, конечно, – раздосадовано ответил Фред. – Но все же хочется верить.

Ронни улыбнулась, но промолчала.

Себя на стороне добра она больше не видела.

– Может быть, – сказала она, – ты наконец расскажешь мне, что нам нужно сделать, чтобы вернуться в Лицей?

Она поймала себя на том, что с языка чуть не слетело слово «домой».

Фред немного подумал.

– Нет, – сказал он. – Давай позже. Например… Завтра. Утро вечера мудренее. И тебе нужно отдохнуть. О, кстати! Я тут нашел одну вещь.

Фред ловко вскочил на ноги, прошел в угол гостиной и с победоносной улыбкой вытащил из угла проигрыватель пластинок.

– Представляешь, он еще работает. И вот что, – он проделал несколько нехитрых манипуляций, – моя любимая песня.

Комнату наполнил приятный тихий треск, затем глубокий мужской голос с явным немецким акцентом запел что-то про любовь во время войны.

Ронни, заслушавшись, мысленно похвалила друга за умение отходить от темы.

Она на самом деле очень устала.

До утра оставалось не так много времени, но оно тянулось очень медленно. Ронни то проваливалась в сон, то просыпалась, но один лишь вид пусть затхлой, но своей гостиной и сидящего неподалеку с книгой Фреда приводил ее в чувство. Красивая песня, игравшая уже в двадцатый раз, дополняла по-домашнему уютную картину.

Почему-то все казалось правильным: и музыка, и умиротворенное лицо задремавшего Фреда, и непривычное ощущение спокойствия. Она давно – наверное, с того самого дня, когда все началось – не чувствовала себя так безмятежно, не ощущая боли, не думая о проблемах.

Все произошедшее и ждущее их впереди казалось далеким, не имеющим к ним никакого отношения; сейчас существовал только старый дом, тяжелый пыльный плед, Ронни и Фред.

Больше в этом мире не было ровным счетом ничего.

Когда за занавешенным окном посерело, Фред загасил лампу и отложил книгу в сторону. Ронни, снова скривившись от боли в плече, осторожно взглянула на рукав.

Он был порван. Края дырок были вымазаны кровью.

Ронни тихо выругалась и стянула толстовку, оставшись в одной тонкой майке. Холод моментально пробрал до костей, но она не обратила на это внимания. Левое плечо напоминало баклажан: синяк расползся по коже уродливым темно-фиолетовым пятном; под ним тремя неровными полосами горели длинные ссадины.

Ронни аккуратно надавила на них кончиками пальцев. Раны уже покрылись корочкой, но все еще болели.

– Ал, ты этого не видел? – недоуменно спросила она.

– Нет… – Фред заметно напрягся. – Где тебя так угораздило?..

– В автобусе, – усмехнулась Ронни.

Друг нахмурился.

– Быть не может.

– Может, Фред.

Стало холоднее. Ронни затряслась и поспешно надела толстовку обратно.

– Я сражалась с монстром. Я убила ребенка. Это не были галлюцинации. Это не могли быть галлюцинации.

Ком в горле странно булькнул.

Ронни почувствовала вкус ржавого железа.

– Я не уверен, но… – медленно проговорил Фред. – Может быть, случилось такое, что ты попала в какой-то круг, а я остался за его пределами. Такое бывает.

– Такое бывает?!

Ронни вскочила с дивана. Плед тяжело упал на пол. Непонятная злость заклокотала в груди.

– Это ты во всем виноват. Ты оставил меня там одну. Это из-за тебя я стала убийцей. Это…

Она резко осеклась. За окном мелькнула тень.

Через минуту раздался стук в дверь.

Ронни дернулась в ее сторону. Фред придержал ее за рукав, приложив палец к губам, и покачал головой.

– Молчи, – шепнул он. – И не шевелись.

Не говоря больше ни слова, они опустились на диван и затихли. Ронни напряженно взглянула на дверь. Некто сделал несколько шагов взад-вперед, – от каждого его движения крыльцо жалобно скрипело. За окном снова запрыгали тени.

Фред тихо слез с дивана и, прижавшись к стене, с опаской подошел к нему. По морщинам, моментально появившимся на его лбу, Ронни поняла, что удача повернулась к нми явно не лицом.

– Подойди, – бесшумно сказал Фред.

Ронни, неудачно вывернув раненую руку, как можно тише приблизилась к другу. Тот легко отодвинул занавеску и кивнул на отдаляющуюся от дома странно вытянутую фигуру.

– Я покупал у него те цветы, которые… Ну, ты помнишь, – стушевался Фред. – А после, когда мы отыскали вход в подземные коридоры, он следил за нами. Я видел его перед тем, как мы зашли туда.

– И ты мне не сказал? – снова закипела Ронни. – Тебе не кажется, что в последнее время у тебя стало слишком много секретов?..

– Не сейчас, – шикнул Фред. – Нам нужно уходить отсюда. Желательно так, чтобы не нарваться на него.

– Почему? – ядовито спросила Ронни. – Не хочешь сражаться?.. Ах да, постой. Я забыла. Ты же не умеешь.

Железа во рту стало больше.

– Хватит. – Фред крепко сжал ее запястье. – Это не ты говоришь.

– А кто? Кто, Ал? – горько поинтересовалась Ронни. – Ты же не сделал ровным счетом ничего…

Она не успела договорить.

Дверь с громким хрустом слетела с петель. Прямо рядом с ухом Фреда просвистела длинная острая игла, впечатавшись в щели между досками на стене. Он среагировал быстрее, чем смогла Ронни: схватив с подоконника огромный горшок с давным-давно погибшим растением, Фред замахнулся и швырнул его прямо в существо, человеческий облик которого уже успел растаять.

«Прямо как у того, из автобуса», – невольно подумала Ронни.

Горшок попал ему прямо в голову, – покрытый буро-зеленой коркой лоб раскололся надвое, наружу выступил вязкий охристый ихор. На глаза существа упали сухие куски застарелой земли. Оно завизжало и нелепо развернулось, врезавшись в дверной косяк.

Ронни покосилась на стоявшие