Повседневная жизнь советской коммуналки - Алексей Геннадиевич Митрофанов

руке впору. При отливке, известно, всегда какой ни на есть изъян случится. Ну, наплывчик выбежит, шадринки высыплит, вмятины тоже бывают, а чаще всего путцы под рукой путаются. Это пленочки так по-нашему зовутся. Чеканщику и приходится все эти изъяны подправить: наплывчики загладить, шадринки сбить, путцы срубить. Со стороны глядя, и то видишь – вовсе тонкое это дело, не всякой руке доступно.

Бронзировка да покраска проще кажутся, а изведай – узнаешь, что и тут всяких хитростей-тонкостей многонько.

А ведь все это к одному шло. Оно и выходит, что около каслинского фигурного литья, кроме художников, немало народу ходило. И набирался этот народ из того десятка, какой не от всякой сотни поставишь».

После революции профиль завода по большому счету не менялся. Разве что несколько подкорректировалась идеология. Ангелы, царские бюсты и распятия уступили место новым героям – спортсменам и буденновцам. И мясорубкам.

Таким образом практически каждый житель советской коммуналки обладал произведением искусства высшего разряда. Правда, немногие об этом знали. Вертели мясо, прочий фарш. Чертыхались, если он не вылезал из круглых дырочек рядом с ножом, начинали вертеть ручку обратно. Фарш поднимался вверх, его прокручивали еще раз – и так, пока все не уйдет из мясорубки. Подобное случалось либо когда мясо было слишком жилистым, либо при тупых ножах, либо когда в раструб мясорубки пытались запихнуть очень много крупных кусков мяса.

В каслинских мясорубках терли ягоды на заготовки, отжимали облепиху, делали тесто для домашнего печенья, крутили начинки к пирогам, хлеб на котлеты, селедку для паштета, овощи. Гурманы пропускали раковые шейки, благо раки в коммунальную эпоху были вполне доступны – иди да лови.

Архангельская мемуаристка Т. Смирнова, будучи в Великую Отечественную войну маленькой девочкой, писала о тех непростых годах: «Ели мы в войну морскую капусту. Это водоросли, из которых добывают йод. Капусту эту надо было молоть на мясорубке – противные скользкие зеленые и желтые плети втягивались в мясорубку, извиваясь. Потом из них надо было как-то вымочить йод. Я есть их не смогла».

Дырочки же, из которых шла «готовая продукция», время от времени прочищали простой серной спичкой – она идеально подходила к этому диаметру.

Прекращение же производства этого девайса произошло из-за резкого роста цен на пищевое олово. Новые расценки делали каслинскую мясорубку сопоставимой по розничному чеку с электрической мясорубкой китайского производства. То есть полностью неконкурентоспособной.

Но перед этим мясорубка подарила стране своего рода прощальный аккорд. В 1981 году, когда СССР, уже практически избавившийся от коммуналок, дружно распевал песню Аллы Пугачевой «Старинные часы», именно этот девайс послужил музой для народной пародии на припев этой песни:

Фарш невозможно провернуть назад,

И мясо из котлет не восстановишь.

Если кто забыл, в оригинале было так:

Жизнь невозможно повернуть назад,

И время ни на миг не остановишь.

* * *

И, разумеется, не обходилось без авоськи. В ней приносили продукты домой, она была символом одновременно и достатка, и недоступности еды. Эти дырчатые сумочки, сплетенные по большей части на многочисленных заводах Всесоюзного общества слепых, были самой популярной тарой для доставки продуктов питания на коммунальную кухню. Стандартная авоська состояла из 336 клеток (14 рядов, в каждом по 24 ячейки) и была способна выдерживать груз весом 70 килограммов.

Принято считать, что это слово «авоська» впервые озвучил Аркадий Райкин, а придумал писатель Владимир Поляков, автор сценария к таким культовым фильмам, как «Карнавальная ночь», «Мы с вами где-то встречались» и «Девушка с гитарой». Именно он сочинил для Аркадия Исааковича монолог, в котором скромный советский дядечка с авоськой, явно коммунальный житель, показывал зрителям сумочку и говорил: «А это авоська. Авось-ка я что-нибудь в ней принесу…»

Шел 1935 год.

Миф о сталинском изобилии, естественно, не более чем миф. Дефицит существовал и в то время. Поэт Вадим Шефнер писал: «В те годы вползло в быт словечко “блат”, появились “блатмейстеры”, то есть ловкачи, которые по знакомству добывали себе все, чего хотели. А продуктовая сумка была переименована в “авоську” – авось удастся принести в ней домой что-нибудь такое, чего по карточкам не выдают».

Справедливости ради заметим, что карточная система, введенная в 1928 году, в 1935-м была отменена. Что, разумеется, вовсе не означало одномоментного перехода к вещевому и гастрономическому парадизу.

Этот забавный домашний добытчик был мил советскому зрителю. Прижилось и нелепое слово – авоська.

Кстати, однажды Аркадий Исаакович исполнял этот номер перед самим Сталиным. Это произошло в 1939 году. Райкин вспоминал:

«Среди ночи меня разбудил телефонный звонок. Зажег свет, взглянул на часы – пять. Сняв трубку, слышу короткий приказ: “Быстро одевайтесь, едем в Кремль”. Я решил, что меня кто-то разыгрывает. Не иначе как Никита Богословский, большой мастер на подобные шутки. Иду снова к дежурной и прошу у нее телефонную книгу: бумажку с номером телефона дежурного Комитета по делам искусств я куда-то засунул. Одной рукой листаю книгу, другой на всякий случай одеваюсь. Снова звонок. Нетерпеливый голос: “Ну где же вы?” – “А кто это?” – “Я из Комитета по делам искусств. Жду вас внизу с машиной. Со мной Шпиллер. Тоже ждет вас”.

В середине Георгиевского зала стояли четыре стола. За ними сидели, как я потом убедился, шестьдесят человек – по числу лет Сталина. Встретил нас Михаил Борисович Храпченко. Я понял, он-то и дал распоряжение привезти меня на этот второй, уже не запланированный концерт. Первый давно закончился, а гости не расходились – их надо было чем-то занять. Храпченко берет стул, на который я, войдя в зал, положил свои “носы” и прочие аксессуары, и ставит его прямо перед столом Сталина, примерно в двух метрах от него. То есть выступать я должен не на эстраде, которая где-то в конце зала, а прямо на паркете, возле центрального стола.

Я смотрю на всех и продолжаю думать о чае. На столах, однако, все что угодно, кроме чая. Но надо начинать… В моем “человеке с авоськой” неожиданно увидели сходство с кем-то из присутствующих. Раздались веселые возгласы.

Слышу, как Сталин спрашивает у кого-то, что это у моего персонажа за сетка; ему объяснили – для продуктов.

Когда я закончил, Сталин усадил меня перед собой. До восьми, то есть около трех часов, я так и сидел. По одну сторону от него был Молотов, по другую – Микоян и Каганович».

Кстати, авоська удачно отыгрывалась не только на эстрадной, но и на цирковой арене. Имеется