Повседневная жизнь советской коммуналки - Алексей Геннадиевич Митрофанов

плитами).

И многое другое прочее продавалось в керосиновых лавках, просто сейчас вспомнить все невозможно. А вот керосин продавался по такой технологии: в прилавок был вделан небольшой бассейн из нержавеющей стали (площадью примерно полтора на полтора метра и глубиной не менее полуметра), над которым высился кран, из коего продавец регулярно пополнял этот микробассейн, а потом брал в руки черпак дозированной емкости, зачерпывал им керосин и наливал его в посуду клиента через воронку. После того как большинство московских домов были газифицированы после войны, еще долгие годы во многих подъездах сохранялся специфический запах сгоревшего керосина (похожий на тот, который иногда бывает ощутим сегодня при посадке в самолет на поле аэропортов), и этот особый запах очень часто, увы, “сдабривался” запахом кошачьей мочи».

Нечто подобное было и в других городах, а не только в Москве. Вот, например, Кишинев: «Характерные деревянные ворота и такой же покосившийся забор долго напоминали мне о ее [лавки] существовании и после, когда надобность в керосине в быту кишиневских хозяек отошла в прошлое.

Таких керосиновых лавок было много в городе. Вот сейчас, кроме нее, навскидку помню две – тоже отдельно и за заборчиком… Наличие дворика, трава во дворе, отдельный доступ вовнутрь, незабываемый запах керосина, а в целом что-то милое сельское или провинциально-кишиневское. Это, можно сказать, сердце той необъятной системы, которая охватывает весь город или даже страну. И которая с шумом бодро и зло горящего примуса или керогаза активно проявлялась с самого утра и до вечернего чаепития в каждом дворе. Когда жителям, чтобы не задохнуться в маленьких квартирках, приходилось выносить яростно шумящие приспособления во дворик или даже на улицу перед входной дверью».

А полярник Игорь Зотиков в книге «Зимние солдаты» подробно описывал технологию этой торговли:

«Бабуся, отстояв небольшую очередь, подавала керосинщику большие стеклянные бутыли-четверти – другой посуды для керосина тогда почти ни у кого не было. И керосинщик наливал в них мерным литровым черпаком золотистую жидкость из большой железной бочки без верха.

Запах керосина очень нравился мне тогда. Он нравится мне и сейчас, несмотря на то, что половина моей жизни впоследствии была связана с реактивными двигателями, работающими на керосине, и он мог бы мне надоесть.

Иногда бочка керосинщика оказывалась полупустой. Тогда, перед тем как разливать керосин, он открывал кран над бочкой. Мощная струя выбегала из крана, и можно было, подойдя к бочке, смотреть в окруженное светлой пеной место падения струи, наблюдая ее борьбу со стоячей жидкостью».

Неудивительно, что керосинные лавки больше всех нравились детям.

* * *

Исполнив свою благородную функцию, практически все керосинные лавки стали превращаться в хозяйственные магазины. Других вариантов использования этих помещений практически не было. Хотя исключения, конечно, бывали. В частности, в Коломне, там, где с 1940-х по 1980-е годы торговали керосином, сейчас – часовня Святой мученицы Параскевы Пятницы. Но это потому, что в середине прошлого столетия керосиновую лавку оборудовали в помещении этой часовни, построенной еще до революции.

А так по всей стране вдруг появилось множество маленьких, неудобных «хозяйственных». В них в принципе было невозможно ни развесить шторы для ванной, ни расставить горшки для цветов, ни с комфортом разместить садовый инвентарь. Зато там пахло керосином. Окрестные жители удивленно покачивали головой – дескать, надо же, вот что значит – память. Керосина давно уже нет, а его запах все мерещится.

Им даже в голову не приходило, что на самом деле никакого морока здесь нет, что керосином действительно пахнет, что его запах въелся в стены на немыслимую глубину, гораздо больше, чем толщина стен. И в пол тоже въелся, хотя песок, которым этот пол засыпали – из огнеборческих соображений – давно вывезли. И в потолок. И теперь пахнуть керосином будет вечно.

Кстати, в Московской области, рядом с аэропортом Быково до сих пор действует автобусная остановка под названием «Керосиновая лавка». Хотя самой лавки, естественно, давно уже нет.

Самой же известной была керосиновая лавка в Москве, на давно уже не существующей Собачьей площадке. Один из старожилов, Александр Левинтов, вспоминал: «В пятидесятые годы прошлого века в доме на углу Борисоглебского и Собачки рядом с керосиновой лавкой (потом магазинчик “Хозтовары”) располагался продовольственный магазин, хорошо знакомый окрестному арбатскому миру неиссякаемыми запасами водочки».

А вот воспоминания другого жителя Арбата, Владимира Потресова: «Питейный дом, или, как называл его Соболевский попросту, кабак, существовал тут с последней четверти века, а позже, до революции 1917 года, – “Казенная винная лавка”. Потом – керосиновая. В 1941 году немецкая бомба уничтожила угловую часть дома. В пятидесятые годы в оставшейся устроили магазин “Хозтовары”, но его называли по-старому керосиновой лавкой, а на месте, куда попала бомба, – возвели “Продовольственные товары”. Помню, меня по малости лет поражало обилие тускло блестевших в глубине полутемного магазина бутылок водки с красными головками».

И в сознании советских жителей, и в географии советских городов водка и керосин шли рука об руку.

Но не только в лавках продавался керосин. В 1988 году был снят фильм Андрея Кайдановского, посвященный послевоенному Калининграду. Главный герой – собственно, керосинщик – ездил по разрушенному городу на трофейном мотоцикле с коляской. Только вместо коляски у него была прицеплена огромная круглая бочка с керосином. Он останавливался на перекрестках и кричал: «Керосин развожу! Керосин развожу!» К керосинщику сразу выстраивалась очередь – жидкое топливо было необходимо каждому. Керосин из бочки по трубе стекал в ведро, а уже из ведра литровой мерной медной кружкой продавец переливал свой керосин в канистру покупателя.

Впрочем, причиной выгорания квартир, а иногда целых домов бывали не только устройства для приготовления пищи, а еще и старая, вечно искрящая электропроводка, плохо затушенный окурок. Иногда взрывались телевизоры – у тех, у кого они были. Даже репродукторы – круглые черные тарелки, мы поговорим о них несколько позже – иногда воспламенялись.

Надо ли говорить, что никаких огнетушителей в советских коммуналках не было.

* * *

Еще один великолепный обитатель коммунальной кухни – утюг для глажения белья. Сегодня, когда утюги легки, изящны и, кажется, сами, без участия хозяев, гладят все, что нужно, – настолько далеко проник прогресс и в этом направлении – многие вообще пренебрегают столь необременительным ритуалом. Покупают одежду из немнущихся (или красиво мнущихся) тканей и позволяют себе вовсе утюга не содержать. А в середине прошлого столетия, когда процесс глажения был суров и труден, он почему-то почитался обязательным для каждого. Даже у самого опустившегося алкоголика с фиолетовым носом и вечно дрожащими руками, у тупикового создания, который, выпивая, привязывал к