Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Борис Маркус вспоминал:
«А вы задумывались когда-нибудь над проблемой глажения белья? Это же просто мучение – в домашних условиях, на тесной кухне или в маленькой комнате разворачивать огромные простыни, покрывала. О мелочах разных я не говорю. Их гладить было просто. Некоторые хозяйки имели гладильные доски, а большинство же женщин просто раскладывали на столе подстилку из какого-нибудь старенького одеяла и гладили.
Самым примитивным был цельнометаллический чугунный утюг с крученой металлической ручкой, за которую браться, когда он раскален, было крайне опасно. Приходилось пользоваться прихватками, тряпками. Утюг этот был относительно не очень тяжелым и даже удобным, но, к сожалению, сравнительно быстро остывал. Ведь дополнительного собственного разогрева в нем не было. Приходилось время от времени снова ставить его на примус или керосинку.
И еще мне очень нравилось смотреть, как такой утюг используют в виде тяжести или “гнета” при квашении капусты или каких-либо других солений.
Был еще и угольный большой утюг. Иногда его почему-то называли паровым. Почему, не знаю. Это была пустотелая кораблеобразная чугунная коробка с острым носом и откидывающейся назад крышкой. Ручка была деревянной, что все-таки было лучше, чем в простом утюге. Правда, и дерево иногда так нагревалось и жглось, что и тут приходилось пользоваться тряпками. В коробку засыпался древесный уголь, который долго мог оставаться горячим, пока не выгорали угли, но разгорался он не скоро. Приходилось ставить его в топку плиты, чтобы создавалась тяга. Но не всюду же были печи. Приходилось выдумывать иные способы, вплоть до дырявых сапог, как своеобразных мехов.
Этот утюг был значительно крупнее и тяжелее простого и дольше удерживал тепло. По-моему, он пользовался большим успехом у хозяек.
Однако со временем, как и примусы с керосинками и керогазами, простой и угольный утюги уступили место более совершенным. Появились электрические, с каждым годом все более совершенствующиеся. Удобные и сравнительно безопасные».
В Америке электрический утюг изобрели уже в 1882 году. Но, как говорится, есть, да не про нашу честь. Наши домашние хозяйки оперировали угольными агрегатами, часто сразу двумя. Одним гладят, а второй греется. На коммунальной кухне часто можно было видеть странную картину: молодая советская женщина, строительница коммунизма, стоит и размахивает двумя утюгами, притом из каждого, будто из преисподней, летят дым и искры.
На самом деле никаких сатанистских ритуалов тут нет. Просто таким образом хозяйка раздувает угли.
А историк и академик Милица Нечкина в своих воспоминаниях писала: «Продолжение истории с Варей, мне чуть не проломила голову утюгом, разрезала мне руку и пр.».
Нам не важно сейчас, что там была за история с Варей. История с утюгом в данном случае гораздо интереснее. Действительно, такой, фактически чугунной гирей ничего не стоит и голову проломить, и прочие серьезные увечья нанести.
Вот еще один случай, немыслимый в мире современных утюгов: «Верочка возилась с куклой. Я гладила белье. Угли погасли, утюг остыл. Мне надоело перебирать белье, и я уткнулась в книгу Фейхтвангера “Лже-Нерон”. И по обыкновению так углубилась в чтение, что все забыла, ничего не вижу и не слышу. Случайно оторвалась, и – о ужас! – картина: Верочка сидит на полу, рядом утюг и она с наслаждением ест уголь! Вся мордашка черная – только глазенки блестят. Я невольно (от страха!) закричала, и Верочка от меня убежала… А уголь во рту!»
А еще утюгами в то время грели постель перед сном. Во время болезни или просто для того, чтобы согреться, клали в ноги горячие утюги. И прожаривали утюгами одежду, в швах которой прятались коварные насекомые. Школьный преподаватель Владимир Гельфанд сокрушался: «Вши опять закусали. Оказывается, я их вчера не всех выжарил утюгом. Сейчас опять грею утюг – буду жарить».
И в другой раз: «У меня тепло. Днем я прожарил утюгом вшей на одежде. Они лопались… в складочках рубашки. Ох, и сколько же их было! Стало невтерпеж бороться с ними. Я бросил на середине, оделся – стало немного легче».
По многофункциональности элементарный утюг не уступал современным смартфонам.
А для того, чтобы проверить, готов утюг или же нет, на его рабочую поверхность смачно плевали. Если плевок с шипением испарялся, значит, все хорошо, можно гладить. Если же оставался на месте, значит, надо еще подогреть.
* * *
Вся страна, подражая всеобщему кумиру Леониду Утесову, распевала песню о любви из фильма Григория Александрова «Веселые ребята»:
Тюх, тюх, тюх, тюх…
Разгорелся наш утюг.
Ты влюбился, промахнулся.
Встретил дамочку не ту —
Огорчился, оглянулся
И увидел красоту.
Тюх, тюх, тюх, тюх…
Разгорелся наш утюг.
Каждый может ошибиться,
От любви мы мучимся,
Ведь недаром говорится:
На ошибках учимся.
Тюх, тюх, тюх, тюх…
Разгорелся наш утюг.
Не ревную я к другой,
Это переменится.
Все равно он будет мой —
Никуда не денется.
Наш современник здесь услышит просто некий образ. Ну да, ну утюг, разгорелся, бывает. А на самом деле это «тюх-тюх-тюх» – звуковое подражание угольному утюгу. Именно с таким тюханьем этот девайс и разгорался, словно большое и жаркое сердечное чувство.
Правда, иной домашний рационализатор приспосабливал вместо раскаленных углей раскаленную же чугунную болванку. С ней было проще, но, конечно же, не так эффектно.
* * *
Осип Мандельштам писал об утюге – о том, который еще грели на плите:
– Очень люблю я белье,
С белой рубашкой дружу,
Как погляжу на нее —
Глажу, утюжу, скольжу.
Если б вы знали, как мне
Больно стоять на огне!
Кстати, детские стихотворения, а по сути, крохотные стихотворные циклы «Примус» и «Кухня» (1926) Осип Эмильевич сочинял действительно играючи. Его супруга вспоминала в третьей книге мемуаров: «Детские стихи сочинялись, как шуточные – вдруг, и со смехом: “А так годится?..” Из своих книг он любил именно так сочинявшиеся: “Примус” и “Кухню”… Там коротенькие стишки, вроде поговорочек, присказок. Жарится яичница – стишок. Забыл
- Книга о русском еврействе. 1917-1967 - Яков Григорьевич Фрумкин - История
- Единый учебник истории России с древних времен до 1917 года. С предисловием Николая Старикова - Сергей Платонов - История
- Православная Церковь и Русская революция. Очерки истории. 1917—1920 - Павел Геннадьевич Рогозный - История
- Будни революции. 1917 год - Андрей Светенко - Исторические приключения / История
- Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции - Валерий Шамбаров - История
- Россия, умытая кровью. Самая страшная русская трагедия - Андрей Буровский - История
- Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928 - Измозик Владлен Семенович - История
- Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932 - Пьер Декс - История
- Задатки личности средней степени сложности - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Публицистика / Науки: разное
- Повседневная жизнь Парижа во времена Великой революции - Жорж Ленотр - История