Опричнина - Александр Зимин

Итак, открытая вооруженная борьба за Ливонию была неминуема.

Неудачный исход русско-польских переговоров 1566–1567 гг. повлек за собой возобновление военных действий. Царь Иван Грозный рассчитывал, что задуманный им большой поход в Ливонию принесет новые успехи русскому оружию и заставит правительство Великого княжества Литовского быть уступчивее, чем оно было до тех пор. Решение о новом походе было принято 3 сентября. Отправив 12 сентября надежные опричные полки в Калугу (для обеспечения южного фланга русских войск), сам царь 20 сентября с ближайшим опричным окружением поехал к Троице, откуда 23 сентября направился к Новгороду. Как обычно, царя должен был сопровождать Владимир Старицкий, получивший приказ «сходитца» с ним в Твери. Земским воеводам назначались два сборных пункта: Боровск и Великие Луки. В Боровск должны были прибыть с дворянскими войсками И.Ф. Мстиславский (из Коломны) и И.П. Яковлев (из Серпухова). Отсюда им предстояло двигаться через Вязьму в Великие Луки, с тем чтобы поспеть туда к Дмитриеву дню, т. е. к 26 октября. В Великие Луки также подтягивались смоленские войска Л. А. Салтыкова, дорогобужско-вяземские И. А. Шуйского и ржевские И.И. Пронского. Из Великих Лук решено было «сходитца всем на дворцах». Сюда же «к дворцам» прибыл и царь с опричниками[1312]. Уже когда поход фактически начался, на Русь явился литовский посланник Юрий Быковский, которого царь принял 5 октября «в шатрех на полех» в селе Медне, объявил ему «неправду» литовского государя и посадил «за сторожи»[1313].

22 октября Иван IV и Владимир Старицкий через Торжок добрались до Новгорода, где они пробыли восемь дней[1314]. План похода был таков: царь с опричным войском идет с севера через ливонские города Режицу и Лужу и сходится на Ршанском (Оршанском) яме с великолуцким (земским) войском И.Ф. Мстиславского[1315].

Однако совершенно неожиданно царь решил поход в Ливонию не начинать[1316]. На совещании на Ршанском яме присутствовали Иван IV с царевичем Иваном, Владимир Старицкий и бояре И.Ф. Мстиславский, И.И. Пронский, И.В. Шереметев Меньшой, И.П. Яковлев, Л.А. Салтыков, П.С. Серебряный, М.И. Вороной-Волынский. На совете был поставлен вопрос: продолжать ли поход «к неметцким городам» или его «отставить»? Выяснились серьезные недостатки организации похода. Артиллерия (наряд) двигалась «неспешно». Многие посошные люди к наряду «не поспели, а которые пришли, и те многие разбежались, а которые остались, и у тех лошади под нарядом не идут»[1317]. Сказывалась осенняя непогода. Без артиллерии рассчитывать на успешную осаду немецких крепостей было нельзя, оставалось только ждать ее подхода. Большие трудности испытывали царские полки с продовольствием: им «в украинных городех прокормитись не мочно». Вместе с тем из пограничных городов и от лазутчиков приходили неутешительные сведения, что король собирает войско не то в Минске, не то в Городке и рассчитывает прибыть в Николин день или как только «путь станет» в Борисов. В Борисове, Чашниках, Лукомле и других местах находились «со многими людми» литовские гетманы. Король, как сообщали перебежчики, намеревается идти к Полоцку, или к другим русским порубежным крепостям (Уле, Копью) или даже к Великим Лукам. Создавалась реальная угроза удара в тыл царским войскам. Поэтому продолжать поход в Ливонию уже не имело смысла. Царь решил повернуть в Москву. Часть воевод была оставлена на Луках и в Торопце для прикрытия рубежей от возможного наступления «литовских людей»[1318].13 ноября царь уже был в Красном Городке (на Псковщине), откуда направился в Москву[1319].

О причинах поспешного возвращения Ивана IV с театра военных действий сохранились и другие весьма сбивчивые рассказы современников.

Еще к лету 1567 г. четверо виднейших московских бояр — И.Ф. Мстиславский, М.И. Воротынский, И.Д. Бельский и И.П. Федоров — получили через слугу Воротынских И.П. Козлова письмо от Сигизмунда II и литовского гетмана Григория Ходкевича с предложением перейти «под королевскую руку». В письмах польского короля выражалось лицемерное сожаление, что в России «нужа» творится как над «великими людми, так середними и меньшими». Пытаясь сыграть на феодальной спеси московских вельмож, Сигизмунд II удивлялся, как это так Иван Грозный «унизил» И.Д. Бельского, сделав его всего-навсего владимирским наместником, а И.Ф. Мстиславского — новгородским. Льстя М.И. Воротынскому, король писал, что его род по своей знатности не уступает великим князьям московским. Он вспоминал, как еще отец князя Михаила хотел со своим уделом перейти в Литву, за что был посажен в заточение на Белоозеро, где и умер. Не забыл король и того, что Иван IV хотел «кровопроливство вчинити» над И.П. Федоровым. Всем этим вельможам за измену московскому царю сулили почести и даже «уделы» в Литве, а гарантией исполнения обещаний являлся пример Курбского. В июле — начале августа от имени бояр были изготовлены ответы, содержавшие резкую отповедь королю и гетману[1320]. Исследователи уже со времени И.М. Карамзина справедливо связывали составление этих ответов с самим Иваном Грозным[1321].

Но это была лишь внешняя сторона дела. В Литве и на Руси поговаривали, что русские вельможи (и в их числе И.П. Федоров) вступили в какие-то тайные отношения с Сигизмундом II. Польский хронист Мартин Бельский рассказывает следующее. В 1568 г. (дата ошибочна: надо 1567 г.) Сигизмунд II, собрав невиданное дотоле войско, пришел под Радошковичи (в 24 милях от Вильны), откуда он решил совершить поход на Москву. Польский король получил известие от своего посла Козлова, москвитина по происхождению, что знатнейшие московские вельможи хотят перейти под его покровительство и выдать царя, как только король появится с войском.

Однако царь узнал об этом и посадил Козлова на кол. Тогда, бесплодно простояв в Радошковичах, Сигизмунд распустил часть войска, а сам вернулся в Гродно[1322].

Автор ливонской хроники Кельх (конец XVII в.) под 1567 г. сообщает о заговоре «ближайших родственников» царя и «знатнейших бояр (речь шла у него о Владимире Старицком, Михаиле Темрюковиче и др.). Поход Сигизмунда II был якобы продиктован желанием «ободрить» этих заговорщиков. Дело кончилось тем, что один из заговорщиков «открыл все царю, надеясь избежать этим наказания»[1323].

Еще более запутанна другая прибалтийская версия, которую мы находим в донесении 1578 г., обнаруженном в Ревельском архиве. «Когда московит намеревался идти (войной) на Полоцк и его осадить, то, не доходя 10 миль до этого места, было получено им известие — грамота или запечатанное приказание, что там в Москве 7600 бояр согласились убить великого князя и решились на то за его ужасное тиранство. Известясь о сем, бросил он войско и по почте[1324] возвратился в Москву, так что, как всем известно, в то время осада была оставлена. И получив донесение, московит составил особый народ, названный им опричниной, предоставив власть убивать всех тех бояр, с их семьей и приятелями, которые против него замыслят. И те опричники, одетые во все черное, продолжали несколько лет неистовствовать»[1325]. РеБельский хронист Б. Рюссов (1578 г.) писал, что «великий князь подозревал своих людей в том, что они хотят предаться польскому королю, но это была неверная клевета»[1326].

В этом сообщении при всей его хронологической путанице (взятие Полоцка и учреждение опричнины были еще до 1567 г.) слышится все та же версия о боярском заговоре во время какого-то похода Ивана IV на Литву. Примерно осенью 1570 г. А. Шлихтинг писал польскому королю в своей записке: «Когда, три года тому назад, в[аше] к[оролевское] в[еличество] были в походе, то много знатных лиц, приблизительно 30 человек с князем Иваном Петровичем (Шуйским[1327]) во главе вместе со своими слугами и подвластными письменно обязались, что передали бы великого князя вместе с его опричниками в руки в[ашему] к[оролевскому] в[еличеству], если бы только в[аше] к[оролевское] в[еличество] двинулись на страну». Как только в Москву пришли вести, что король отступил, «многие пали духом». Тогда Владимир Старицкий, И.Д. Бельский и И.Ф. Мстиславский взяли у Федорова список заговорщиков «под тем предлогом якобы имелись еще другие, которые хотят записаться». На самом же деле список был передан царю, который якобы по нему и «по сей день казнит всех записавшихся или изъявивших согласие, равно как лиц из псковских и новгородских областей»[1328].

Очень сбивчив рассказ, содержащийся в «Записках» Генриха Штадена. Выступление недовольных опричниной, по Штадену, было прямым следствием расправы с И.П. Федоровым: «У земских лопнуло терпение! Они начали совещаться, чтобы избрать великим князем князя Володимира Андреевича, на дочери которого был женат герцог Магнус, а великого князя с его опричниками убить и извести. Договор был уже подписан»[1329].