Магазинчик бесценных вещей - Лоренца Джентиле

хотелось услышать в ответ «да».

Мы все еще сидим вокруг журнального столика, в магазине, который весь благоухает и сияет от чистоты, готовый вновь открыть свои двери покупателям. Снаружи может показаться, что мы просто подруги, которые собрались поболтать о том о сем. Мы правда подруги?

– Ну конечно же мы тебе доверяем, солнышко! – восклицает Анджелина.

Остальные по кругу с ней соглашаются.

– Тогда знайте, что у меня есть план, – с облегчением говорю я. – А теперь повеселимся.

Даже не верится, что это сказала именно я.

43

Несмотря на подпорченное настроение, мы поднимаем в подсобке бокалы шампанского за то, чтобы не обращать внимания ни на какие угрозы.

– То, чего мы добились, уже сейчас можно назвать успехом, – заявляет Аделаида, открывая бутылку. – И… – она проверяет телефон, – сообщаю вам, что мы уже собрали четверть всей суммы!

О нас написало несколько онлайн-изданий, и, похоже, листовки тоже сработали.

– То есть за сегодня нужно собрать три четверти? – расстроенно произносит Беатриче.

– Да ладно тебе, нет ничего невозможного, – возражает Присцилла, пусть и не вполне уверенным тоном.

Ценных вещей здесь, конечно, много, но точно недостаточно для того, чтобы набрать три четверти минимальной стоимости этого помещения, даже если удастся продать их все. Однако Аделаида уверена, что открытие магазина для распродажи вещей с торгов привлечет спонсоров. Она считает, что в нашем районе и даже за его пределами найдутся состоятельные люди, которые могут влюбиться в наш проект.

– Нам нужно отдаться своим эмоциям, позволить нашему энтузиазму вести нас, – подбадривает нас она. – И заразить им других.

Открытие «Нового мира» реальнее и ярче любой моей мечты. У меня перехватывает дыхание, по спине бегают мурашки. Радостное волнение, с которым я представляла в детстве, как буду управлять собственным магазином, усилилось стократно. И я теперь не одна. Впервые за бог знает сколько времени я чувствую: если со мной что-нибудь случится, кто-то обязательно встанет на мою защиту.

– Три часа! – объявляет Аделаида, залпом допивая шампанское. – Магазин официально открыт для посетителей.

Аделаида будет встречать потенциальных покупателей и рассказывать им о проекте. Анджелина возьмет на себя угощение: будет по традиции подавать чай с пирожными. Присцилла будет заниматься продажей картин Далии. А я буду осуществлять общее руководство.

Я выглядываю наружу. Табачник с угрюмым видом патрулирует улицу. Он бросает взгляд на гостиный уголок, который мы соорудили у входа, и, тряся кулаком, возвращается в свою лавку. Напоследок кричит нам что-то, но я не могу разобрать что.

Только после этого я замечаю поэтессу. Она сидит на тротуаре напротив входа в магазин, держит в руке ручку и смотрит на грязный листочек. Из кармана у нее торчит одно из тех приглашений, что я разнесла по району.

Появление пары любопытных посетителей меня отвлекает. Аделаида с ними здоровается и все объясняет. Похоже, несколько жителей лофтов заинтересовались шпалерой, вероятно английской, на которой изображена сцена охоты. Это самый ценный наш предмет. Аделаида ведет себя уверенно и приветливо. Ее опыт общения с людьми играет нам на руку. Руководительница из нее просто прекрасная.

Наблюдая за происходящим, я изо всех сил стараюсь слиться с фоном. Я попросила Аделаиду не вовлекать меня в ситуации, требующие взаимодействия с людьми. Кажется, она прислушалась к просьбе, потому что еще ни разу не пригласила меня присоединиться. Через какое-то время хозяева лофтов гуськом проходят мимо меня, не купив ни шпалеры, ни чего-либо другого. Аделаида в противоположном конце магазина демонстративно закатывает глаза.

Из тех, кого я знаю, первой появляется жена Я-На-Вас-В-Суд-Подам. Она заходит робко, нерешительно осматриваясь вокруг, и принимается читать таблички.

– Привет, Гея, – здоровается она, заметив меня через какое-то время. – Столько всего интересного тут у вас, молодцы.

– Спасибо, да, правда…

Мне ужасно стыдно за тот смешок над ее мужем.

– Не буду тебя отвлекать, – говорит она. – Похожу еще, осмотрюсь.

Она подходит к журнальному столику и с минуту его изучает, а затем направляется к мужчине, который стоит ко мне спиной и рассматривает оранжевое кресло, больше похожее на средневековый трон. Это одна из тех вещей, которые, как я думала, не продадутся никогда. Когда он оборачивается, я узнаю в нем Я-На-Вас-В-Суд-Подам. Невероятно, это на самом деле он! По уши влюбленный в свое кресло, он с трудом поднимает его и сам несет к кассе. Я делаю Аделаиде знак, чтобы продажей занялась она: боюсь, мое присутствие может заставить его передумать.

Ко мне подходит Лучилла из джелатерии. Ее покорил старый рекламный постер с мороженым «Саммонтана».

– Для моих маленьких покупателей то что нужно! Мне как раз надо было чем-нибудь освежить интерьер. Всем точно понравится!

Старожилы района всё продолжают и продолжают приходить. Они общительны, любопытны и почти все в восторге от магазина. Некоторым даже есть что рассказать о Дороти, как, например, хозяйке травяной лавки, которая лечила ее головные боли.

– Моя мама тоже от них страдала. Ей помогало лавандовое эфирное масло, которое мы делали сами, – рассказываю я, надеясь, что мама смотрит на нас сверху.

– Да, лаванда снимает боль, – подтверждает травница, ставя рядом с кассой колбочки из муранского стекла.

Джеппо из хозяйственного магазина покупает жене лаковую брошку шестидесятых годов. На радостях она целует меня в щеку.

– Он мне уже тридцать лет подарков не дарил! – восклицает она и с улыбкой добавляет: – Ты знаешь, что ты очень похожа на свою бабушку? Надевала бы тоже хоть иногда платьица!

– Вот увидите, платьев здесь будет полно! Все сшитые мной собственноручно, – вставляет Аделаида, проходя мимо нас именно в этот момент. – Рано или поздно одно из них наденет и Гея.

– Прости, но меня устраивает мой комбинезон…

Как только часы показывают пять, на пороге появляется синьора Далия.

– Мамочки родные! – вырывается у нее, когда она заходит внутрь. Видно, что ее переполняют чувства.

Всех, кто с ней здоровается, она приветствует простым кивком. Она хотела, чтобы ее картины продавались анонимно, но остается бродить по магазину, очевидно неравнодушная к их судьбе. Среди покупателей – хозяйка далматинца, третий этаж, подъезд А, пожелавшая приобрести один варшавский пейзаж. Присцилла поздравляет ее с отличным выбором и смотрит, как, отойдя от кассы, она тут же набрасывается на шоколадные пирожные.

– Ты сегодня не пришла, красавица.

Али останавливается посередине магазина, держа в руке пакет, набитый зеленью, спаржей, артишоками и фасолью.

– По району слухи быстро расходятся, – объясняет он в ответ на мой ступор и протягивает мне пакет.

– Спасибо! Сегодня без круассанов, но на рояле стоят разные сладости, бери какие хочешь, не стесняйся, – отвечаю я.

Краем глаза я замечаю, как ко мне кто-то приближается, но вдруг словно передумывает и неуклюже разворачивается. Даже сегодня Ахилл пришел в своей любимой толстовке. Он здесь!

В магазине становится все более людно. Попрощавшись с Али, я решаюсь было пойти навстречу Ахиллу, но тут же робею. Вместо этого я просто машу ему издалека рукой. Он губами произносит: «Классно!» – и обводит вокруг указательным пальцем. Затем подходит к одному написанному маслом портрету и принимается читать табличку.

– Могла бы пригласить меня лично… Но, как видишь, я не из обидчивых, – говорит он, когда мы наконец оказываемся рядом, не понимая даже, кто из нас в итоге совершил первый шаг. Всеобщая толкотня сделала свое дело.

– Я бы купил вот это. – Он берет в руки гравюру восемнадцатого века на бумаге с филигранью, на которой изображены разные ископаемые. Я поставила ее на видное место – специально для него.

– Не волнуйся, там лишний ноль, – спешу я пояснить. Я специально его дописала, чтобы гравюру никто не купил.

Он с облегчением выдыхает.

– А то пришлось бы брать кредит в банке.

– Или организовывать краудфандинг.

– Как было бы круто, если бы магазин так и продолжил работать. Хотя… останется ли у тебя тогда время писать мне записки? – добавляет он, проходя со мной на кассу.

– Кто знает… – с выпрыгивающим сердцем отвечаю я, бережно заворачивая гравюру в упаковочную бумагу.

Он собирается что-то сказать, но между нами вдруг