Саксонские Хроники - Бернард Корнуэлл

— И почти преуспел в этом! — произнес я с тоской в голосе, — хотя, признаю, к этому моменту я, вероятно, был бы уже мертв, если бы ты не взяла своего сына посмотреть, как подкуют его новую лошадь, — я поклонился ей. — Я обязан тебе жизнью, миледи, и благодарю тебя.

— Ты обязан ей моему сыну, — отозвалась она с горечью, — я ничего не стою, но Утред…

— Ты имеешь в виду Осберта?

— Я имею в виду Утреда, — дерзко заявила она, — и он — наследник Беббанбурга.

— Нет, пока жив мой сын.

— Твоему сыну сначала придется захватить Беббанбург, — отозвалась она, — а ему это не удастся. Так что наследник — мой Утред.

— Ты слышала моего дядю, — оборвал ее я. — Твой муж может сделать еще одного наследника.

— О да, может, — яростно продолжала она, — он плодит бастардов, как кобель щенков. Он предпочитает плодить бастардов, но гордится Утредом.

Внезапная ярость в ее голосе меня удивила, как и предположение относительно мужа. Она воинственно уставилась на меня, и я подумал о том, как прекрасно ее лицо с выдающимися скулами и твердым подбородком, но смягченное полными губами и бледно-голубыми глазами, которые, как и море, поблескивали серебром.

Очевидно, Осферт думал о том же, потому что с тех пор, как она к нам присоединилась, не сводил с нее глаз.

— Значит, твой муж — глупец, — заявил я.

— Глупец, — повторил Осферт.

— Ему нравятся смуглые и толстые женщины, — сказала она.

Ее сын все это время слушал и при этих горьких словах матери безрадостно нахмурился. Я улыбнулся ему.

— Толстые и смуглые, худые и светловолосые, — сказал я ему, — все они женщины, и всех нужно лелеять.

— Лелеять? — повторил он.

— Только пять вещей могут сделать человека счастливым, — объяснил я ему, — добрый корабль, добрый меч, верная собака, добрый конь и женщина.

— Почему не добрая женщина? — развеселился Финан.

— Все они добры, — ответил я, — кроме тех, кто нет, а эти еще лучше.

— Боже ты мой, — вымолвил Осферт с укором.

— Слава Господу, — сказал Финан.

— Значит, твой муж, — я снова посмотрел на Ингульфрид, — захочет получить своего сына обратно?

— Конечно, захочет.

— И отправит за нами погоню?

— Он заплатит кому-нибудь, чтобы найти тебя.

— Потому что трус и не отправится за мной сам?

— Потому что как было заведено при лорде Элфрике, лорд Беббанбурга не покидает крепость, если в ней не остался его наследник. Кто-либо из них должен всегда оставаться внутри стен.

— Потому что снаружи одного из них легко убить, — сказал я, — но почти невозможно убить человека внутри?

Она кивнула.

— Так что если он не изменит установленный отцом закон, то пошлет убить тебя кого-нибудь другого.

— Многие пытались, миледи, — тихо произнес я.

— У него есть золото, — возразила она, — он может себе позволить послать много людей.

— Ему и придется, — сухо заметил Финан.

На следующий день мы подошли к островам. Теперь море было спокойным, солнце ярко сияло, а ветер так ослаб, что нам пришлось грести. Мы продвигались очень осторожно, с воином, стоящим на носу и проверяющим глубину веслом.

— Где мы? — спросила Ингульфрид.

— Это Фризские острова, — сказал я ей.

— Думаешь, ты сможешь здесь спрятаться?

Я покачал головой.

— Здесь негде прятаться, миледи. Твой муж знает, что я могу предпринять, и знает, что это один из вариантов.

— Дунхолм, — промолвила она.

Я резко обернулся в ее сторону.

— Дунхолм?

— Он знает, что Рагнар — твой друг.

Я не ответил. Рагнар был мне гораздо больше, чем просто другом, скорее братом. Его отец меня вырастил, и если бы судьба распорядилась по-другому, я бы остался с Рагнаром и сражался бы бок о бок с ним до конца времен, но нашей судьбой управляют три норны, и Рагнар остался лордом на севере, а я отправился на юг, чтобы присоединиться к саксам.

Он был болен, и известие о его смерти пришло прошлой зимой. Оно меня не удивило, хотя и опечалило. Он растолстел и ему стало трудно дышать, он хромал и с трудом передвигался, но умер с мечом в руке, вложенным Бридой, его женщиной, когда Рагнар лежал при смерти.

Значит, он отправится в Вальхаллу, где на веки вечные или пока мы не погрузимся в окончательный хаос останется тем старым Рагнаром, сильным и полным жизни, веселым, щедрым и смелым.

— Лорд Элфрик знал, что ты изгой, — продолжала Ингульфрид, — и что у тебя слишком мало воинов, чтобы напасть на Беббанбург, так что он решил, что ты направишься в Дунхолм.

— Без Рагнара? — я покачал головой. — Без Рагнара мне нечего делать в Дунхолме.

— А жена Рагнара и его сыновья? — поинтересовалась она.

Я улыбнулся.

— Брида меня ненавидит.

— Ты ее боишься?

В ответ я рассмеялся, хотя, по правде говоря, я действительно боялся Бриду. Когда-то она была моей возлюбленной, а теперь — моим врагом, а для Бриды обида была как чесотка, от которой невозможно избавиться.

Она бы расчесывала одно и то же место, пока там не появилась бы рана, а потом ковырялась бы в ней, чтобы она наполнилась кровью и гноем. Она меня ненавидела, потому что я не сражался за датчан против саксов, и не важно, что она и сама была из саксов. Бридой правили страсти.

— Лорд Элфрик надеялся, что прежде чем отправиться в Беббанбург, ты поедешь в Дунхолм, — сказала Ингульфрид.

— Надеялся?

Она поколебалась, как будто опасаясь, что готова открыть слишком многое, но потом пожала плечами.

— Он заключил с Бридой соглашение.

Почему меня это не удивило? Враг нашего врага — наш друг или, по меньшей мере, союзник.

— Он надеялся, что она меня убьет?

— Она обещала отравить тебя, — ответила Ингульфрид, — а он обещал ей золото.

И это меня не удивило. Брида никогда бы меня не простила. Она бы пронесла эту ненависть до самой своей смерти, а если бы смогла с помощью каких-нибудь чар, то и после нее.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил я Ингульфрид. — Почему не убедила меня идти в Дунхолм?

— Потому что если ты отправишься в Дунхолм, — ответила она, — Брида заберет моего сына и потребует больше золота, чем ты. Она хуже.

— И она жестока, — добавил я, а потом позабыл о Бриде, потому что человек на носу прокричал, предупреждая, что мы приближаемся к мелководью. Мы пробирались по каналу, что извивался в сторону пустынной песчаной косы, на которой росла трава.

Канал повернул на запад, потом на север, потом снова на восток, и Полуночник четыре раза задел дно, до того как мы достигли полосы более глубоких вод, что огибали восточный берег острова.

— Подойдет, — сказал я Финану, мы сделали несколько взмахов веслами, и нос корабля уткнулся в песок. — Пока это будет нашим домом, — объявил я своей команде.

Это было мое новое королевство, моя земля, мой кусок омытого морем и продуваемого ветрами песка на краю Фризии, и я буду удерживать его, пока какой-нибудь более сильный враг не решит прихлопнуть меня, словно муху.

А это случится, если я не найду больше людей, но сейчас мне просто нужно было чем-то занять этих, так что я послал сына с дюжиной человек собрать на близлежащих песчаных берегах плавняк, чтобы мы могли построить хижины. На остров уже вынесло несколько бревен, и я смотрел, как Осферт сооружает кров для Ингульфрид.

Мой сын принес еще древесины, достаточно, чтобы развести костер и построить укрытие, и в ту ночь мы пели, усевшись вокруг огромного пламени, изрыгающего искры в звездное небо.

— Хочешь, чтобы все узнали, что ты здесь? — задал вопрос Финан.

— Они и так уже знают, — ответил я. Днем мимо нас прошла пара лодок, и новости о нашем прибытии распространятся по островам и дальше, вдоль болотистого побережья.

Танквард, тот человек, что бросил нам вызов прежде, возможно, снова появится, хотя я сомневался, что он захочет драться. Несколько дней мы пробудем тут в мире, как посчитал я.

Я заметил, что Финан беспокоится обо мне. Он мало говорил весь вечер и не присоединился к пению. Ирландец все время бросал на меня взгляды.

Как я подозревал, он знал, что меня беспокоит. Это не был мой кузен или те, кого он мог послать против меня. Мои опасения были гораздо шире и глубже: неспособность понять, что делать дальше.

Я не имел представления, как поступить, хотя что-то мне пришлось бы сделать. Я вел за собой команду, у меня был корабль, а у всех нас — мечи, и мы не могли просто гнить на пляже, но я еще не знал, куда их повести. Я был в растерянности.

— Ты поставил часовых? — в разгар ночи спросил Финан.

— Я сам постою на страже. Чтобы убедиться в том, что все знают, что леди Ингильфрид здесь не для их удовольствия.

— Это они и так знают. А кроме того, проповедник убьет любого, кто на нее взглянет.