Диана. Найденыш (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович

Трактир гарантирует сохранность карманов посетителя — такая табличка висела на стене возле входа, и если ты умеешь читать — об этом тут же здесь и узнаешь. Впрочем, большинство лесорубов и не подозревали, что написано на этой доске. Грамотные люди не стремятся идти рубить лес. Некому читать объявления на стене трактира.

Нулан уселся за стол, поискал взглядом Хагу, который шел за ним следом, но тот вдруг куда-то пропал. То ли отстал по пути, то ли пристроился за другим столом и по причине малого роста его теперь не видно — это не имело значения. Нулан не хотел видеть своего уже давно надоевшего товарища и соратника по бригаде. За время работы на лесоповале, твои товарищи по рабочей бригаде так надоедают, что к концу сезона ты их рожи уже и видеть не можешь. И если у тебя нервы не очень в порядке — так недалеко и до смертоубийства. Что регулярно и случается в тесных группах затерянных в лесах лесорубов. Для Нулана это был уже третий сезон работы в бригаде, и он не был в этом деле совершеннейшим новичком.

Нулан поймал толстенькую подавальщицу за подол и сделал заказ — кувшин крепкого пива, рагу из оленины, и сладкий пирог. Он все-таки решил не напиваться до поросячьего визга — дал себе слово, значит, нужно держать. И только теперь обратил внимание на тех, с кем рядом уселся на длинную скамью. И первый, кто бросился в глаза — красивый, с мужественным лицом голубоглазый молодой мужчина, которого немало портил распухший, и немного смотрящий на сторону нос. Мужчина гнусавил так, что Нулан едва разбирал слова. Но первое, что он услышал и разобрал — бросило его в жар.

— Сучка! Вы вообще знаете, что это самая настоящая шлюха! Знаете, что она со мной вытворяла?! Эта самая ваша лекарка! Да я ее драл во все дырки, она визжала и только просила еще! Поглубже! Посильнее! И чтобы я ее хлестал по заду! Чтобы крутил ей сиськи! Да она самая настоящая грязная шлюха! И после этого я ей стал нехорош?! И за что?! За то, что пнул эту ее сучку, малолетнюю дочку, которую она непонятно откуда притащила?! Меня, которого знает и уважает весь Юг! Весь Север! А эта лекарка только и годна на то, чтобы сунуть в зад! И еще колдунья! Знаете, что она сделала?! Она заколдовала меня черным колдовством! Она напустила на меня порчу! Сказала, чтобы у меня больше не стоял! И он не стоит! Он не стоит!

Мужчина зарыдал как ребенок, лишенный игрушки, а потом схватил кружку и опрокинул ее содержимое себе в глотку. А потом добавил:

— Заявлю на нее в стражу, как только в город попаду! Черное колдовство! Сжечь ведьму! Сжечь!

— Мразь! — негромко, но веско и яростно сказал Нулан — Какая мразь!

— Да, да, паренек! — подхватил его слова незнакомец с распухшим носом — Она мразь! Самая настоящая мразь! Ползала голая передо мной, на коленях чмокала, а теперь я ей не хорош стал, этой мрази?! Тварь! Настоящая тварь!

— Ты — мразь! — холодно и ясно повторил Нулан — Ты поганая, грязная, мерзкая гнида!

И он с волнующей душу радостью врезал купцу туда, куда раньше хорошенько попал кулачок лекарки. Кулак лесоруба не чета кулачку лекарки, он раза в четыре больше, потому купец свалился со скамьи на пол, и нос его совсем уже завалился набок, заливая новый праздничный костюм и белый полушубок ярко-вишневой горячей кровью.

— Как ты посмел?! Такую женщину! Такую красавицу! Которая доверилась тебе! Как ты посмел ее поганить?! Распускать о ней грязные слухи! — кулак лесоруба молотил купца как топор в зимнее дерево, и окружающие, притихшие при виде этой расправы отчетливо слышали стук и хруст костей, ломающихся под напором тренированных тяжелым мужским трудом мускулов. Нулан не осознавал, что делает — ярость его была настолько велика, он так ненавидел этого человека, глумящегося над его, Нулана Великой Мечтой, что он не думал о последствиях и вообще ни о чем таком не думал. Вышибала, который подскочил к нему и замахнулся дубинкой — получил от Нулана такой удар, что отлетел к стене и затих, сползая по гладкой, обитой полированными досками поверхности.

Но он сделал свое дело — отвлек Нулана от его тяжелой монотонной работы и дал возможность купцу сделать то, что он тут же и сделал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Надо отдать должное голубоглазому торгашу — он был не робкого десятка и не раз бывал в передрягах. Разбойники, которые нет-нет, да и пытались выпустить кишки «жирным» купцам, конкуренты, подстерегающие за углом, просто пьяные разборки в придорожным трактирах — все это он видел, и не раз. И вот теперь, раздолбанный всмятку кулачищами озверевшего лесоруба не только не потерял ясность мысли, а даже наоборот — протрезвел и стал соображать четко и чисто, как если бы от мыслительной способности зависела сама его жизнь. Впрочем — так оно и было. Если не придумает, как одолеть этого лесоруба — тут ему и придет конец.

Засапожный нож выскользнул из-за голенища — длинный, узкий, чуть изогнутый. Тускло блестевшее лезвие обладало бритвенной заточкой, а кончик клинка мог соревноваться в остроте с жалом шершня, который ударом в затылок сбивает человека с ног. Нож легко пробил толстый вязаный свитер, видневшийся в распахе тулупа (в трактире было жарко, даже душно), а потом с легким треском распорол и свитер, и могучие, твердые как доска мышцы брюшного пресса, остановившись только тогда, когда клинок уперся в тазовую кость.

Нулан даже не почувствовал боли — только ожог и холодок внутри живота. А еще — в штанах стало мокро и он вдруг удивленно подумал: «Я что, обмочился? Не надо было пить столько пива!». И только потом увидел сизые кольца кишок, выпавшие из страшного, обильно кровоточащего разреза. И теперь ему стало совсем не до купца.

Нулан выпрямился, придерживая выпадающие внутренности руками, не шатаясь, прямо дошел до скамьи и уселся, чувствуя, как его капля за каплей, струйка за струйкой покидает жизнь. Как-то рядом оказался Хага, что-то говоривший, всплескивавший руками, и тогда Нулан хрипло, превозмогая слабость сказал:

— Все мои деньги за вычетом расходов на похороны отправишь моей маме. Не отправишь, пропьешь — я тебя и с того света найду! И буду мучить и тебя, и всю твою родню до самого седьмого колена!

После чего его глаза закатились и он упал на скамью — неловко, голова парня вначале с громким стуком ударила по столешнице, зацепив и перевернув кувшин с принесенным ему холодным пивом, а потом уже свесилась со скамьи, да так, что было ясно — хозяину головы на этом свете уже совсем ничего не надо. Кроме достойного упокоения.

***

— Еще! Еще! — зрители хлопали по столешницам, кричали, свистели, а Уна с Дианой улыбались, обнявшись, и были так похожи, что один из зрителей не выдержал и радостно прокричал своему соседу:

— Сестры-то как хороши! Прям одно лицо! Вот это дают! Я никогда таких песен не слышал, да так красиво! Давай, Уна! Диана, давай еще!

— Это мать с дочерью! — хохотнул сосед и подмигнул — Хороша наша лекарка, да?

— А она еще и лекарка?! — вытаращил глаза тот.

— Ха-ха-ха! — громогласно захохотал кряжистый лесоруб справа, слышавший разговор — Еще, понимаешь ли! Да она недавно руку парню прирастила! А ты говоришь — еще! Она магистр, не меньше! А то и выше! Еще! Ха ха ха!

За криками сразу и не заметили, как в огромный длинный шатер вбежал мужчина и попытался что-то сказать, но его никто не слышал. Тогда он пробрался вперед, к лекарке, и начал что-то горячо говорить, размахивая руками и показывая назад, туда, откуда прибежал. Улыбка сползла с губ лекарки и она подняла руку, призывая людей к тишине. Гомон и крики как по волшебству сразу стихли.

— Люди! Этот человек говорит, что в трактире тяжело порезали молодого парня. Простите, но я лекарка и не могу оставить человека в беде. Я должна уходить. Жаль, что мы вам так мало спели, но ведь не последний день живем, правда же? Да и праздник будет длиться еще завтрашний день. Завтра я приду к вам и спою! Договорились?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Кто-то засвистел, кто-то разочарованно застонал — все веселье перебили! Как обычно людям было наплевать на беду других людей. Порезали? Его проблемы! Наказания без вины не бывает! Значит, сам навыеживался, раз получил ножик в брюхо. Или по морде. Обычно — в брюхо, потому что оно большое и мягкое. И спьяну легко попасть.