Афганистан. Подлинная история страны-легенды - Мария Вячеславовна Кича

дефицита в подобной продукции, но, по мнению Амануллы, он таким образом внес вклад в борьбу с большевизмом.

Когда советская власть утвердилась у афганской границы, был заключен советско-афганский договор о нейтралитете и взаимном ненападении (1926). Позже удалось наладить авиасообщение между Кабулом и Ташкентом.

Лишь одна страна отвергла афганцев – Соединенные Штаты. Афганская делегация прибыла в Нью-Йорк в 1922 г., но, как оказалось, тогда же в город приехала нелепая авантюристка – старуха Фатима Султана. Ее предком был Шуджа-шах, поэтому она величала себя «принцессой». Фатима носила массу украшений и скорее походила на рождественскую елку, чем на аристократку из благородной династии Дуррани; но зато она притягивала к себе взоры всех нью-йоркцев – да и вообще олицетворяла пресловутую «восточную экзотику» в том ярком и аляповатом виде, как ее понимали неискушенные западные обыватели. Среди драгоценностей Фатимы выделялся крупный бриллиант «Дарья-и-Нур» («Река света»). Старуху сопровождал некий прохвост, именовавший себя «наследным принцем Египта». Эта парочка будто сошла со страниц сатирического романа Марка Твена – она хорошо смотрелась бы на плоту, плывущему по Миссисипи, или на Поле чудес в роли лисы Алисы и кота Базилио. Самое забавное, что мошенники сами стали жертвами американского афериста по прозвищу Уэймут, который убедил их, что служит в военно-морском министерстве США, и пообещал представить Фатиму президенту Вильсону – хотя на самом деле нацелился на бриллиант.

Нью-йоркская пресса не знала, какая из двух афганских делегаций была настоящей, и выбрала ту, которая выглядела наиболее экзотично – то есть свиту Фатимы. Каждый день в газетах публиковались фантастические рассказы о принцессе и ее сокровищах. Но госсекретарь США Чарльз Эванс Хьюз был уверен, что Афганистан по-прежнему является протекторатом Британской империи, а не суверенным государством, – и, значит, дипломатической миссии у него нет и быть не может. Хьюз просмотрел газетные статьи, посвященные Фатиме и «наследному принцу Египта» – и окончательно убедился в том, что это какие-то шарлатаны. Не разобравшись в ситуации, он не пожелал встречаться с настоящими афганскими дипломатами – и те вернулись домой несолоно хлебавши. Что до Фатимы, то Уэймут все-таки выманил у нее драгоценный камень. Потом «принцесса» не смогла оплатить счет за гостиницу, и ее с позором выдворили из страны.

Несмотря на это досадное недоразумение, суверенитет Афганистана был свершившимся фактом. Аманулла сделал то, о чем его предки только говорили. В первой половине 1920-х гг. он обладал огромным политическим капиталом, о котором большинство правителей на земле не могло и мечтать. Народ любил Амануллу, а Аманулла любил свой народ. Эмир взял за правило лично обзванивать по телефону знатных кабульцев и приглашать их во дворец на вечеринки. Гости собирались в богато украшенном зале и непринужденно болтали с монархом о радужных перспективах, открывавшихся перед Афганистаном.

Между тем Афганистан пребывал в чудовищном состоянии. В стране не было не просто школ, больниц и заводов, но самой институциональной структуры, обеспечивающей нормальную жизнь людей. В 1921 г. Кабул в составе советской делегации посетила одна из «валькирий революции» – Лариса Михайловна Рейснер (ее младший брат Игорь впоследствии стал титулованным историком-востоковедом). Рейснер играла с Амануллой в теннис и участвовала в народных праздниках, посещала официальные торжества и гуляла по базарам, объездила несколько деревень и осмотрела первый в стране машин-хане («дом машины», то есть фабрику). Под впечатлением от визита она опубликовала книгу «Афганистан» (1925), в которой рассказала об офицерах, круглый год носящих единственный залатанный мундир; о детях из аристократических семей, усердно зазубривающих титулы давно сгинувших мусульманских правителей; о женщинах в вуали, отказывающихся открыть эскулапу лицо, съеденное экземой; о госпиталях с земляными полами, где больные малярией заражались тифом, а больные тифом – малярией. Ситуация в сфере здравоохранения ужасала – вместо докторов были целители, не понимающие, как функционирует человеческий организм. Одной афганке европейские медики удалили катаракту, и после 20-летней слепоты она начала видеть. «Оставалось что-то исправить в ее неправильно поставленных веках, – пластика, как говорят врачи, – пишет Рейснер. – Знахарь решил, что он справится с этой пустяковой задачей не хуже проклятого кафира. Ковырнул в глазу кухонным ножом, – больная ослепла уже навсегда».

Афганистан для Рейснер – странное, скорбное и по-своему отвратительное место: «Нигде мертвое так близко не прикасается к живому», – и эмир пытался это исправить. Аманулла много путешествовал по стране и читал лекции в крупных городах. Он выступал перед простыми афганцами и наказывал им усердно трудиться во благо родины, давать детям образование и уважать женщин. Это был самый демократичный из абсолютных монархов. Однажды в южной провинции Аманулла потребовал организовать встречу со строителями, прокладывавшими там дорогу. Эмир обнял этих людей – представителей низшего сословия – и сердечно поблагодарил их за работу. Государь всегда ходил без телохранителей – своеобразного «фильтра» между правителем и народом, который все предыдущие афганские эмиры считали обязательным. «Нация – мой телохранитель», – говорил Аманулла.

Параллельно Аманулла не забывал о новом облике Кабула – ведь столица должна была олицетворять его прогрессивное правление. В центре города, возле главной площади Пуштунистан, располагался дворец Арг, возведенный в 1883 г. при Абдур-Рахмане; именно вокруг него вырос целый квартал со зданиями министерств, необходимыми для осуществления власти «железного эмира». В 1919 г. по приказу Амануллы здесь была поставлена памятная Колонна независимости.

Однако монарх захотел обзавестись резиденцией в европейском стиле. Так в 11 км к юго-западу от Кабула возник правительственный район Дар-уль-Аман («Ворота в спокойствие») с одноименным дворцом. План был разработан немецким архитектором Вальтером Хортеном, который взял за основу чертежи своего коллеги и соотечественника Фридриха Вейнбреннера, работавшего над административным районом Карлсруэ в XIX в. Ожидалось, что в Дар-уль-Амане будет 70 зданий (в том числе парламент, театр, кафе и частные виллы) – а также триумфальные арки и троллейбусная линия.

Впоследствии Кабул разросся, и Дар-уль-Аман оказался в городской черте. Старики по привычке называют эту местность Афшар-Тапа, а молодежь – 14-м муниципальным районом.

Кроме того, немецкие архитекторы построили для Амануллы знаменитый дворец Тадж-Бек («дворец Амина»), который находится на юго-западной окраине Кабула – на расстоянии двух километров от Дар-уль-Амана. Наконец, по распоряжению эмира в Кабуле открылся первый ресторан.

Особую роль в общественно-политической жизни Афганистана играла Сорайя – красивая и образованная супруга Амануллы, дочь Махмуд-бека Тарзи. Она сопровождала мужа в поездках и на светских раутах, участвовала в заседаниях правительства и охотах, присутствовала на парадах и иных торжествах, а во время Третьей англо-афганской войны навещала раненых в госпиталях и дарила