Серебряная свадьба - Мейв Бинчи

— Да, и прекрасный игрок, — с гордостью подтвердила Эйлин О'Хаган.

— Но как его туда приняли?

В прежние времена кандидатура кого-нибудь вроде Тони была немыслима, вопрос стоял именно так. И даже Десмонд — играй он в гольф — никогда бы не получил членства в клубе. Каким же образом такому типу, как Тони, удалось туда пролезть?

— Как приняли? — переспросила Эйлин О'Хаган. — Понятия не имею. Видимо, так же, как и всех нас принимали, — мать неопределенно пожала плечами.

— И все твои друзья его знают? Знала ли его, к примеру, миссис Бэрри?

Дейрдра нарочно вспомнила покойную мать Морин Бэрри, которая всегда была чутким барометром общественного мнения у них в Дублине. Не может быть, чтобы Тони хорошо приняли в кругу Софи Бэрри.

— Софи? Да, конечно, бедняжка Софи встречала его время от времени. Софи Бэрри, правда, не играла в гольф, так что, сама понимаешь, не могла знать Тони в этом плане.

— Не говори только, что Тони играет в бридж!

— Нет, он глубоко презирает нас, как он выражается, старых гусынь, убивающих часы за картами.

Эйлин О'Хаган звонко рассмеялась, и Дейрдре внезапно показалось, что жизнь ее матери куда веселей, чем ее собственная. Всеми силами стараясь удержать разговор в нужном направлении, Дейрдра попробовала зайти с другого конца.

— Ну, а Джерард? Скажи, мама, что думает Джерард? Что говорит?.. Нет, не о своем отпуске, что он говорит насчет тебя и Тони?

— Понятия не имею.

— Но ты же не можешь не знать.

— Но как? То есть, откуда мне знать? Я знаю только то, что он сам мне говорит, я понятия не имею, что он говорит другим. У него сейчас довольно миленькая подружка, возможно, он говорит об этом с ней… Хотя вряд ли.

По всей видимости, ей было абсолютно все равно.

— Как же иначе… Он непременно…

— Послушай, Дейрдра. У каждого из нас своя жизнь. Джерарда, наверное, намного больше интересует его адвокатская карьера. Станет ли он королевским адвокатом.[16] Не пора ли ему завязать со всеми этими молоденькими красотками и остепениться, завести семью. Не исключено, что он беспокоится о своем здоровье, ведь ему скоро сорок, думает о холестерине и растительных жирах. Может, планирует продать свою квартиру и купить дом. Ему что, делать больше нечего, как думать о своей матери? Ответь мне!

— Но если ты совершаешь какой-нибудь… Если ты затеяла что-нибудь такое…

— Без сомнения, он считает, что я достаточно взрослая и за мной не надо приглядывать.

— Мы все должны друг за другом приглядывать, — возразила Дейрдра с ноткой назидательности.

— А вот здесь ты глубоко ошибаешься. Наоборот, мы не должны вмешиваться в чужую жизнь. Это большой грех.

Несправедливость ее слов поразила Дейрдру, точно удар хлыста. Как только мать может такое говорить — этот нравоучительный вздор о невмешательстве в чужую жизнь! Четверть века Дейрдра усердно поддерживала некий образ, стараясь оправдать ожидания семьи. На нее, старшую из детей О'Хаганов, возлагали большие надежды. Она блестяще училась в университете, могла бы поступить на службу в министерство иностранных дел, когда-нибудь стать послом или выйти за посла замуж. Могла бы стать адвокатом, как ее брат Джерард. Могла бы сделать блестящую партию, как ее сестра Барбара.

А вместо этого в одно долгое жаркое лето она влюбилась и оказалась в ловушке. Это ни в какой мере не могло удовлетворить ожидания родителей, но со стороны все должно было выглядеть замечательно.

И вот, всю жизнь Дейрдра жила по этому правилу, стараясь угодить матери, а та сейчас сидит напротив и оправдывает свою достойную сожаления связь с обыкновенным пошляком, утверждая, что главное жизненное правило — не совать нос в чужие дела! Дейрдра просто отказывалась верить своим ушам.

Она заговорила очень медленно:

— Я понимаю, о чем ты говоришь, но мне кажется, нельзя думать только о себе и не принимать в расчет мнения других. В конце концов, разве мне не твердили всю мою юность о людях приемлемых и неприемлемых?

— Только не я, от меня ты ничего подобного не слышала.

— Но ты всегда хотела знать, чем занимаются другие люди, где живут, кто из какой семьи, у кого какие родители.

— Из чистого любопытства, — пожала плечами ее мать. — Всегда приятно знать, кто есть кто. Только и всего.

— Нет, не только. Ты с миссис Бэрри…

— Ах, Дейрдра, Софи Бэрри всегда только и думала, что о каких-то нелепых приличиях и о репутации. Никто не принимал ее всерьез.

— Морин принимала.

— Тем хуже для нее. И, по-моему, ты ошибаешься. Морин всегда поступала по-своему, она пошла собственным путем, как бы бедняжка Софи ни клеймила тех, кто занимается торговлей.

— Ты хочешь сказать, вы с папой были счастливы, что я вышла за Десмонда? Не старайся меня убедить, ни за что не поверю!

Ее душили слезы — слезы ярости, обиды и растерянности. Ширма падала, маски сбрасывались, и она вдруг почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног. Многолетнему деликатному притворству пришел внезапный конец.

Элегантная дама в бежевом полотняном костюме и кремовой блузке — ее мать — глядела на нее с тревогой. Она хотела было заговорить, но не стала.

— Вот видишь, ты не можешь этого отрицать! — торжествовала Дейрдра.

— Дитя мое, все это уже быльем поросло, — сказала Эйлин О'Хаган.

— Но тогда тебе было не все равно, тебя волновало, что Десмонд нам не ровня.

— Что значит «нам»? Не мы выходили за него, это ты за него выходила, ты его выбрала, никто не говорил, что он нам не ровня.

— Не говорил во всеуслышание.

— Не говорил вообще. Уверяю тебя, мы с твоим отцом, конечно, считали, что ты еще слишком молода, ты бросила университет, не получив степени, мы боялись, что ты останешься без профессии. Поэтому мы, может быть, и правда хотели, чтобы вы повременили. Но только лишь поэтому.

Дейрдра глубоко вздохнула.

— Ты знала, что мы не можем ждать.

— Я знала, что ты не хочешь ждать, вот и все, что я знала. Ты была очень решительно настроена. Я не хотела вставать у тебя на пути.

— Ты знала почему.

— Я знала, что ты его любишь или думаешь, что любишь. Судя по тому, что вы до сих пор вместе и ты не побоялась мороки и решилась на все это празднование осенью, ты, видно, была тогда права. Ты и вправду любила его, и он тебя любил.

У матери все получалось слишком просто. Раз вы прожили вместе двадцать пять лет и готовы признать этот факт публично, значит, вы любите друг друга. Дейрдра погрузилась в раздумье.

— Что, разве я не права?

Эйлин О'Хаган ждала определенного ответа — да или нет.

— Более или менее, но не благодаря вам, — задумчиво проговорила Дейрдра.

— Не понимаю, что ты хочешь этим сказать, Дейрдра. Я всегда считала, что из моих детей ты самая счастливая. Ты поступила так, как хотела, и получила то, что хотела. Никто тебя не неволил, ни к чему не принуждал, ты училась в университете, могла бы работать, но никогда не работала. Мы с Софи всегда говорили, что тебе все досталось на блюдечке, а теперь вот, кажется, ты обижена и чем-то недовольна.

Она была озабочена, но отнюдь не расстроена, она просто хотела знать. Умело заправив салат соусом, мать ждала объяснения.

— Если ты считала, что я слишком молода, то почему позволила мне выйти за Десмонда?

— Я просто думала, что лучше выбрать меньшее из зол. Я всегда так считаю. Твой отец думал, что ты беременна, но я-то знала, что это не так.

— Откуда ты знала? — прошептала Дейрдра.

— Даже в далеком 1960-м никто бы не стал выходить замуж только по этой причине без особого на то желания. И я оказалась права, Анна родилась лишь много месяцев спустя. Бедняжка Софи, наверное, была страшно разочарована: я подозреваю, что она думала так же, как твой отец.

— Да.

— Так в чем проблема, Дейрдра? Что я сделала не так? Мы дали свое согласие. Это плохо? Нет. Мы приехали на свадьбу, как ты хотела. Ты сказала, что не хочешь никому пускать пыль в глаза, пусть все будет тихо и скромно и пусть свадьба будет в Англии. Мы согласились. Взяли из школы Барбару и Джерарда… Дом наш всегда открыт для вас с Десмондом, но вы никогда не приезжаете. Один раз ты приехала, но была как на иголках, мы не знали, как к тебе подойти, тебе и сказать ничего было нельзя. Несколько раз мы приезжали к вам в гости, и скоро опять приедем — на вашу серебряную свадьбу. Скажем прямо, такое случается нечасто. И почему-то, несмотря на все это, я — исчадие ада и, подразумевается, твой покойный отец тоже, да и сестра с братом.

Эйлин О'Хаган кусочком хлеба собрала остатки соуса и посмотрела на дочь в ожидании объяснений. Дейрдра молчала.

Подошел официант, убрал тарелки и стал убеждать их полакомиться яблочным пирогом и взбитыми сливками. Эйлин с оживлением принялась обсуждать с ним эту тему, и Дейрдра получила возможность собраться с мыслями.