Не бойся, я рядом - Иосиф Гольман

– Дело хорошее, – отозвался Бубнов. – Сам к нему приеду, если кризис быстро не кончится. А чем я могу помочь?

– Ему выделяют чудесную лесную усадьбу, старинную, дворянскую еще. И площадь в восемь с половиной гектаров, с лесом и рекой. Если это все отремонтировать – причем фундаменты и стены менять не надо – то цены такому комплексу не будет. Да, – вдруг осенило ее. – А еще там же можно сделать косметологическое отделение. Все разрешения мы с местной властью согласуем. Смотрите, соперировали женщину – и тут же спрятали на месяц от глаз, пока отеки не сойдут. Да и психологическая поддержка им не будет лишней в этот период.

– Далеко от Москвы? – спросил Бубнов.

– Около двухсот километров, – сказала Логинова. И добавила: – А еще, если согласитесь, буду на вас работать. Хоть бесплатно. Изведу вам всех воров, обещаю.

– Вот в чем не сомневаюсь… – снова рассмеялся Бубнов. – А вы знаете, – добавил он после паузы, – в этом что-то есть. И в лесной косметологической клинике – только оперировать надо там же, не тащить после наркоза из Москвы. И в симбиозе косметологии и психотерапии. В общем, скорее да, чем нет.

– Отлично, – обрадовалась Логинова. – А уж я отработаю, гарантирую.

– Несомненно, отработаете, – снова весело согласился Бубнов. – Давайте завтра же и встречаться. Все хорошие дела должны делаться быстро.

– Ну как? – спросила, дав отбой, Татьяна.

– Ну ты даешь! – только и смог сказать ошарашенный Лазман.

– Так что, Марконя, не во всем ты меня перегнал, – она потрепала ему давно поредевшую прическу. – Завтра поедем делать первый шаг на пути к твоей мечте.

Солнце садилось прямо в редкие сосны, делая их стволы уже не бронзовыми, а по-настоящему золотыми.

Дул легкий, слабый ветерок, впитавший в себя все лесные ароматы.

Она взяла его за руку:

– Мы с тобой еще столько наворочаем, Марконь. Все только начинается.

Он молча прикрыл глаза.

Ему было хорошо.

24

Парамонов взглянул на часы – надо было двигаться к Марку Вениаминовичу.

Встречи их стали заметно реже.

И дело не в том, что у обоих резко увеличилась загрузка: Лазман кроме своей обычной деятельности вплотную занялся новой клиникой, а Парамонов отвечал теперь не только за личные три статьи в номер – и даже не только за содержание издания – но и за многочисленные не лежащие на поверхности дела главреда.

Однако причина редкости их нынешних «лечебных» встреч была как раз в эффективности применяемого лечения.

Это Парамонов чувствовал в прямом смысле слова душой.

Если в начале курса он уже за два-три дня до еженедельного визита ощущал усилившуюся тревогу и беспокойство, то теперь «заряда» от лекарств и психотерапии хватало на целых две недели.

Имелось, правда, здесь и свое, – пусть и небольшое, – разочарование.

Эффект-то наступил довольно быстро – пяти дней не прошло.

Потом все время усиливался, давая усталому мозгу Парамонова столь необходимую передышку.

А потом зафиксировался на одном и том же, хоть и вполне приемлемом, уровне.

До чудесного состояния – когда Олегу вовсе не будет думаться про рак или опасность встречи Земли с кометой, или про беды, которые могут подстерегать его еще не родившегося ребенка, – так и не дошло.

Все равно думает.

Хотя не сравнить нынешние печальные думы – и то, как правило, по утрам или когда голова не занята чем-то важным – с тем состоянием тоски и тревоги, которое он почти постоянно испытывал раньше.

Марк Вениаминович объяснил немножко расстроенному Парамонову, что это уж, извините, характерологические особенности его личности.

Не мешают больше обсессии, навязчивые мысли, жить так, как раньше? Не сверлят мозги, не давая даже мечтать о будущем? Вот и будь доволен.

Парамонов и был доволен.

Даже страшные угрозы насчет потери либидо – и те при ближайшем рассмотрении оказались не фатальными.

По крайней мере, Ольге не пришлось учиться чему-то сверхъестественному, чтобы сохранить гармонию в сексуальных отношениях. А ему не пришлось пить виагру.

Да, он хотел Ольгу неежесекундно.

Но когда это случалось, все было нежно, ласково и очень приятно.

Олег сказал Будиной, чтобы она перебиралась к нему – не с мамой же ее им втроем жить? Но Ольга попросила еще немного подождать.

Ей надо привыкнуть к этой мысли.

Маме надо отвыкнуть от постоянного присутствия дочери.

Да и Парамонов должен морально подготовиться к тому, что теперь кроме тети Паши в доме появится еще один человек.

Кстати, о тете Паше.

Старуха пришла в восторг, узнав, что ее Олежек собрался жениться.

И если раньше, совсем недавно, намеревалась в скором времени помирать, даже место на кладбище себе присмотрела рядом с Олеговым отцом, то теперь концепция поменялась: надо же кому-то парамоновского наследника нянчить?

Ни Ольга, ни тем более сам Парамонов против такого подхода совершенно не возражали. Особенно зная, что тетя Паша время от времени ездит в родную деревню в Тульской области навестить свою здравствующую и еще вполне себя обслуживающую маму.

Все эти мысли крутились в голове Олега, когда он, попрощавшись с задержавшимся главным художником – обложка у того никак не вытанцовывалась, – быстро пошел к остановке трамвая.

Красная, набитая людьми под завязку железяка, пригромыхала довольно быстро. Парамонов выбрал наземный рельсовый транспорт, потому что трамвай точно, без пересадок, доезжал прямо до психбольницы, где Олег собирался встретиться с Марком Вениаминовичем.

Он с трудом протиснулся в середину салона, нечаянно задев по дороге какую-то средних лет мадам.

– Смотреть надо, куда ноги ставишь! – заорала та вслед Парамонову.

– Извините, пожалуйста, – сказал он. Не нарочно же задел.

Извинения приняты не были.

В ход пошел дежурный набор штампов, как из какого-нибудь доперестроечного «Крокодила» или «Фитиля».

Парамонов не хотел отвечать, но глупые оскорбления все же задевали. Он поднял глаза и укоризненно посмотрел на неугомонную тетку.

Это вызвало новый приступ ярости:

– Что смотришь-то? Еще толкнуть хочешь?

И, приписав Парамонову самые ужасные намерения – причем тут же в это сама поверив, – завопила на весь вагон:

– Да тебе к психиатру надо! Вон, через остановку больница будет!

– А я к психиатру и еду. – Неожиданно Парамонову стало весело.