Божественная комедия (илл. Доре) - Данте Алигьери

Песнь двадцать шестая

Круг седьмой (продолжение)

1

Пока мы шли, друг другу вслед, по краюИ добрый вождь твердил не раз еще:«Будь осторожен, я предупреждаю!» —

4

Мне солнце било в правое плечоИ целый запад в белый превращалоИз синего, сияя горячо;

7

И где ложилась тень моя, там алоКазалось пламя; и толпа была,В нем проходя, удивлена немало.

10

Речь между ними обо мне зашла,И тень, я слышал, тени говорила:«Не таковы бесплотные тела».

13

Иные подались, сколь можно было,Ко мне, стараясь, как являл их вид,Ступать не там, где их бы не палило.

16

«О ты, кому почтительность* велит,Должно быть, сдерживать поспешность шага,Ответь тому, кто жаждет и горит!*

19

Не только мне ответ твой будет благо:Он этим всем нужнее, чем нужнаИндийцу или эфиопу влага.

22

Скажи нам, почему ты — как стенаДля солнца, словно ты еще не встретилСетей кончины». Так из душ одна*

25

Мне говорила; я бы ей ответилБез промедленья, но как раз тогдаМой взгляд иное зрелище приметил.

28

Навстречу этой новая чредаШла по пути, объятому пыланьем,И я помедлил, чтоб взглянуть туда.

31

Вдруг вижу — тени, здесь и там, лобзаньемСпешат друг к другу на ходу прильнутьИ кратким утешаются свиданьем.

34

Так муравьи, столкнувшись где-нибудь,Потрутся рыльцами, чтобы дознаться,Быть может, про добычу и про путь.

37

Но только миг объятья дружбы длятся,И с первым шагом на пути своемОдни других перекричать стремятся, —

40

Те, новые: «Гоморра и Содом!»,*А эти: «В телку лезет Пасифая* ,Желая похоть утолить с бычком!»

43

Как если б журавлей летела стая —Одна к пескам, другая на Рифей,*Та — стужи, эта — солнца избегая,

46

Так расстаются две чреды теней,Чтоб снова петь в слезах обычным ладомИ восклицать про то, что им сродней.

49

И двинулись опять со мною рядомТе, что меня просили дать ответ,Готовность слушать выражая взглядом.

52

Я, видя вновь, что им покоя нет,Сказал: «О души, к свету мирной славыОбретшие ведущий верно след,

55

Мой прах, незрелый или величавый,Не там остался: здесь я во плоти,Со мной и кровь ее, и все суставы.

58

Я вверх иду, чтоб зренье обрести:Там есть жена,* чья милость мне даруетСквозь ваши страны смертное нести.

61

Но, — и скорее да восторжествуетЖеланье ваше, чтоб вас принял храмТой высшей тверди, где любовь ликует, —

64

Скажите мне, а я письму предам,Кто вы и эти люди кто такие,Которые от вас уходят там».

67

Так смотрит, губы растворив, немыеОт изумленья, дикий житель гор,Когда он в город попадет впервые,

70

Как эти на меня стремили взор.Едва с них спало бремя удивленья, —Высокий дух дает ему отпор, —

73

«Блажен, кто, наши посетив селенья, —Вновь начал тот, кто прежде говорил, —Для лучшей смерти черплет наставленья!

76

Народ, идущий с нами врозь, грешилТем самым, чем когда-то Цезарь клики«Царица» в день триумфа заслужил.*

79

Поэтому «Содом» гласят их крики,Как ты слыхал, и совесть их язвит,И в помощь пламени их стыд великий.

82

Наш грех, напротив, был гермафродит;Но мы забыли о людском законе,Спеша насытить страсть, как скот спешит,

85

И потому, сходясь на этом склоне,Себе в позор, мы поминаем ту,Что скотенела, лежа в скотском лоне.*

88

Ты нашей казни видишь правоту;Назвать всех порознь мы бы не успели,Да я на память и не перечту.

91

Что до меня, я — Гвидо Гвиницелли;*Уже свой грех я начал искупать,Как те, что рано сердцем восскорбели».

94

Как сыновья, увидевшие матьВо времена Ликурговой печали,Таков был я, — не смея показать, —

97

При имени того, кого считалиОтцом и я, и лучшие меня,Когда любовь так сладко воспевали.*

100

И глух, и нем, и мысль в тиши храня,Я долго шел, в лицо его взирая,Но подступить не мог из-за огня.

103

Насытя взгляд, я молвил, что любаяПред ним заслуга мне милей всего,Словами клятвы в этом заверяя.

106

И он мне: «От признанья твоего*Я сохранил столь светлый след, что ЛетаБессильна смыть иль омрачить его.

109

Но если прямодушна клятва эта,*Скажи мне: чем я для тебя так мил,Что речь твоя и взор полны привета?»

112

«Стихами вашими, — ответ мой был. —Пока продлится то, что ныне ново,*Нетленна будет прелесть их чернил».

115

«Брат, — молвил он, — вот тот* (и на другогоОн пальцем указал среди огней)Получше был ковач родного слова.

118

В стихах любви и в сказах* он сильнейВсех прочих; для одних глупцов погудка,Что Лимузинец* перед ним славней.

121

У них к молве, не к правде ухо чутко,И мненьем прочих каждый убежден,Не слушая искусства и рассудка.

124

«Таков для многих старых был Гвиттон* ,Из уст в уста единственно прославлен,Покуда не был многими сражен.

127

Но раз тебе простор столь дивный явлен,Что ты волен к обители взойти,К той, где Христос игуменом поставлен,

130

Там за меня из «Отче наш» прочтиВсе то, что нужно здешнему народу,Который в грех уже нельзя ввести».

133

Затем, — быть может, чтобы дать свободуДругим идущим, — он исчез в огне,Подобно рыбе, уходящей в воду.

136

Я подошел к указанному мне,Сказав, что вряд ли я чье имя в миреТак приютил бы в тайной глубине.

139

Он начал так, шагая в знойном вире:«Tan m'abellis vostre cortes deman,Qu'ieu no me puesc ni voill a vos cobrire.

142

Ieu sui Arnaut, que plor e vau cantan;Consiros vei la passada folor,E vei jausen lo joi qu'esper, denan.

145

Ara vos prec, per aquella valorQue vos guida al som de l'escalina,Sovenha vos a temps de ma dolor!»*

148

И скрылся там, где скверну жжет пучина.

Песнь двадцать седьмая

Круг седьмой (окончание) — Восхождение к Земному Раю

1

Так, чтоб ударить первыми лучамиВ те страны, где его творец угас,Меж тем как Эбро льется под Весами,

4

А волны в Ганге жжет полдневный час,Стояло солнце; меркнул день, сгорая,*Когда господень ангел встретил нас.

7

«Bead muncbo corde!»* воспеваяЗвучней, чем песни на земле звучны,Он высился вне пламени, у края.

10

«Святые души, вы пройти должныУкус огня; идите в жгучем зноеИ слушайте напев с той стороны!»

13

Он подал нам напутствие такое,И, слыша эту речь, я стал как тот,Кто будет в недро погружен земное.

16

Я, руки сжав и наклонясь вперед,Смотрел в огонь, и в памяти ожилиТела людей, которых пламя жжет.

19

Тогда ко мне поэты обратилиСвой взгляд. «Мой сын, переступи порог:Здесь мука, но не смерть, — сказал Вергилий. —

22

Ты — вспомни, вспомни!.. Если я помогТебе спуститься вглубь на Герионе,Мне ль не помочь, когда к нам ближе бог?

25

И знай, что если б в этом жгучем лонеТы хоть тысячелетие провел,Ты не был бы и на волос в уроне.

28

И если б ты проверить предпочел,Что я не обманул тебя нимало,Стань у огня и поднеси подол.

31

Отбрось, отбрось все, что твой дух сковало!Взгляни — и шествуй смелою стопой!»А я не шел, как совесть ни взывала.

34

При виде черствой косности такойОн, чуть смущенный, молвил: «Сын, ведь этоСтена меж Беатриче и тобой».

37

Как очи, угасавшие для света,На имя Фисбы приоткрыл ПирамПод тутом, ставшим кровяного цвета,*

40

Так, умягчен и больше не упрям,Я взор к нему направил молчаливый,Услышав имя, милое мечтам.

43

А он, кивнув, сказал: «Ну как, ленивый?Чего мы ждем?» И улыбнулся мне,Как мальчику, прельстившемуся сливой.

46

И он передо мной исчез в огне,Прося, чтоб Стаций третьим шел, донынеДеливший нас в пути по крутизне.

49

Вступив, я был бы рад остыть в пучинеКипящего стекла, настолько злейБыл непомерный зной посередине.

52

Мой добрый вождь, чтобы я шел смелей,Вел речь о Беатриче, повторяя:«Я словно вижу взор ее очей».

55

Нас голос вел, сквозь пламя призывая;И, двигаясь туда, где он звенел,Мы вышли там, где есть тропа крутая.

58

Он посреди такого света пел«Venite, benedicti Patris mei!»,*Что яркости мой взгляд не одолел.

61

«Уходит солнце, скоро ночь. БыстрееИдите в гору, — он потом сказал, —Пока закатный край не стал чернее».

64

Тропа шла прямо вверх среди двух скалИ так, что свет последних излученийЯ пред собой у солнца отнимал;

67

Преодолев немногие ступени,Мы ощутили солнечный заходТам, сзади нас, по угасанью тени.

70

И прежде чем огромный небосводТак потемнел, что все в нем стало схожеИ щедрой ночи наступил черед,

73

Для нас ступени превратились в ложе,Затем что горный мрак от нас унесИ мощь к подъему, и желанье тоже.

76

Как, мямля жвачку, тихнет стадо коз,Которое, пока не стало сыто,Спешило вскачь с утеса на утес,

79

И ждет в тени, пока жара разлита,А пастырь, опершись на посошок,Стоит вблизи, чтоб им была защита,

82

И как овчар, от хижины далек,С гуртом своим проводит ночь в покое,Следя, чтоб зверь добычу не увлек;

85

Так в эту пору были мы все трое,Я — за козу, они — за сторожей,Замкнутые в ущелие крутое.

88

Простор был скрыт громадами камней,Но над тесниной звезды мне сияли,Светлее, чем обычно, и крупней.

91

Так, полон дум и, глядя в эти дали,Я был охвачен сном; а часто сонВещает то, о чем и не гадали.

94

Должно быть, в час, когда на горный склонС востока Цитерея* засияла,Чей свет как бы любовью напоен,

97

Мне снилось — на лугу цветы сбиралаПрекрасная и юная жена,И так она, сбирая, напевала:

100

«Чтоб всякий ведал, как я названа,Я — Лия, и, прекрасными рукамиПлетя венок, я здесь брожу одна.

103

Для зеркала я уберусь цветами;Сестра моя Рахиль с его стеклаНе сводит глаз и недвижима днями.

106

Ей красота ее очей мила,Как мне — сплетенный мной убор цветочный;Ей любо созерцанье, мне — дела».*

109

Но вот уже перед зарей восточной,Которая скитальцам тем милей,Чем ближе к дому их привал полночный,

112

Везде бежала тьма, и сон мой с ней;Тогда я встал с одра отдохновенья,Увидя вставшими учителей.

115

«Тот сладкий плод,* который поколеньяТревожно ищут по стольким ветвям,Сегодня утолит твои томленья».

118

Со мною говоря, к таким словамПрибег Вергилий; вряд ли чья щедротаБыла безмерней по своим дарам.

121

За мигом миг во мне росла охотаБыть наверху, и словно перья крылЯ с каждым шагом ширил для полета.

124

Когда под нами весь уклон проплылИ мы достигли высоты конечной,Ко мне глаза Вергилий устремил,

127

Сказав: «И временный огонь, и вечныйТы видел, сын, и ты достиг земли,Где смутен взгляд мой, прежде безупречный.

130

Тебя мой ум и знания вели;Теперь своим руководись советом:Все кручи, все теснины мы прошли.

133

Вот солнце лоб твой озаряет светом;Вот лес, цветы и травяной ковер,Самовозросшие в пространстве этом.

136

Пока не снизошел счастливый взорТой, что в слезах тогда пришла за мною,Сиди, броди — тебе во всем простор.

139

Отныне уст я больше не открою;Свободен, прям и здрав твой дух; во всемСудья ты сам; я над самим тобою

142

Тебя венчаю митрой и венцом».*

Песнь двадцать восьмая