Тимьян и клевер - Ролдугина Софья Валерьевна

Чужаку служанка – её звали Мэгги – возможно, и отказала бы, но обаятельному «доктору», нанятому мистером Далтоном, возразить не смогла.

К особняку возвращались медленно, не торопясь. Сливочно-густой туман, в котором вязли звуки шагов, располагал к откровенности. Киллиан успел рассказать, что родом он из глубинки, а отец его владеет небольшим кусочком земли – не уточняя, впрочем, размер этого «кусочка», а также количество наёмных работников, размер годового дохода и прочие незначительные подробности. Служанка вскоре почувствовала себя свободнее, и беседа потекла живее.

Заговорили и о болезни Уильяма.

– А что, неужели и ты думаешь, что это сглаз? – словно бы между прочим поинтересовался Киллиан. – Уж скорее, на болезнь похоже. Матушка Уильяма, случаем, не оттого же умерла? – добавил он осторожно, вовсе не уверенный в своём предположении.

Но оказался прав.

– Ох… Оттого, да не оттого, – вздохнула Мэгги. Лицо её, круглое и ноздреватое, как блин, потемнело. – Я старую хозяйку застала, когда ещё девчушкой к ней в услужение пришла, а после она меня в мужнин дом с собою взяла. Славная она была, вот ей-ей, славная. И сынок в неё пошёл, только больно капризным вырос. Вроде как схватит чужое по жадности, а потом увидит, что человек горюет – и давай сам в рёв… Но это по детству-то, а сейчас лицо держит, чисто господин.

– Понимаю, понимаю, – закивал Киллиан. – А матушку как звали?

– Франческой, – улыбнулась Мэгги. – Чудное имя, не нашенское. Она и сынишку Герхардом хотела назвать, уж помню, милорд с ней спорил…

– Они часто ругались?

Вопрос был рискованный, личный, однако служанка приняла его за простое любопытство молодого «доктора».

– Да не сказать. Вот разве что когда мисс Келли появилась… – тут Мэгги испуганно осеклась, оглядываясь по сторонам, а потом затараторила шёпотом: – Ты уж не говори никому, что я это помянула, милорд страсть как болтушек не любит …

– Не скажу никому, что я, враг себе? Мне же самому и достанется, – успокоил её Киллиан. В груди у него потеплело от азарта и стало немного щекотно. – А мисс Келли – это кто?

Некоторое время Мэгги колебалась. Видно было, что в душе её желание пожаловаться всласть борется со страхом наказания. Но, видно, загадочная «мисс Келли» так допекла бедняжку одним фактом своего существования, что первое победило.

– Да нынешняя хозяйка, – сердитым шёпотом сообщила Мэгги. Веко у неё дёрнулось. – Как она к нам зачастила, так моя госпожа и стала чахнуть.

«А вот это уже интересно», – подумал Киллиан и принялся аккуратно расспрашивать служанку. Отвечала та не слишком охотно, со множеством недомолвок, но картина сложилась ясная.

И пренеприятная.

Ещё при жизни первой супруги Далтон стал приводить в дом любовницу – якобы дальнюю родственницу, сиротку и вообще девицу «порядочности столь же редкой, что и красоты». Франческа заподозрила неладное и учинила ему допрос, который вылился в колоссальную ссору. Мистер Далтон очень не любил, когда ему читали морали, а потому ответил жёстко – и жестоко. После этого мисс Келли фактически поселилась в особняке, а Франческа почти перестала выходить из своих покоев и вскоре заболела, а затем и умерла. Далтон прогоревал недолго и через год женился на любовнице. Уильям был слишком мал и потому зла на мачеху не затаил. А вот старший его кузен, Оскар, по словам Мэгги, так её и не простил.

– Госпожа Франческа-то, почитай, ему вместо матери приходилась. Читала вслух сама, на пианине играть научила, – вздохнула служанка. – Он-то вроде бы и дуться на мисс Келли не стал, уважительный такой был, ну чисто ангел. Только, бывало, глянет этак недобро… Но вот позапрошлый год, когда слух пошёл, что, мол, госпожа на сносях наконец, а потом все узнали, что она это выдумала, мистер Линч улыбнулся этак жутенько и сказал: «Поделом ей». Прям при всех! Милорд на него так посмотрел – я уж думала, убьёт или сошлёт, ан обошлось.

Тем временем показался особняк Далтонов; прогулка подошла к концу. В конце улицы из тумана выступили знакомые игольчатые очертания ворот. За ними смутно виднелся человеческий силуэт, возможно, садовник или дворецкий, но рисковать Киллиан не стал и распрощался с Мэгги. Интуиция подсказывала ему, что Оскар Линч вряд ли одобрит задушевные разговоры с прислугой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

На ближайших улицах царила ватная тишина. Ни экипажей, ни случайных прохожих… Кэбы тоже, как нарочно, объезжали этот квартал стороной. Лишь через полчаса, когда узкая улица несмело ткнулась под бок широкому ленивому проспекту, мимо прогрохотал омнибус. Правда, ехал он совсем не в ту сторону, в какую нужно было.

«Интересно, мне так и придётся плестись на своих двоих? – мрачно подумал Киллиан. – Вот бы сюда Айвора с его тайными тропами…»

Подумал – и сам себя одёрнул. Если бы компаньон и появился, то о самостоятельном расследовании пришлось бы забыть. Айвор так или иначе потребовал бы отчёта вечером… Но то вечером. А пока ещё оставалось время на то, чтобы сделать несколько шагов.

Оставалось только решить – куда.

«Загляну-ка я к Морин, – определился наконец Киллиан, и, покачнувшись на пятках, направился вверх по проспекту, в ту сторону, откуда приехал омнибус. – Если кто и разбирается в сглазах и злых чарах, так это она».

До Полынной улицы добраться удалось ближе к сумеркам; впрочем, винить в этом было некого, разве что хозяйку пекарни с удивительно вкусными пирожками на углу Моховой улицы. И паб чуть поодаль, где помимо эля подавали ароматный горячий морс. И нескольких приятелей, с которыми просто невозможно было не перемолвиться словом-другим при встрече…

«Поздно, конечно, – с сомнением подумал он, вглядываясь в проём меж двух склонённых друг к другу дубов, откуда брала начало Полынная улица. – И Айвор вроде бы говорил, что Морин надо с утра навещать… А, была не была! Не прогонит же она меня прочь».

Обычные рынки в такое время, конечно, не работали, и даже любители сэкономить на остатках не нашли б, чем поживиться. Однако ярмарка чудес жила своей жизнью. Прилавков, похоже, стало ещё больше по сравнению с утром или днём. В сгустившемся полумраке туман стал даже плотнее. Кажется, протянешь руку – и коснёшься мягкой, влажной, холодной массы вроде взбитых сливок или яичных белков. В воздухе парили крупные, с человечью голову, разноцветные бумажные шары, внутри которых горели свечные огарки. Под ногами изредка шныряли кошки, крысы и маленькие существа, напоминающие то ли обезьян, то ли уродливых детей в великоватой одежде. Киллиан осторожно шагал по скользкой мостовой, стараясь ни на кого не наступить, и украдкой глазел по сторонам. Вокруг некоторых лавок светящиеся шары теснились гуще, у других их не было совсем, и приходилось щуриться. Откуда-то издали тянуло свечным воском, сушёной рыбой, мхом и ещё чем-то отдалённо знакомым; оттенки запаха неуловимо изменялись почти каждое мгновение, но чудилось, что ещё немножко – и непременно узнаешь источник. 

В глубине от дороги, на крыльце одного из домов прямо на перилах висела громадная коровья шкура, белая в рыжих подпалинах; кровь размеренно капала на тёмные доски и, собираясь в крохотные лужицы, заползала вверх по лестнице, а затем протискивалась под входную дверь и исчезала. Киллиан пожал плечами – эка невидаль, забитая корова – и собирался было пойти дальше, когда шкура вдруг шевельнулась. Слепая звериная морда вытянулась в его сторону, и в пустых глазницах зашевелилось что-то влажное, живое…

Он инстинктивно отшатнулся – и, запнувшись о что-то мягкое и пушистое, повалился на землю.

Этим чем-то оказался белый кот с чёрной манишкой. Сперва он зашипел, но затем повёл носом, принюхиваясь, и смягчился.

– Плохой день, парень? – сочувственно поинтересовался он басовитым голосом.

– Боюсь, что так, сэр, – виновато улыбнулся Киллиан и с опаской покосился в сторону ожившей коровьей шкуры; но отвратительное существо уже исчезло, словно его и вовсе не было. – Не то чтобы совсем плохой, но утомительный.

– Бывает, – философски фыркнул кот и лизнул собственное плечо. Затем уставился на Киллиана в упор ярко-голубыми глазищами и произнёс: – Ты бы без старших сюда по ночам не ходил, парень. Кого ищешь?