Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944 - Евгений Доллман

Граф Чиано так описал свои впечатления от этой встречи: «Я нашел Адольфа Гитлера в добром здравии. Очень серьезным, менее агрессивным. Он немного постарел. Круги под глазами стали еще больше. Он спит все меньше и меньше».

Тем же самым вечером диктатор дал в Старой канцелярии большой банкет. Он велел мне стоять рядом с супругами Аттолико, пока он будет приветствовать итальянских гостей, так что я имел возможность рассмотреть его поближе. Я помню, что его жесты и манеры, в особенности его щедрая раздача поцелуев руки женщинам, были очень похожи на поведение главного регистратора в отеле «Захер» в Вене. Взгляд Гитлера постоянно обращался к элегантной даме, стоявшей рядом с ним, чьи безупречные манеры и очарование резко контрастировали с бесполезными попытками немецких женщин превзойти ее.

Этот контраст стал еще более заметным за длинным обеденным столом. Очаровательная донна Элеонора сидела справа от хозяина, а фрау фон Риббентроп – слева. Гитлер все время смотрел направо и болтал с донной Элеонорой, беспрестанно улыбавшейся ему. К фрау фон Риббентроп он почти не обращался, поскольку она сидела с ледяным выражением на застывшем лице, словно на похоронах какого-нибудь официального лица. Напротив них сидел почетный гость, который с гораздо большим удовольствием поместился бы между двумя из немногих молодых женщин, которых пригласили на обед. К величайшему огорчению Чиано, его усадили между фрау Геринг и фрау Геббельс, которые не знали итальянского языка и которых сильно раздражала ярко выраженная сексуальность их соседа по столу.

Обеды Гитлера даже отдаленно не напоминали те лукулловы пиршества, к которым привыкло римское общество. Меню состояло из закусок, бульона, камбалы, седла барашка, десерта и сыра – дав такой обед, любой современный владелец рурского завода умер бы от стыда.

Пробегая глазами лист приглашенных, я подумал, что было бы хорошо – и это стало бы сенсацией – написать рассказ о днях славы и последующего падения тех, кто присутствовал на этих банкетах, которые газетчики называли «судьбоносными». В этом рассказе царила бы зловещая атмосфера тех шекспировских трагедий, в которых большинство персонажей обречено на гибель. Гитлер, Геббельс, Борман, Ширах, Риббентроп, Канарис, Шпеер, Тодт, Гиммлер, Вайцзеккер, Геринг, Макензен, Лей… Все они гордились в тот день вновь обретенной союзницей и были уверены, что станут господами Европы. И когда звенели бокалы, поднимаемые в честь короля-императора в далеком Риме, разве кто-нибудь мог подумать, что один из главных действующих лиц через шесть лет покончит с собой в бункере канцелярии, а другой, позорно привязанный к стулу, будет убит выстрелом в спину по приказу своего тестя? У фрау Лей, Геббельс, Боулер и фон Браун-Штум, урожденной графини Антинори, не возникло и мысли, что все они обречены. Они весело улыбались и болтали, не зная, что через несколько лет умрут по своему собственному желанию.

Официальная программа визита, лежащая сейчас передо мной, намечала на следующее утро такие мероприятия:

«10.55. Прибытие Е. П. [его превосходительства] королевского итальянского министра иностранных дел в Новую рейхсканцелярию. Посол Киевиц будет ждать Е. П. королевского итальянского министра иностранных дел и Е. П. королевского итальянского посла в Берлине у входа в Новую рейхсканцелярию и отведет их в Мраморную галерею, где они будут встречены доктором Майснером, статс-секретарем Президентской канцелярии, а также обергруппенфюрером СА Брюкнером.

10.58. Рейхсминистр иностранных дел будет ждать Е. П. королевского итальянского министра иностранных дел и Е. П. королевского итальянского посла в Берлине в Большом приемном зале Новой рейхсканцелярии.

11.00. Официальное подписание немецко-итальянского пакта о дружбе и союзе Е. П. королевским итальянским министром иностранных дел и рейхсминистром иностранных дел. После подписания пакта Е. П. королевский итальянский министр иностранных дел и рейхсминистр иностранных дел объявят об официальном заключении пакта о дружбе и союзе между Германией и Италией.

11.30. Фюрер примет Е. П. королевского итальянского министра иностранных дел и Е. П. королевского итальянского посла в Берлине в своем кабинете в присутствии рейхсминистра иностранных дел».

Они торжественно пожали друг другу руки, выражая взглядом взаимную преданность. Я помню, как, переводя слова фюрера, который, как хорошо было видно, был растроган, я старался избегать взгляда Галеаццо Чиано. Я слишком хорошо знал, как он на самом деле относится к вновь обретенному союзнику, и боялся выдать себя.

Люди, выковавшие Стальной пакт, миновали затем с серьезным видом отдающие эхом залы канцелярии и вышли на террасу, где их встретила ликующими криками толпа. Граф Чиано вел себя так, словно он только что вошел в Берлин победителем. Единственным человеком, который выглядел подавленно, был Геринг, который, в отличие от глубоко презираемого им рейхсминистра иностранных дел, не получил звания «кузена короля-императора Италии» – этой чести удостаивались только те, кому вручали высший итальянский орден «Ожерелье Святой Девы».

В то утро он принял возбужденного посетителя, который ничего ему не принес, но принялся громко доказывать, что идея о создании союза принадлежит одному ему. Геринг так возбудился от своих слов, что, воспользовавшись перерывом в разговоре, отвел меня в сторону и во второй раз рассказал мне всю эту историю. Поскольку я живу в Риме и хорошо знаю, как раздаются итальянские ордена, мои связи, намекнул он, могут оказаться очень полезными.

Я только улыбнулся в ответ. У него уже и так было много орденов и знаков отличия, и все они красовались на его мощной груди, но, посмотрев на это великолепие, я почему-то почувствовал к нему жалость. Я посоветовал Герингу обратиться к послу фон Макензену – это был как раз тот человек, который смог бы ему помочь. Он так и сделал, и граф Чиано перед отъездом заверил Геринга, что в следующий раз он обязательно станет «кузеном короля-императора».

В тот же самый вечер Риббентропы дали прием в шатрах в своей резиденции на Ленцеаллее, в Далеме. Был установлен шатер А для сливок общества и шатер Б для простых смертных. В саду стояли жаровни, поскольку вечер был сырой и холодный, как и атмосфера на самом приеме. Настроение Чиано все больше ухудшалось. Он пересел с предназначенного для него места и со злостью прошипел мне в ухо, что насмотрелся на кинозвезд и примадонн у себя в Риме и вовсе не желает любоваться ими в Берлине. Он надеялся при первом же удобном случае сбежать отсюда и приступить к изучению ночной жизни Берлина, в особенности знаменитого «Салона Китти», этого храма сексуальных утех, который служил Гейдриху политическим постом для прослушивания, о чем Чиано конечно же не знал. Многочисленные девушки, великодушно приглашенные на прием ради него, совсем ему не понравились – он посчитал общение с ними ниже своего достоинства. Кроме того, он замерз, а итальянцы не переносят холода. Расшевелить его не удалось никому – ни Ольге Чеховой, ни принцессе Кармен, ни Эдде Вреде, ни фрау Клем фон Гогенберг, ни принцессе Кристоф фон Гессен, ни Бригитте Горни, ни фрау Янингс, ни восхитительной фрейлейн фон Лафферт, ни Лени Рифеншталь, находившейся тогда в зените своей славы, ни мадемуазелям Марго и Хеди, Норе и Эрике, Лизелотте и Хильдегард, Розмари и Эстер, Еве и Сузи, Кристе и Эллинор – или как там их звали.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});