Беззаветные охотники - Greko

атас! Коста Оливийский выходит на авансцену, сиречь, на танцпол!'

Глава 16

Коста. Виндзорский замок, 18 мая 1839 года.

Вернулся вовремя. Так на пороге и застыл. Как раз объявили первый танец. Кадриль. И по этикету бал открывал самый высокопоставленный гость. Поэтому Александр и Виктория уже стояли в центре зала. Пару к ним составили моя благоверная и какой-то важный хлыщ. Кажется, принц Генрих Голландский (видел его во время обеда по левую руку от королевы). Поэтому и застыл, и оторопел. Одновременно испытывая гордость за супругу и желание врезать хлыщу по морде, чтобы меньше улыбался. Тома, конечно, меня заметила, незаметно передразнила, изобразив мой глупый вид, а потом поддержала легкой улыбкой. Заиграла музыка. Начали танцевать. Должный вроде бы следить за Александром и Викторией, я глаз не сводил с Тамары. А более — с принца, следя за его руками, взглядами, улыбками. Параллельно поносил музыкантов за то, что никак не закончат, будто они были в этом виноваты!

Наконец, кадриль завершилась. Понятное дело — аплодисменты. Александр сопроводил Викторию. Уселся с ней рядом. Тамара кивнула хлыщу в мою сторону. Тот подвел ко мне женушку, передал из рук в руки и что-то завернул на французском, с восторгом и все время изгибаясь. Я кивком поблагодарил. Он отошел.

— Что он сказал? — я перешел на грузинский.

— Он сказал, что истинная королева бала — твоя жена! — улыбнулась Тома.

— Так долго говорил такую короткую фразу⁈

— Милый, ты ревнуешь?

— Конечно!

— Дурак! — Тамара рассмеялась. — Сказал еще, что тебе повезло. И что он очень просит позволить ему еще раз со мной потанцевать!

— А вот фигу ему с маслом!

— Ууууу! — Тамара замурлыкала. — А это заводит! Побыстрее бы все тут закончилось! Да?

— Да, любимая!

— Интересно, о чем они говорят? — Тома поразила резким переходом, прикрыла нас веером, незаметно указав на Александра с Викторией.

Наверное, высказанное Тамарой желание побыстрее оказаться в постели, завело нас, настроило на какой-то бесшабашный лад. Плюс то, что мы говорили на грузинском и никто в зале не мог бы нас понять, было следствием нашей последующей немыслимой шалости. Мы стали разыгрывать разговор Александра и Виктории, словно актеры дубляжа! Вышло нечто вроде озвучки а-ля Гоблин версии лайт.

— Ну, наверное, он сейчас говорит ей, что она прекрасно танцует!

— Ах, Александр! Поверьте, рядом с вами даже слепая и хромая показалась бы богиней!

— Ну, что вы, что вы, Виктория! Это я следую в такт вашим изящным ножкам. Это ваши маленькие, пухленькие ручки ведут меня! Ручки королевы!

— Да, я королева, Александр! Но счастлива ли я? Я бы хотела всю ночь протанцевать с вами, а мне не позволено танцевать с вами более двух танцев! Это ли не ужас⁈ И где моя королевская власть? Почему я не могу наплевать на эти правила? Почему я не могу провести всю ночь в ваших объятиях? Или на худой конец подарить вам четыре танца⁈

— Ах, Виктория! И я думаю о том же! Я бы не выпускал вашей талии из рук! Я покорно следовал бы за вашими ножками!

— Ах, Александр! А я бы подчинялась вашим рукам! Вы бы были моим королем!

— Ох! Вашим королем на эту ночь?

— Вы же чувствуете, Александр, что я говорю о всей жизни! Ах! Ах! Я хочу, чтобы рядом со мной был самый достойный король из всех, живущих на Земле! Вы! Вы, Александр!

— Виктория! И я мечтаю о том же! Но свет, общество! Мой папА! Мне не разрешат! Не позволят!

— Но что же делать?

— Вика! А, может, ну его, твоё чахлое королевство, твой захудалый островок! Бросай все это! И я положу к твоим ножкам всю Россию! Что твоя Англия⁈ За три дня всю объедешь, с Ла Манша плюнешь — в Атлантику попадешь! А Россия⁈ Ух! Три года скачи — ни до какой границы не доскачешь!

— И вся она будет мне подвластна?

— Нам, Викуся! Нам! Будем жить широко! Детей нарожаем с десяток! Сделаем так, что все наши детки займут все престолы мира! Через двадцать лет мы будем с тобой королями всего мира!

— Ах, Сашенька!

— Ах, ах, Викуся!

Тут мы закончили свое представление с последними тактами музыки. Приняли чинный вид, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

Хотя мы были не единственными шептавшимися в зале. Все-таки слишком очевидные знаки внимания, коими Виктория осыпала нашего красавца Цесаревича, не могли пройти мимо взоров высокой публики. Зал разделился. Ответственные мужи, понимавшие, что этот союз невозможен ни при каких обстоятельствах, морщились, качали головами. Члены нашей делегации были на грани обосратушек. А вот женская половина, наоборот, шушукалась с улыбками. Женщинам плевать на мировую политику. Им красивую романтичную историю подавай! Чтобы Санта-Барбара! Чтобы непрекращающаяся мыльная опера, которую можно было бы обсуждать каждый вечер, ахая, охая, роняя слезы, заламывая руки! Примерно такую, какую мы выстроили с моей грузинкой!

К нам подошел Юрьевич. Был озабочен.

— Проблемы, Семен Алексеевич? — спросил его.

— А то не видите? — махнул рукой. — Надо бы их как-то оторвать друг от друга. Мы на грани скандала!

— Как же их оторвешь? Они еще, как минимум, один танец смогут вместе исполнить!

— Константин Спиридонович! Они уже оба полыхают! — Юрьевич перешел на шепот. — Им и одного будет достаточно, чтобы мировую глупость совершить!

— Так, может, это Божий промысел, Семен Алексеевич? — робко спросил я.

— Божий промысел в том, чтобы Цесаревич стал нашим следующим императором. Другого промысла нет и не должно быть! Даже не заикайтесь! А лучше помогите!

— Но… — я развел руками.

— Надо объявить такой танец, который Виктория не знает или не умеет танцевать! — спокойно предложила моя великолепная жена.

Юрьевич вскинулся, с восторгом посмотрел на Тамару.

— Тамара Георгиевна, голубушка. Но как⁈

— Шепните Александру, чтобы он предложил Виктории полюбоваться русским балом. Что мы, как гости, исполним для них, ну, например, гросфатер! Да! Гросфатер как раз!

— Вот, Константин Спиридонович! — Юрьевич указал на Тамару, одновременно наклоняясь и целуя ей руку. — Учитесь государственному разумению! Спасибо, голубушка. Побегу!

Юрьевич бросился к Александру. Я посмотрел на Тамару.

— Знаю, знаю, — усмехнулась Тома, — змея!

Юрьевич между тем уже шепнул Александру Томину идею. Цесаревич расцвел. Было видно, как он похвалил Семена