У каждого свой путь - Любовь Рябикина

Степанова рассмеялась:

— Вот это номер! Можете не волноваться, не скажу. На крестины приходите. Мне самой интересно посмотреть, что вам Собинов скажет.

— Это жук еще тот! Какой-нибудь повод найдет, весьма далекий от истины! Однажды, после твоего отъезда, Петя пропадать после обеда начал. Ни дома нет, ни в штабе. Решил проследить. Он, оказывается, на полигон, как мальчишка бегал и стрелять по новой учился. Я его застукал на месте “преступления”. Пистолет за спину спрятал и знаешь, что сказал: “Представляете, Алексей Михайлович, кто-то на полигон ходит, все мишени продырявлены. Вот пытаюсь поймать злоумышленника. Вскоре у солдат стрельбы, а мишени ни к черту, менять надо”. От самого порохом пахнет за версту! Я едва сдержался, чтоб не расхохотаться.

— И как он стреляет теперь?

— Отлично! Сам к мишени бегает, прапорщиков и близко не допускает.

— Значит, вы знали, что прапорщик дырки ковыряет?

— Конечно. А ты откуда знаешь?

— Однажды целые стрельбы наблюдала. Была всего в пятнадцати метрах за вашими спинами. Даже разговоры слышала. Смеялась потом, как сумасшедшая.

Оба улыбнулись. Варнавин вдруг спросил:

— Ты не могла бы продемонстрировать свою стрельбу для меня? Лозовой и Татарников в один голос утверждали, что ты лучший стрелок, какого им доводилось видеть.

— Покажу, если хотите. Можете солдат в окопы посадить, пусть мишени выбрасывают. Это будет еще интереснее, но тогда все догадаются, кто я в действительности. Связист не может так стрелять. — Подумала пару секунд и предложила: — Пошли завтра на охоту со мной? Утки мишень движущаяся, вот и посмотрите.

Замполит кивнул:

— Согласен. Во сколько и куда приходить?

Договорились встретиться в пять утра у дома Ушаковых. Варнавин попрощался с Ушаковыми и отправился домой.

Вскоре после его ухода Марина вышла из дома и уселась на скамейке возле стены. Смотрела на ярко-красный закат. Легкий теплый ветерок обдувал шею, отталкиваясь от стены. Иван Николаевич вышел следом за дочерью. Опустился на скамейку рядом. Достал пачку папирос. Не спеша, закурил и тихо спросил:

— Тебе нравится твоя служба?

— Нравится.

— Мне кажется, дочь, что ты от нас многое скрываешь. Ты вернулась совершенно другим человеком. У тебя в глазах постоянно стоит стена и невозможно понять, о чем ты думаешь в данный момент. Раньше такого не было. Ты дергаешься на любой резкий звук. И я заметил, в этот момент в твоих глазах мрак стоит. Кто ты, Марина?

Она улыбнулась:

— Связист. Привыкла, что рация часто пищит и надо мгновенно ответить, вот и дергаюсь. Этот писк по ушам бьет сильно. Особенно ночью.

Он вздохнул:

— Правду все равно не скажешь… Не верю я, что в Москве ты! Письма сумбурные, описываешь Москву, театры, а о себе ни гу-гу. “Все хорошо, все нормально”. Это ты матери можешь заливать, а мне-то не стоит! Где ты служишь?

— В Москве, пап, честное слово! Часть секретная, пойми ты! Не могу я говорить!

— Так бы и сказала, что в КГБ!

— Нельзя мне это говорить. И тебе, пап, не советую никому сообщать.

— Значит, я прав?

— Прав. Только маме не говори.

— Успокоила ты меня. Я ведь грешным делом думал, что ты в Афганистане воюешь… — Маринка промолчала. Иван Николаевич закурил: — Без тебя дома тихо стало. Да, совсем забыл, Толька Белов этим летом на месяц в отпуск приезжал из танкового училища. Все в форме форсил. С Надюшкой Деминой гулял каждый вечер, а сейчас, по слухам, даже и не пишет ей. Ефимовна вся исхвасталась, какой он у нее “отличник по боевой и политической подготовке”. Карточку недавно прислал, так она по всей деревне проскакала. Как был худой и нескладный, так и остался жердью! Как он в танке складывается, вот вопрос?

Маринка рассмеялась:

— Пополам, пап! Пополам!

Отец тоже улыбнулся:

— Ты в форме фотографию пришли. Интересно посмотреть, какая ты. Я вот нынче весной собирался в Москву съездить, да все не досуг. Пришли, Марин! Матери страсть как охота Ефимовне нос утереть!

— Да ведь я просто рядовой!

— Ну и что? Зато ты женщина в форме, это покруче парня будет!

— Ладно, пап, если разрешат сфотографироваться, то пришлю.

Подумала, что с начальством придется и эту тему обсуждать.

Елена Константиновна не встала, когда Марина осторожно выскользнула из дома с Сашиным «Ремингтоном» на плече. Патронташ висел на поясе. Ягдташ Степанова перекинут через плечо. Варнавин как раз подходил к калитке, когда она появилась на крыльце. За спину замполита была закинута обычная снайперская винтовка, правда в чехле, но женщина узнала знакомые очертания. Сев на ступеньку, натянула резиновые сапоги и поздоровалась:

— Здравствуйте, Алексей Михайлович! Сейчас отправимся!

Они шли по лесу около часа. Затем Марина резко повернула вправо и начала продираться сквозь кусты. Замполит ежился от часто попадавших за воротник холодных капель росы с кустов. В особенно густых зарослях втягивал голову в плечи. Женщина на такие мелочи и внимания не обращала, хотя шла первой. Ее брюки и куртка потемнели от влаги и тяжело свисали на коленках. По упавшему бревну перебрались на другую сторону заросшего тиной протока. Степанова пояснила:

— Мы на острове. Утки прячутся ближе к этому берегу. Вы стрелять собираетесь?

Варнавин кивнул:

— Собираюсь. Только стрелок из меня плохой.

— Патроны в обойме или каждый по отдельности заряжать будете?

— В обойме!

— Давайте поменяемся? Вам ведь все равно из чего палить, а мне с обоймой легче.

Замполит не стал спорить. Через полчаса на траве лежало шесть уток, а Марина одевалась за кустами. Алексей Михайлович сидел на траве и внимательно разглядывал каждую птицу, надеясь обнаружить хоть на одной заряд дроби. Все утки оказались убиты винтовочными пулями. Не оборачиваясь, спросил:

— Тебе убивать уже приходилось?

Из-за куста раздалось спокойное:

— Приходилось…

— Н-да!.. Стреляешь ты, конечно, великолепно. Я даже не задел.

Она выбралась из-за кустарника, на ходу застегивая куртку:

— Трех берите вы и три возьму я. Не спорьте, Алексей Михайлович!

— Я и не собираюсь! Мне Лидия знаешь, что сказала: “Без добычи не приходи. Хоть лягушек, но налови”. Представляешь, Щукаря нашла!

По дороге назад поискали грибов в перелесках. Их было мало в этом году, но охотникам посчастливилось. Они наломали по доброму десятку подберезовиков и штуки по три подосиновиков. Распихали добычу по карманам и направились к дому. Варнавин усмехнулся:

— С тобой выгодно на охоту ходить! Стреляешь ты, а с добычей оба идем.

— А вы не говорите в части, что ни разу не попали!

Около девяти утра замполит зашел на территорию части. Офицеры, как раз направлялись на службу. На поясе Алексея Михайловича болтались три утки, из карманов выглядывали шляпки грибов. Он был весьма доволен собой и по части мгновенно распространилась слава, какой Варнавин хороший охотник. Одна Лидия знала, кто на самом деле являлся охотником. Муж не стал ей врать, но она мудро помалкивала.

Младенца крестили в сорока километрах от города в маленькой церквушке, где Собинова никто не знал. Марина и Виктор Горев стояли рядышком. Женщина держала ребенка на руках и представляла, что это ее собственный сын. На душе было светло и радостно. Она осматривалась в церкви, разглядывала иконы и на душе становилось все спокойнее.

За все время крестин Саша Собинов проснулся лишь дважды: когда его окунули в купель и когда выносили из церкви. В первый раз он закатил крик, а во второй раз кряхтением, хныканьем и звучным чмоканьем потребовал еды. Настя забралась в машину и обнажив грудь, принялась кормить сына. Степанова глядела на нее и чувствовала, как ее собственная грудь тяжелеет. Словно это не Настя должна кормить ребенка, а она сама. Не выдержав, Марина отвернулась и вернулась в церковь. Долго стояла у иконы Георгия Победоносца, а затем поставила свечи за здравие и за упокой.

Крестины командир справлял дома. Мать Насти, тетя Дуся, пока они были в церкви, приготовила на стол. И теперь празднично одетая, сидела у окна и ждала. Чтоб не заглянул замполит, она заперлась в квартире. Едва машина подкатила к крыльцу, она выскочила из дома и приняла у дочери внучонка. Тихо прошептала:

— Святое дело сделали! Слава тебе Господи! Я Настёнка, все приготовила, тебе осталось на стол накрыть. Я ведь не так, как городские накрою. Тебе лучше знать, как и что!

Зять обнял ее за плечи:

— Мам, как бы накрыла, так и ладно! Пошли-ка в дом, да отметим событие…

На крыльце возник замполит и с самым непринужденным видом спросил:

— Куда это вы в такую рань ездили, Петр Леонидович?

Собинов на долю секунды растерялся от неожиданной встречи. А потом, как ни в чем не бывало, ответил: