День академика Похеля (сборник) - Леонид Каганов

Котенок оказался кошечкой, и папа предложил назвать ее Виктория. Он объяснил мне, что Виктория на латинском языке означает «свобода». А кошечки очень свободные животные. Я подумал, что латинский язык — это язык кошек, но папа объяснил, что латинцы были такие древние люди, они уже умерли, и их язык все забыли. Но латинцы очень любили свободу и право. Почему они любили право и как вообще можно любить право — я не понял, но переспрашивать уже не стал. Папа любит объяснять мне все сам, а когда его много раз переспрашиваешь, он начинает злиться. У Виктории было серое пушистое брюшко, черные глаза, розовый язычок и белое ухо. Ни у одной кошечки в мире нет такого потрясающего белого уха, как у нашей Виктории!

Папа сказал, что Виктория может жить в моей комнате, а гулять по всей квартире. Только залезать на столы ей нельзя и нельзя выходить во двор.

— Кошки — животные дикие, — объяснил мне папа, собираясь на службу. — Природа так задумала, чтобы они жили где захотят. Но в нашем веке только человек по-настоящему свободное существо, и только он имеет право жить где захочет.

— Тогда я буду жить под журнальным столиком! — решил я.

— Нет! — сказал папа, завязывая галстук. — Детям под столиком жить нельзя!

— А когда я вырасту, можно будет жить под столиком? — спросил я.

— Нет, взрослые тоже не живут под столами! — рассердился папа и ушел на службу.

* * *

Днем папа и мама уходили на службу, а я — в детскую группу. Виктория оставалась дома одна. Обычно она вела себя как положено, но иногда безобразничала. Однажды разбила мамину кружку. Но мама не стала ее ругать.

— Бедняжка, — сказала мама, поглаживая спинку Виктории. — Она сидит целые дни взаперти, конечно, ей скучно.

— Да-с, — кивнул папа задумчиво. — Фактически для нее наш дом — это тюрьма.

— Что такое тюрьма? — удивился я.

— Тюрьма, — объяснил папа, — это такое место, куда запирают непослушных людей, чтобы забрать у них свободу. Они годами не могут выйти из закрытой комнаты и пойти куда им вздумается.

— Давай пойдем куда нам вздумается! — предложил я. — В зоопарк!

— Завтра рабочий день, — возразил папа и посмотрел на часы. — А ну марш в кровать!

* * *

В выходные к нам пришли гости. Дядя Антон сказал, что Виктория — это не свобода, а победа, но переименовывать кошечку мы не стали. Родители рано выставили меня из-за стола и уложили в кровать, а сами долго хохотали и звенели рюмками. Я лежал в темноте, но мне не было страшно — рядом на одеяле лежала Виктория, и я гладил ее теплый бок.

Голоса переместились в прихожую, а вскоре хлопнула дверь, и я понял, что дядя Антон и тетя Оля наконец ушли. Мама долго звенела посудой, а папа шаркал по квартире тапочками и наконец заглянул ко мне. Он был веселый и разговорчивый.

— Не спишь? — кивнул он мне, включая ночник.

А затем сел рядом на одеяло, а Викторию взял на руки.

— У-у-у! Зверь! — захихикал папа, лохматя Виктории голову.

Виктория осторожно принюхивалась к его рукам и недовольно фыркала.

— Человек, — начал папа и назидательно поднял палец, — Царь зверей. Как человек захочет — так и будет. Вот.

— Наша Виктория тоже делает что хочет, — возразил я.

— Э нет, брат! — хихикнул папа. — Кошка существо подневольное. Кошка что? Мебель! Человек кошку держит дома! Человек кошку кормит! И делает с ней что захочет. Хочет — призвал к себе, хочет — выгнал вон! — Папа взял Викторию поперек живота и кинул на пол. — Вот, говорят, у нас нет рабства. Так вот же оно, настоящее рабство. Кошачье! — Папа снова хихикнул.

— Что такое рабство? — спросил я.

— Это, брат, ты будешь учить в школе! — ответил папа. — Рабство — это когда у тебя совсем нет свободы. Это когда ты сам себе не хозяин! Когда ты никуда не можешь ни пойти, ни поехать!

Я понял, что папа в хорошем настроении, и наконец решился спросить:

— Папа, а мы можем полететь в поселок на Луну?

— На Луне живут только военные и ученые, — ответил папа. — Иногда туда летают туристы, но у нас никогда не будет таких денег.

— А мы можем поехать в Африку, где слоны?

— Мы можем поехать в Турцию, — сказал папа. — Но в этом году нет денег.

— А в Африку?

— В Африку нужна виза, — сказал папа. — И очень много денег.

— Значит, мы не свободны? — огорчился я.

— Все люди свободны, — сказал папа. — Только надо хорошо учиться и слушаться старших. А когда вырастешь — надо много работать, и тогда будут деньги. А когда будут у тебя деньги — будет страховка, обеспечение, квартира и машина. И тогда будет своя семья и дети. В этом и есть свобода.

Пока он это говорил, папин ремень начал трястись, но папа этого не замечал. Ремень трясся все сильней, и наконец раздалась мелодия. Папа ее услышал, пошарил рукой и вынул мобильник.

— Да, Степан Григорьевич? — сказал папа. — Но ведь завтра выходной, Степан Григорьевич? Хорошо, Степан Григорьевич, я понял.

Он отключил мобильник, повесил его на пояс и поднялся.

— Спать! — скомандовал папа. — У меня завтра рабочий день!

Но прежде чем выйти из комнаты, он присел и погладил Викторию, дремлющую на ковре.

— Это только у кошек нет ни дел, ни забот.

— А я бы хотел быть кошкой, — вздохнул я.

— Мал ты еще, многого не понимаешь… — усмехнулся папа. — Жизнь кошки — это вечная тюрьма. Стена, окно, миска да приказы хозяина. Просто это их счастье, что они сами этого не понимают.

Папа погасил ночник и вышел из комнаты, а я уснул. Мне приснилась огромная рука. Она высунулась из самого большого окна самого большого офиса самого большого города, чтобы почесать за ухом папу, маму и дядю Антона.

19 мая 2003, Москва

Письмо Пауле

Стены кабинета были заставлены аппаратурой, колбами и клетками. В клетках ползали мыши. Время от времени поднимались на задние лапки и подозрительно косились на майора. В углу бурчал громадный технологический холодильник для образцов и препаратов. Майор знал, что профессор по большей части хранит там пиво, но ничего сделать не мог.

Профессор, как обычно, сидел за монитором, откинувшись на спинку кресла и заложив руки за голову. Он всегда брился наголо, и сейчас его пальцы были сцеплены на макушке, будто он сжимал футбольный мяч. "Такой молодой, а уже такая сволочь!" — подумал майор. Он еще раз вежливо постучал в дверной косяк, но профессор его не замечал. Тогда майор кашлянул.

— Добрый день, профессор. Не помешал?

— Помешал… — пробасил профессор, не оборачиваясь.

— Служба такая, — казенным тоном произнес майор и подошел ближе, настороженно разглядывая экран. — А чем заняты?

— Работаю, — отрезал профессор. — Или у вас сегодня отказали все камеры слежения?

— Как движется проект радиационной защиты кожи? — начал майор, подходя поближе.

— Движется, — поморщился профессор.

— Кто обещал закончить к концу месяца?

— Кто обещал устроить мне отпуск? — Профессор рывком повернул кресло и зыркнул на майора из-под насупленных бровей.

Майор приосанился и вздохнул.

— Профессор, вы же умный человек? — начал он.

— Можете не продолжать, я знаю, что вы скажете дальше, — кивнул профессор.

— Да, — сказал майор. — Вы сами себе портите жизнь! Не надо думать, будто кругом идиоты и мы ничего не знаем! Мы знаем все! Зачем вы это сделали?

Профессор удивленно замер, брови его поползли вверх, а лоб, плавно переходящий в бритую макушку, пошел складками. Наконец он ехидно прищурился:

— И что именно вы знаете?

— А то. Зачем вы снова отправили письмо Пауле?

— Снова отправил письмо Пауле… — понимающе усмехнулся профессор. — Зачем я снова отправил письмо Пауле… Я отправил письмо своей жене.

— Зачем вы отправили в письме научные материалы? — хмуро спросил майор, подойдя вплотную.

— Я отправил письмо своей коллеге. Почему вы можете перекидываться материалами со своими американскими коллегами, а я — нет? Ведь это ваши коллеги находят мои письма в компьютере Паулы и стучат вам?

— Здесь небольшая разница, профессор, — прищурился майор. — Наши коллеги передают нам оперативную информацию. Вы же передаете за границу секреты.

— Свои секреты! — Профессор угрожающе поднял палец. — Заметьте: свои! Своей жене!

— Я со своей женой не обсуждаю служебные вопросы… — веско сообщил майор.

— А вот я — обсуждаю со своей женой.

— Да с какой женой? — взорвался майор. — Кто вас венчал? Где вы расписаны?

— Для нас это не имеет значения!

— Да вы ни разу не встречались лично!

— Это тоже не имеет для нас никакого значения!

— Что, баб хороших мало в нашей стране?! Только в лаборатории НАТО?!

— А вот это не имеет никакого значения для вас, — холодно отрезал профессор.

— Имеет значение! — Майор топнул ботинком. — Потому что вы передаете материалы, которые представляют военную тайну!