Ходячие мертвецы Роберта Киркмана. Нисхождение - Джей Бонансинга

Последовала пара мгновений тишины, в которые Иеремия похолодел, почувствовав, как сжался его желудок, и посмотрел на каждый из флангов, на каждого члена церкви, готового спустить курок.

Голос продолжил:

– И Я ГОВОРЮ ВАМ: ЭТОМУ НЕ БЫВАТЬ!

– ЛИЛЛИ, ПОСЛУШАЙ! – как можно убедительнее воскликнул проповедник. – МЫ СЛЫШАЛИ ВЫСТРЕЛ! МЫ НЕ ЗНАЕМ, ПОГИБ ЛИ КТО-НИБУДЬ И СОБИРАЕТЕСЬ ЛИ ВЫ ЕЩЕ СТРЕЛЯТЬ, НО НИКТО НЕ ДОЛЖЕН СТРАДАТЬ! МЫ СМОЖЕМ ВСЕ УЛАДИТЬ…

– ВЫ СМЕЕТЕСЬ? – голос стал более сильным и словно ножом разрезал воздух. – НИКТО НЕ ДОЛЖЕН СТРАДАТЬ? ВЫ ЧТО, НАС ЗА ИДИОТОВ ДЕРЖИТЕ? ДА ВЫ СОБИРАЛИСЬ СЕГОДНЯ УБИТЬ ВСЕХ ДО ЕДИНОГО В ЭТОМ ГОРОДЕ! ВЫ СОБИРАЛИСЬ ХЛАДНОКРОВНО ОТРАВИТЬ НАС!

– ЛИЛЛИ, ВСЕ СОВСЕМ НЕ ТАК! ЭТО ВСЕ ЕЩЕ СВОБОДНАЯ СТРАНА, У КАЖДОГО ЕСТЬ ПРАВО ГОЛОСА! НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ ТОГО, ЧЕГО ОН НЕ ХОЧЕТ!

Проповедник облизал губы. Само собой, он лгал. Но в этот момент машина уже пришла в движение и никто не мог ее остановить. И нельзя было допустить, чтобы кто-то испортил им все дело, нарушил их единение или поколебал решимость.

Оглянувшись через плечо, проповедник увидел примерно в квартале от себя нескольких коренных жителей города – Штернов, женщину по имени Глория, – которые выходили из своих домов и шли на шум. Часы тикали. Иеремия понимал, что нужно действовать быстро и решительно. Как всегда говорил его папочка, лучший способ приструнить непослушного ребенка – это скорое, жесткое, но справедливое наказание.

Сейчас же.

Иеремия махнул рукой жилистому Марку Арбогесту, бывшему каменщику, который стоял возле восточного угла здания.

– Брат Марк! Подойди!

Аброгест покорно покинул свой пост и пошел к проповеднику.

– Смена плана, брат, – вполголоса сказал Иеремия и махнул остальным. – Все сюда! Быстрее! Подойдите ко мне!

Обогнув здание, остальные прихожане поспешили к своему предводителю. Их лица выдавали их напряжение.

Иеремия кивнул в сторону других обитателей Вудбери, которые стекались к нему – показавшиеся в квартале в стороне Штерны, Глория и Бен Бухгольц стремительно приближались.

– Нужно подавить все прямо сейчас, пока события не вышли из-под контроля. – Иеремия посмотрел на Аброгеста. – Брат Марк, прегради дорогу этим людям, не подпускай их к зданию, скажи им… скажи им, что кто-то обратился и вломился ко мне домой. Понял?

Марк кивнул и пошел навстречу идущим к ним людям.

Иеремия повернулся к остальным, очень быстро, очень четко объяснил, что именно нужно сделать, и подчеркнул, что на счету каждая минута.

Лилли услышала голос, взывавший к ней с заднего двора кирпичного здания, и в панике ей показалось, что это голос ее отца. Эверетт Коул нередко выходил на крыльцо их дома в Мариетте и выкрикивал имя дочери, словно подзывая любимую собаку: «ЛИ-И-И-И-И-Л-Л-Л-Л-Л-И-И КО-О-О-ОУ-У-У-У-УЛ!» Лилли помнила, как этот призывный вопль раздавался прямо в разгар игры в прятки с соседскими ребятишками и как он эхом разносился над верхушками дубов, богатый обещаниями горячего ужина, сказок на ночь и мультиков перед сном. Но столь же быстро, как она окунулась в мерцающие в голове воспоминания о папе, она вдруг снова погрузилась в здесь и сейчас и оказалась в заставленной старыми ящиками комнате обшарпанного кирпичного дома в Вудбери и услышала разрезающий тишину голос проповедника:

– ЛИЛЛИ?

Лилли и Боб повернулись на звук этого голоса, который теперь доносился с заднего двора – проповедник как будто играл с ними в жмурки. Томми Дюпре соскочил с кресла.

– Что они… Зачем они… – бормотал он.

С заднего двора:

– ЛИЛЛИ, ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?

Лилли подняла с пола свой пистолет – тот самый, выстрелом из которого Томми убил Келвина, – вытащила магазин и проверила его. Магазин был полон. Краем глаза она заметила, что Боб провернул барабан «магнума» и выглянул в кухню. Лилли подошла к Томми и очень тихо сказала ему:

– Стой прямо за мной. Сможешь? Сможешь стоять прямо за мной, несмотря ни на что?

Мальчишка кивнул.

Снаружи, с заднего двора, снова раздался баритон проповедника:

– ЛИЛЛИ, МНЕ ЖАЛЬ, ЧТО ПРИХОДИТСЯ ТАК С ТОБОЙ ПОСТУПАТЬ, НО ТЫ ДОЛЖНА СЕЙЧАС ЖЕ ВЫЙТИ ЧЕРЕЗ ЗАДНЮЮ ДВЕРЬ.

Боб вскинул руку, сделав Лилли и Томми знак оставаться на месте и не шевелиться. Сам он вышел в кухню, держа револьвер обеими руками в стойке Вивера – пригодилась техника израильских спецслужб, которую он освоил в учебке в Форте-Беннинге. Лилли наблюдала за ним из гостиной. Старый линолеум скрипел под ботинками Боба, который подошел к окну, готовый выстрелить в любую секунду. Он выглянул на улицу сквозь щель между прибитыми к раме досками и осмотрел задний двор, после чего с его губ сорвался болезненный вздох.

– МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ, ЛИЛЛИ, – продолжил проповедник, – НО У ВАС ВСЕГО МИНУТА, ЧТОБЫ ВЫЙТИ! ВЫХОДИТЕ И ДЕРЖИТЕ РУКИ И ОРУЖИЕ НА ВИДУ!

Лилли подняла пистолет и кивнула Томми.

– Не отходи от меня.

Она пересекла комнату, выставив перед собой пистолет, вошла в кухню и встала рядом с Бобом у окна. Томми шел следом, держась рукой за шлевку у нее на джинсах. В тишине кухни раздавалось его тяжелое, тревожное дыхание. Лилли посмотрела на Боба и начала говорить, но тут снаружи донеслось:

– ТРИДЦАТЬ СЕКУНД… ЗАТЕМ НАМ ПРИДЕТСЯ ВОЙТИ ВНУТРЬ.

Лилли прошептала Бобу:

– У меня шесть патронов, можем прорваться.

Боб покачал головой и опустил револьвер.

– Лилли, не стоит и пытаться. Они нас окружат, а у них в руках «бушмастеры».

– Что? О чем ты?

– Лилли…

– У тебя же есть сменный барабан, мы оттесним их и добежим до стены. Перегруппируемся в лесу, снимем их по одному.

– Лилли, подумай…

Голос:

– ПЯТНАДЦАТЬ СЕКУНД, ЛИЛЛИ!

Лилли чувствовала влажную, сжатую в плотный кулак руку мальчишки у себя на копчике. Внутри ее бушевала ярость.

– Боб, говорю тебе, – сквозь стиснутые зубы прошипела она, – мы вырвемся во двор и сыграем на элементе внезапности…

Боб покачал головой:

– Нет, поверь мне, нужно поднять белый флаг.

– ДЕСЯТЬ СЕКУНД!

Лилли посмотрела на Боба.

– Я не сдамся. Я не сдамся без боя.

Боб взглянул ей в глаза, и на мгновение на его исчерченном морщинами лице промелькнуло какое-то подобие улыбки.

– А я и не предлагаю сдаваться.

– ПЯТЬ СЕКУНД!

Боб подошел к задней двери, спустил курок револьвера, поднял «магнум» над головой и крикнул достаточно громко, чтобы его услышали все стрелки со всех сторон здания.

– Ладно, ваша взяла! Мы выходим! Не стреляйте!

Через несколько часов Иеремия уже воспринимал этот инцидент философски. Кратковременный бунт оказался всего лишь пшиком – бурей в стакане, как порой бабушка Иеремии называла семейные ссоры, – хотя в ходе его и пал один из верующих. Иеремия был очень расстроен из-за того, что Келвин Дюпре досрочно отдал свою жизнь, но в некотором роде это была дань уважения вере и смелости этого человека. Он вошел во врата рая на несколько часов раньше остальных.

К полудню у проповедника получилось справиться с кризисом, снова вернуться к изначальному плану и приступить к подготовке последних этапов ритуала.

Уэйд Пилчер вернулся из леса с хорошими новостями. Он установил и проверил все удаленные устройства и определил положение суперстада (говорящее само за себя облако пыли стояло в воздухе примерно в миле от речки Элкинс, обозначая его позицию на данный момент). Уэйд заверил проповедника, что в урочный час толпа будет призвана в город. По расчетам бывшего копа, стаду – как только оно услышит сигнал – понадобится примерно три часа, чтобы поменять направление и пройти пять миль по полю по направлению к Вудбери.

Ровно в час дня по Стандартному восточному времени, в момент, который войдет в историю как отправная точка серии последовавших за ним эпохальных событий, преподобный Иеремия Гарлиц вернулся к себе в квартиру, вытащил из-под кровати тяжелые брезентовые сумки, принес драгоценный груз к гоночному треку и спустился с ним по лестнице в подземные этажи.

В госпитале он нашел Риза, Стивена и Марка, которые сгрудились в углу в конусе яркого света галогенных ламп и пили кофе из бумажных стаканчиков, время от времени посмеиваясь над шутками. На столах из нержавеющей стали рядом с ними стояли упакованные в коробки Святые Дары.

– Эй!

От резкого голоса вошедшего в комнату Иеремии все мужчины вздрогнули. Все еще улыбаясь, они повернулись к проповеднику.

– Брат Иеремия, – сказал Риз, мальчишеское лицо которого все еще светилось от веселья, – я думал, вы придете в три.

Иеремия подошел к ним, осторожно опустил на пол брезентовые сумки, содержимое которых тихо брякнуло, и со всей серьезностью посмотрел на своих прихожан.

– Сегодня никаких шуток, джентльмены. Чтобы я не слышал ни усмешек, ни хохотков.

Парни пристыженно опустили глаза, улыбки сошли у них с губ. Риз уставился в пол.