Печать Джа - Артем Углов

в том числе и запретные магические. Никто в целом мире не обладал подобными знаниями, а наивный Гаскинс верил в пистоль. И кто я такой, чтобы его разубеждать. Муха сама летит в паутину, где её поджидал жирный паук. Мне же оставалось только надеяться, что чернецы останутся довольны исполненным поручением.

«Нас не волнует выбор средств, который ты будешь использовать для достижения цели», — внушал брат Изакис. — «Приведи нас к покупателю или покупателя к нам.

«И тогда вы меня отпустите?»

«Ты сначала приведи, а там посмотрим…»

Уйдя с головой в воспоминания, я и не заметил, как мы прибыли на место. Когда-то давно, еще в прошлой жизни, мечтал насладиться поездкой в самоходной повозке. Воображал себя сидящим в кожаном кресле, где ветер треплет волосы, а встречные девицы ахают и охают от восхищения, завидев заморского щеголя в дорогом костюме. Кто же знал, что первая поездка выйдет под дулом пистоля.

— Фонарный переулок, как и просили, — провозгласил сидящий впереди возница, — с вас двенадцать кредитов.

Гаскинс сунул бумажку в протянутую ладонь и кивнул мне «мол давай, на выход». Я спрыгнул на мостовую и огляделся. Странно, но в прошлый раз это место показалось другим, более престижным что ли. Может причина была в плохом ночном освещении, а может в том, что успел погулять по городу и теперь была возможность сравнить.

Фонарный переулок находился в промышленном районе города, ближе ко порту. Здесь всё было утыкано мастерскими и коробками складов, огороженными уродливыми заборами. А еще имелись жилые дома, больше похожие на деревянные лачуги, пахнущие прелым деревом и дерьмом. К ним не прилагалось ни дворика, ни участка, лишь одинокие лавочки жались к стенам, словно дрожащие псы, испугавшиеся громады складов через дорогу. Судя по зачищенной неподалеку площадке, скоро и от них ничего не останется. Дельцы скупали припортовую землю, снося ветхие строения.

И вот в столь «прекрасном» уголке снимали дом братья-чернецы. Они могли позволить себе все что угодно, начиная от номера в гостином дворе и заканчивая роскошными апартаментами в центре города. Но отчего-то выбрали полуразваленную лачугу на окраине.

Ствол пистоля толкнул в бок.

— Показывай, который дом.

— А чего показывать — вон он, с табличкой номер семь.

— Двигай!

Гаскинс заметно нервничал: бисеринки пота, выступили на его лбу.

— Сударь, вы бы «ревульвер» убрали от греха подальше, а то невзначай нажмете на крючок.

— Кому сказано, пошёл.

Каков глупец… Я сто раз мог сбежать, когда ехали в повозке. Сигануть за борт труда не составляло и попробуй тогда, попади в движущуюся мишень, ежели солнце опустилось за горизонт, а света фонарей недостаточно. Даже на центральных улицах хватало темных закоулков, что уж говорить про окраину.

Я обошел расплывшуюся на мостовой лужу и зашагал прямиком к дому. На первом этаже горел свет. Сквозь плотно задернутые занавески проступали расплывчатые тени, вроде растений в горшочке.

— Без шуток, — напомнил голос за спиной.

Да какие уж тут шутки.

Подошел к двери и постучал. Прислушался, но кроме шума далеких улиц ничего не услышал. По соседству забрехал старый пес: лениво, без азарта. Я постучал и вновь — тишина. Собрался постучать раз в третий, но тут не выдержал Гаскинс — протянул руку и нажал на неприметный выступ возле косяка. Неприятная трель резанула по ушам.

Всё время забываю про здешние приспособления. В домах Ровенска колокольчики над порогом висели и то не у всех, а в Новом Свете — звонки. Проделки шантру, не иначе. Порою они издавали столь отвратные звуки, что хотелось заткнуть уши, и слышимость на пять домов окрест.

За дверью раздались шаги. Я спиною почувствовал, как напрягся Гаскинс, точнее ребрами, в которые вдавили ствол.

— Кто? — раздался дребезжащий старушечий голос.

— Доброго вечерочку, милейшая. Мы к вашим жильцам в гости пришли.

Замок щелкнул и сквозь прореху показалось морщинистое лицо: темное, с пигментными пятнами на дряблых щеках. Подслеповато сощурив глаза, женщина уставилась на нас:

— Вам чего, комнату снять? На ночь али как?

— Бабуля, вы неправильно поняли. Нам бы с жильцами переговорить: с теми, кто у вас второй этаж снимает.

— Нет никого.

— Как нет? — удивился я.

— Так нет… Вчера расплатились и съехали.

— Подождите, бабуля, вы чего-то путаете. Не могли они просто съехать. Квартировалось два человека: один лысый такой с татуировкой на шее, другой важный весь из себя.

— Вот который лысый, тот и расплатился, — подтвердила старушка. — Постоянно мальчонок к себе водил, то одного притащит с улицы, то другого: тощих голодранцев, аж страшно глядеть. — Водянистые глаза хозяйки подозрительно сощурились. Она окинула нас долгим взглядом, после чего недовольно произнесла: — тоже поди из этих?

— Из каких? — не понял я.

— Двадцатка за ночь и не кредитом меньше.

— Бабуля, мы не хотим снимать комнату.

Зря я по поводу аренды заговорил. Зловредная старушка, потеряв всяческий интерес, с силой захлопнула дверь. Защелкали замки и многочисленные засовы.

— Нам бы только узнать, — закончил я фразу в пустоту.

Признаться, разного ожидал, вплоть до смертоубийства, но чтобы братья съехали не предупредив… И как теперь быть с клиентом, которого требовалось привести? А со мною? Кто снимет проклятый аркан со спины? Или продолжать ходить собачкой на привязи, в любую секунду ожидая наказания?

Я затарабанил в дверь, не жалея костяшек.

— Проваливайте, пока полицию не вызвала, — послышался из-за двери раздраженный старушечий голос. — Повадились тут ходить, мужеложцы.

Но я продолжал стучать, пока дуло пистоля не уперлось в спину.

— Заканчивай цирк.

Я оперся ладонью о шершавую поверхность двери. Калечный мизинец отозвался ноющей болью, а из разбитых костяшек выступила кровь. Темный ручеек побежал по руке, пачкая обшлаг сюртука и рукав некогда белоснежной сорочки.

Словно пес на привязи, забытый хозяевами. Сравнимые чувства: и самому не вырваться и не кому отвязать.

— Двигай!

Я послушно оторвался от двери и, подталкиваемый все тем же пистолем, вышел на дорогу.

«И что теперь?» — колыхнулось в голове. Совсем уж лениво, под толстым слоем равнодушия. Наверное, я произнес мысли в слух, потому как Гаскинс отреагировал.

— Поедешь со мной.

Я с тоской вспомнил о горячей воде, заказанной в номер. Кто знает, когда теперь вернусь в «Матушку Гусыню» и доведется ли вообще. Перед глазами промелькнула физиономия продажного портье, но против ожидания не вызвала никаких эмоций. Мне было все равно…

Понуждаемый тычками, я забрался в очередную самоходную повозку. Всю дорогу только и делал, что пялился в спину извозчика. Где-то там, на краю сознания шумела улица: множеством голосов разговаривала толпа, кричали зазывалы, тренькал проносящийся мимо транспорт. В Ровенске с заходом солнца жизнь замирала, бодрствовали лишь