О дьяволе и бродячих псах - Саша Кравец

мощной шее. Испачканный сажей, Грейсон увлеченно орудовал в мотоцикле без колеса и топливного бака, и если с «Харлеем-Дэвидсоном» Нине уже довелось отдаленно познакомиться, то механика она наблюдала впервые.

Он был своеобразно красив: грубые черты, исполненные суровостью, притягивали мужественным видом. Небритый подбородок упирался в воротник спортивной куртки и имел форму, которую обычно называют «волевой». На носу глубокий рубец, точно кто-то полоснул ножом по лицу, однако, виделся в этой отметине какой-то неподражаемый шарм. Глаза цвета оникса обладали остекленелым блеском, и лишь искренний интерес к делу придавал им жизни.

В целом он был похож на человека, который без раздумий свернет любому башку.

Подле Грейсона негромко звучал радиоприемник. Механик угрюмо вторил под нос Билли Айдолу, мыслями находясь где-то далеко. Нависшая тень Эстель заставила его прервать ремонт.

— Слышал, у нас гостья, — Грейсон поднялся с корточек, демонстрируя высокий рост. — Нина, верно? — он вытер руки о тряпку и протянул левую.

Радушная улыбка смягчила его жесткое лицо и мгновенно расположила к себе, отчего Нина без раздумий пожала шершавую ладонь.

— Я — Грейсон, садовник, — на полном серьезе представился он.

И это не могло быть правдой. Едва ли запущенный двор знавал руки профессионала. Не найдя связи между сказанным и реальностью, Нина глупо усмехнулась:

— Серьезно?

Грейсон поймал желанное замешательство и рассмеялся:

— Да я шучу.

Кто бы сомневался.

— Грей! — из окна первого этажа высунулась рыжая голова Агнес. Тетушка жестом указала на запястье.

Грейсон тряхнул кистью, высвободив из-под рукава часы, — корпус из пластика, стилизован под серебро. Механик поднес циферблат к глазам, и на внутренней стороне руки показались засохшие пятна крови. Только Нина успела задаться вопросом ее принадлежности, как Грейсон опустил рукав.

— Смотришь автогонки? — поинтересовался он, сохранив тайну высохших потеков.

— Увы.

— Жаль, — покачал головой Грейсон. — А вот мне пора сворачиваться, а то Несс не простит, если я пропущу. Приятно было познакомиться.

В дружелюбии ему не откажешь. Нина ободряюще улыбнулась в ответ и поплелась за Эстель в дом.

Остаток дня Нина изучала особняк. Вердикт сохранялся неизменным: выдержанный в классике, он выглядел по-старомодному скучно. С общего балкона на втором этаже открывался вид на Порт-Рей. Отсюда город казался совсем крохотным. Прищурившись, Нина почти смогла уместить его на ладонь. Такой дикий, мрачный, по-своему чарующий Порт-Рей с размеренной провинциальной жизнью… Надо признать, он глубоко запал в душу. Редкое явление для столь гиблого края.

Прохаживаясь по коридору, как по выставочному залу, Нина рассматривала рамы со Стелманисами. Особая, холодная наружность предков лишала портреты красок. Наглядное пособие по смешиванию всевозможных оттенков серого, не иначе. Никому на свете так не шла бледность, как утонченным лицам Стелманисов. Живое тому доказательство — Эстель.

«Знакомство» с родственниками привело Нину в почти восторженное состояние духа. Словно в ее многолетнем одиночестве вдруг начал проклевываться какой-то свет. Но ощущение длилось недолго. Его быстро сменило новое, необычного происхождения. Будто она была здесь не одна.

Пытаясь отвлечься от навязчивого шестого чувства, Нина пристальнее вгляделась в изображение статной женщины; черты портрета упрямо размывались на фоне нарастающей тревоги. Убеждение, что кто-то тихо дышит в спину, только усилилось, по коже засновали мурашки. Нина резко обернулась в надежде застать наблюдателя врасплох. Но обнаружила лишь пустую стену, покрытого мраком коридора.

Ночью ей привиделся сон, будто находилась она в запертой комнате среди белых стен, и по какому-то странному наитию ее тело вело к двери само собою. О том, что это был именно сон, Нина тотчас догадалась, как только увидела в палате ныне покойного дядюшку Сэма. Он лежал на больничной кушетке живее всех живых и ухмылялся.

Это был мужчина лет сорока, коренастый, но лицом худощав. Светлые волосы свешивались до плеч; под тяжелыми взъерошенными бровями горели ярко-голубые глаза, поражающие воображение Нины с самого детства, — и во хмелю, и в трезвом рассудке они оставались добрыми. Забавно, ведь Сэм никогда не пытался казаться добряком.

— Ты мертв, — угрюмо сообщила ему Нина.

Хищную улыбку сменило возмущение:

— И что мне теперь исчезнуть, как будто меня никогда не существовало? — Сэм капризно выпятил губы и размашистыми движениями скрестил руки на груди. Мгновение — и его выражение вновь стало обыденно хищным. Он не имел привычки обижаться.

Не зная даже, что ответить ненастоящему Сэму, Нина вновь обернулась к двери и заглянула в отражение стеклянной вставки. Там ее встретило измученное побоями лицо и потухший, безмолвный взгляд. За спиной, у решетчатого окна сидел кто-то недосягаемый глазу — стройный, размытый силуэт с темной головой. Нина знала, что немой демон находился тут довольно давно, и уже приняла его присутствие как неизбежность.

— Почему мы здесь? — Нина кругом осматривала антураж больничной палаты.

— Не знаю, мне плевать, — пожал плечами Сэм. — А вот ты, девочка, вляпалась в большие неприятности.

— Все неприятности в нас самих, — она храбрилась перед Сэмом, ведь на ее месте он сказал бы то же самое.

— Чему-то я тебя все-таки научил, отрадно. Но есть вещи, которые не зависят от тебя.

Кожей Нина ощутила близкое присутствие молчаливого демона. Ухо вдруг обожгло горячим дыханием, и шепот отдал приказ. Она не обратила взора на повелителя, она завороженно наблюдала, как ее отражение приставило к собственному виску револьвер. И что страшнее, картинка из стекла подражала реальному положению вещей, — один выстрел отделял Нину от смерти. Такова была воля демона, ставшая сильнее человеческой.

За стеклом замелькали тени. Кто-то рвался открыть дверь с той стороны, но одного рвения ему не хватало. Он мешкал, воруя секунды драгоценного времени. Палец Нины лег на спуск.

— Рад был повидаться, — с несвойственной грустью в голосе Сэм похлопал ее по плечу и оставил один на один со смертью.

С треском распахнулась дверь. Голову разорвал оглушительный выстрел и мир исчез до того, как Нина увидела человека на пороге.

Задыхаясь, она рывком вынырнула из сна. В ушах стоял собственный визг и сдавленные запилы «Scorpions». Преодолев сонное головокружение, Нина добралась до часов. Полпервого ночи. Она плюхнулась лицом в подушку и застонала. В голове сохранился налет какого-то страшного сна, но как Нина ни силилась, вспомнить не могла. Сколько ни пыталась ухватиться за детали, все они ускользали из ума подобно шустрым змейкам. Сон напрочь развеялся из памяти, и уже сложно было сказать, что именно ее пробудило — туча мохнатых пауков, падение с небоскреба или ее бывшая соседка Додвелл — женщина крайне неприятной наружности…

С соседями в целом Нине как-то не везло.

С минуту она тихо стояла под дверью Джеймса, скованная нерешительностью и сонной одурью. Наконец, пересилив себя, Нина дала ему