День накануне Ивана Купалы. Книга первая - Талина Март

Диночка была уже там. Сидела за столом, помахивая вареником.

– Испугался!

Стаська не знал, что ответить. Было нелегко признаваться в слабости, да ещё девочке.

– Испугался. Я видела.

Дина обмакнула розовый вареник в миску с мёдом, потом в пиалу со сметаной и без всякого перехода добавила.

– А у меня братик родился! Скоро его привезут. Я буду его нянчить.

– Это что – и вправду рысь? – спросил Стас.

– Самая настоящая. У папы лесники знакомые, они в дальних горах её нашли. У неё мама умерла. Да ты проходи. Бабушка говорит – ты не вредный. Смотри, – Дина подняла край клеёнчатой, в пятнах гроздей сирени, скатерти.

Стасик заглянул под стол. Там, прислонясь бочком к Дининой табуретке, сидела на полу маленькая рысь. Сидела так, что Стаська увидал её животик, поросший кремовым мехом

– Она совсем голодная была и худая. С бабушкой в кровати спала, а то мёрзла. А потом нам сказали, что нельзя – привыкнет, и мы стали грелки подкладывать. Правда, Рыся?

Рыська, понимая, что говорят о ней, лениво щурилась подведенными глазками. Но все эти жмурки-мурмурки были так – обман, кошачьи хитрости: заслышав шаги хозяйки, зверушка дернула ушком, и только тётя Валя, откинув занавеску из мелкой рыбачьей сети, вошла, Рыська встретила её у порога.

– Ага, ты уже здесь! Как без тебя! Всем кнут – и тебе тут. Ты ж сегодня ела. Я тебя уже кормила, – бурчала тётя Валя. – Ты меня скоро по миру пустишь. Отстань, тебе говорят!

Но от Рыси не просто было отвязаться. Она вилась под ногами, бодалась, тёрлась о колени, не давала ходу. Потом, глянув с укоризною на хозяйку, отступила бочком к холодильнику, поцарапала его лапой и снова посмотрела.

– Вот мудра! Если б ты чего клала в холодильник, а то шкрябаешся. Шкрябаться каждый может, – сказала тётя Валя, проходя к плите.

Но Рыська кувыркнулась на спину, сунула лапы под тяжёлую дверцу старого «ЗИЛа» и хотела открыть. Дверца держалась плотно.

– Ладно, циркачка, – смилостивилась хозяйка, – иди, дам чего. Уговорила.

Уловив добрые нотки в её голосе, Рыська оставила в покое холодильник и, получив намазанный сметаной ломоть хлеба, начала вылизывать его, придерживая лапками и поводя ушастой головёшкой.

– Ну, вот, зверьё ублажила, пора за детей браться – подытожила Валентина Николаевна, подбородком показав Стасику на свободную табуретку: – Сидай!

Стасик протянул ей конверт.

– Ох, батюшки-светы, – отмахнулась она, – можно было потом, – и постучала согнутым пальцем по столешнице: мол, клади сюда.

Стаська положил конверт, а тётя Валя принялась наводить порядок. Забрала у Дины мёд, назвав её лизуньей и кусочницей, протёрла ветошкой клеёнку и как-то незаметно убрала конверт. Словно не было его на белом свете.

Дина надула губы:

– Не буду я окрошку.

– Я те дам – не буду! Бабушка делала-старалась, а ты кочевряжишься. Да такой окрошки, как у меня, ни у кого не нет. Все отдыхающие рецепт просят. Геть руки мыть! А то липкая, как малина на меду, – и повернулась к Стасику. – Ты тож с дороги не ленись.

Пока ребята обедали, хозяйка раздавала указания:

– Ты счас отдохни маненько, а как жара спадёт – сходите с Димой на гору: он за свет-газ заплатит, а ты телеграмму своим отобьёшь, что порядок, добрался.

– А море? – спросил Стас.

– Позже – смотри, какое пекло.

– А море сегодня поганое, – вставила Диночка, – вода мутная, медуз полно. Я ходила, но не купалась.

Стасик смотрел удивленно: «Она что – шутит? Как это – море поганое? Как это – вода мутная? Да хоть какая вода. Хоть какая муть. Главное – море».

Тут Рыська, давно съевшая свой бутерброд и дремавшая на полу, оживилась и побежала из кухни, легко перебирая лапками.

– Ага, – поднялась тётя Валя, – рыбаки вернулись.

Во дворе раздались дребезжание велосипеда и голоса.

На голову вышедшего из кухоньки Стаса опрокинулось, как из ушата, солнце; он зажмурился, привыкая к свету, но не заметить мужчину на дорожке было невозможно. Высоченный дядька, красный, как вареный рак, возвышался посреди двора, и синее пластмассовое ведро у его ног казалось игрушечным. Мужчине не надо было разводить руками. Он шевелил длинными, как карандаши, пальцами и показывал невесть откуда взявшейся дамочке, какая рыбина от него ушла. Стасик подошёл ближе и увидел, что мужчина немолод. Седые, коротко стриженые волосы его стояли ёжиком. Он был высок и костляв; по словам бабушки Стасика – «мосласт», но весь исполнен грации существ, привыкших к тому, что они занимают много места. Как жираф, который всегда помнит о своей шее, а слон – о своей массе.

Налюбовавшись на «краснокожего», Стасик увидел мальчишку – похоже, ровесника, но выше ростом, с густой копной выгоревших волос. Руки мальчишки по локоть были вымазаны чёрным, а сам он смотрел сердито.

– Вот такая! Представляете! Ка-ак дёрнет, ка-ак махнёт хвостом – и всё, – рассказывал с восторгом «высокий».

Дамочка, задрав голову, охала и ахала медовым голоском: «Что вы говорите!» Она вся – от пляжных тапочек до обруча в волосах – была в нежно-розовых тонах, даже лак на ноготках её был подобран в цвет. Осторожно тронув пальчиком руку «высокого», женщина промурлыкала:

– Надо же, как интересно! Но, Казимир Степанович, у вас же ожог первой степени!

– Простоквашей надо, – весомо заметила тетя Валя.

– Ни в коем случае! – запротестовала дамочка. – У меня есть крем специальный, от солнца. Французский. Вас, профессор, надо мазать.

– Потом, – «высокий» хотел что-то добавить, но охнул и отпрыгнул назад. – Фу ты, Рыся!

Рысь, покрутившись над ведром, прижала, опрокинула его и теперь пыталась поймать трёх бьющихся рыбок двумя передними лапами.

– Разбойница! – визжала дамочка, топоча забрызганными ногами – ей досталось больше всех.

– Во сокровище, во наказание какое на мою шею, во напасть, – тетя Валя, бубня, кинулась куда-то в сторону, вооружилась старым, стертым на один бок, веником и хотела, было, перетянуть им кошку, но Диночка, повисла у неё на руке:

– Не надо, бабушка!

– Хулиганка какая! – пищала «розовая дамочка». – Дима, забери у неё!

Рыська, вымазав в мокром песке грудку и мордочку, лупила по лужице лапами, пытаясь припечатать то одну, то другую рыбку, да ещё урчала угрожающе.

– Да ладно, – плавно, сверху вниз, повел длинной ладонью Казимир Степанович, – всё одно – «курям насмех». Я хотел высушить одну, дома похвастать, да большая ушла. Пусть зверьё тешится.

– Вот жадюга, – вздохнула тетя Валя, – что дальше-то будет? Ведь была котёнок котёнком. Сколько курчат мне подавила, сколько гусят! И от соседей недовольство. У-у-у! – и замахнулась голиком на рысёнка.

– Не надо! – снова раздалось на высокой ноте, и Диночка опять повисла на бабушке.– Димка и так хотел ей свою рыбу отдать.

– Одно дело – отдать, а другое – без спросу. Будто не кормлю её, прожору!

И хозяйка в сердцах отбросила переживший свой век веник. Бросила и потянулась к внуку.

– Чего ты, Митенька, смурной такой? Устал?

– Да цепь всё время спадала, – объяснил за Диму Казимир Степанович.

– Так рушится всё без хозяина. А велосипеду этому – лет-лет и памяти нет, на нём ещё дед ездил. Не журись, – говорила тётя Валя, притягивая мальчишку к себе. – Мне утром без тебя досталось. Все голодные, насаются – думала, на автобус опоздаю. Вот, привезла тебе товарища. Живите дружно, не ссорьтесь. Хозяин ты мой, помощник.

Глава VIII

На следующий день, по холодку, тетя Валя уехала в город – готовить квартиру к выписке из больницы Дининой мамы с малышом. Потому с вечера она надавала кучу наставлений обоим внукам; даже утром, сквозь сон, Стасик слышал уже привычное «бу-бу-бу». Потом железная калитка хлопнула, и Стас посмотрел на часы – полшестого. По маминому расписанию нужно было идти на море. «Утреннее море самое лучшее», – утверждала мама. Послушный сынок свернулся калачиком и хотел, было, подремать, но заснуть не смог. Тогда он встал и пошёл искать Димку.

Вчера к вечеру ребята ходили на гору – станица была «двухэтажной», располагалась и на горе, и под горой – на почту, в сберкассу, а заодно и в парикмахерскую. Тётя Валя, сравнив стриженого Стаса с заросшим, словно одичавшим, внуком, в приказном порядке велела ему «зайти к Марине» и выдала деньги на стрижку.

Мариной оказалась бабушка-парикмахер, она быстренько привела Димку в «божеский вид», хотя облагородить его затылок ей не удалось. То ли от подушки, то ли по природе своей, он и в стриженом виде был пушист и встрёпан.

Говорил по дороге, в основном, Димка. Рассказал об интернате в посёлке со смешным названием Суета, в котором учился до приезда сюда. Об отцовском друге-егере из большого лесного хозяйства. Про такие места Стас и не слышал, он даже покосился на Димку – не «заливает» ли он, уж больно красиво звучало: Горная Шория. Но Димка рассказывал самозабвенно, блестел глазами, разводил руками, показывая, каких хариусов они с отцом ловили на муху в горной речке с чудным названием Мрас-Су. И Стас проникся уважением к своему новому, такому бывалому другу.