День накануне Ивана Купалы. Книга первая - Талина Март

Женщина взяла правой рукой стоявшую на прилавке сумку, а левой потянула кончик косынки, чтоб затянуть узелок. Другой же кончик тётя Валя, продолжая говорить, ловко ухватила губами и, поведя головой, отвела вправо.

Это умение тёти Вали делать сразу несколько дел ещё два года назад заметила мама.

Знакомая торговка, сокрушаясь, смотрела на Стасика:

– Жалость одна – как молоко снятое, – она сыпанула в кулёк семечек – не стаканчиком отмерила, а черпанула горсть-другую так, что семечки, посыпались на обе стороны, и протянула фунтик Стасу. – Слышь, Валентин, ты следи, чтоб он шапчонку каку носил. А то солнечный удар получит, а тебе ответственность.

– Ничего, пробьёмся. Давай, подруга, торгуй, – тётя Валя погладила по нагретой макушке Стаса и повела к остановке.

Народ, предчувствующий отдых, был настроен весело и подъехавший транспорт брал штурмом. Но тётя Валя, привыкшая к таким посадкам, не растерялась: ухватила Стаса с боков и направила прямо в раскрытые двери. Толпа подтолкнула, и он ворвался в салон одним из первых, занял одиночное место у окна и уступил его подоспевшей хозяйке.

– Уф-ф! – выдохнула она, села и похлопала себя по цветастой коленке.

– Сидай!

Стаська отказался.

– Ну, тада скидай рюкзак! У тебя там что под рубашкой? – тётя Валя бесцеремонно расстегнула пуговицу.

– Майка! Ты ж и вправду счас удар схватишь! А ну, сымай рубаху! Сымай, тебе говорят!

Стасику было неловко, он мотал головой, отказываясь. А душный автобус всё набивался разгорячённой толпой.

– Ну, кто на тебя смотрит, – давила тётя Валя.

И Стас сдался. Только разобрались с рубахой, как незнакомый голос, перекрывая гомон, вопросил через весь салон:

– Николавна! Ты свёклу просапала?

Тётя Валя вскинулась с ответом:

– Просапала. А ты арбузы посадовила?

Ответ никто не услышал – автобус тронулся, но, судя по кивкам, женщина, что спрашивала, арбузы посадила.

Потихоньку устроились, приноровясь к движению. А Стасик, стоя спиной к окну, с интересом смотрел вокруг: мужчина, сидящий напротив, вёз на колене маленькую девочку, наверное, внучку, в платочке с узелком на затылке. Девочка хлопала глазёнками и цепко держалась за футболку деда. В другом кулачке она сжимала поводок лохматой собачки, сидевшей у мужчины на втором колене.

Пёсик дышал, вывалив язык, и всё пытался устроиться, но срывался и попадал задними лапами в сумку, стоявшую на полу автобуса. Зверь барахтался и, часто мигая, не сводил глаз с крупного рыжего кота. Его везла стоявшая в проходе женщина. Котяра был замучен этой жарой, этим шумом, этими запахами, потому решил ничего ни делать. «Вы считаете это отдыхом?» – говорил его отрешённый вид, и полосатый хвост качался перед самым собачьим носом.

– Во, жарища! – сняв косынку и обмахиваясь, сказала тётя Валя. – В этом году как никогда! С Красной горки ни капли. Так и сгорит всё в огороде-то.

Она повернулась, хотела поделиться мыслью с давешней собеседницей, но ту загородили пассажиры.

Но долго молчать тётя Валя не могла и обратилась к женщине с котом:

– Давайте зверя! Тяжело ж держать.

Женщина засмущалась, но кота передала. Тот и не заметил перемен. А тётя Валя обратилась к мужчине с девочкой:

– Внучка?

Тот кивнул:

– Внученька.

– Первая?

– Единственная.

– А у меня третий. На днях из больницы забирать. Филиппком назвали. Я настояла, а то старшую – это дочки моей дети – совсем не по-нашему – Диной зовут. Словно добрых имён мало? Вот вашу как звать?

– Вика, – улыбнулся одними глазами, мужчина.

Тётя Валя хмыкнула.

– Я и говорю – ни одного путного имени, даже не знаешь, как ласково-то сказать.

– А это ваш? – в свою очередь спросил мужчина, кивая на Стасика.

– Не-е, это знакомых мальчик. Ко мне прислали.

– То-то я смотрю: как леденец, аж светится.

– Ох! – выдохнула тётя Валя с чувством, и кот, разлепив глаз, глянул на неё строго. – Как они живут в городах да на северах этих? Без солнца, без моря, как каторжанцы какие, прости, Господи, маются. Виданное дело: жизнь прожить – босой ногой не ходить. Ко мне дети приезжают, так лягушку в глаза не видели! Один мальчик слышит кукушку и спрашивает: «Папа-мама, где птичка привешена?» Думает, как в часах. Я б не смогла. Вот старший у меня – где служил, там и остался, – она махнула рукой с видом человека, которому всё, что за райцентром – медвежий угол. – Пишет: «Приезжай, мама, не бойсь, у нас и снабжение, и природа». А сына сюда привёз – знает, где лучше.

Распаренный, Стас слушал в пол-уха, как тётя Валя говорила, что овдовела она недавно, по осени, а два года назад сынок привёз им внука, большого уж.

– Митрием зовут. Ничё не объяснил, прилетел на день и привёз. Вот, говорит, мам, воспитуй. Ну, не шальной?! Денег шлёт исправно, ничё не скажу. К отцу на похороны приезжал, дак сам, всё сам, вино токо моё. А сколь не пытала я про невестку свою, про зозулю эту – молчит. «Потом, – говорит, – мама». Аж зубами скрипит.

– Любит, видать, – сочувственно сказал мужчина, поправляя пса, повисшего на хозяйском колене, опустив вниз, морду и передние лапы.

Задние уже были в сумке.

– Мы с дедом тож так решили. Но мне-то не легче. Малые дети подол рвут, а большие – сердце, – подвела тётя Валя грустно, но тут же встрепенулась и обратилась к Стасу. – Мотри-ка, приехали. Узнаёшь? Ещё бы, тут у нас прям город – фонари. Следующая остановка наша. А на пляж – другая.

Стас подумал: «Сейчас я растаю».

Глава VII

Двор и дом Стасик узнал. Здесь ничего не изменилось, только заросло пуще, да «бункер» пригнулся к земле. На его двери, закрывая проём, висела цветная занавеска, но тётя Валя повела Стаса не в «бункер», а в дом, где на веранде, слева от входа, была комнатка на одну кровать и тумбочку.

– Вот, – гордо сказала хозяйка, приподняв двухслойный тюль, – это тебе. Как раз – не мала, не велика, и я рядом. Разбирайся и приходи на кухню – помнишь, где?

Стаська кивнул. Комнатка ему понравилась. А больше всего понравилось окно. Оно располагалось буквой «Г» – по боковой и торцевой стенкам, было сделано из небольших квадратных кусков стекла, собранных в общее деревянной рамой.

Он разделся и занялся рюкзаком. Сверху достал книгу, что дала ему мама – «Робинзон Крузо», – и вдруг поразился тому, сколько километров между ним и домом. Из книги, загнувшись по краям, выглядывала половинка альбомного листа. На нём маминым каллиграфическим почерком был написан распорядок дня. Стас достал листик и понюхал. Пахло фломастерами. Они были не простые, а с запахами. Оранжевый благоухал апельсинами, зелёный – молодой травой, фиолетовый – фиалками, красный – розами, жёлтый – лимонником. Непонятно чем пахло от голубого и синего. Папа говорил, что ничем, а мама считала, что воздухом и грозой. Это были их любимые фломастеры, они были подарены Стасу, но он ими редко пользовался – берёг. И мама брала лишь в особых случаях. Здесь она нарисовала целую картину. В правом нижнем углу светило вовсю горячее солнце и плескалось море с корабликом вдали. Стаська понюхал листок ещё раз и положил его и книгу на открытую полку. Туда же выложил фонарик, фотоаппарат, часы с мокрым от пота ремешком и кулёк с семечками. Внутрь тумбочки Стас поместил вещи, а на дно устроил рюкзак и обувь. Полюбовался работой, выбрал шорты, достал «вьетнамки» и только хотел встать и одеться, как ощутил, что в комнатке есть ещё кто-то. Сразу стало неприятно, да так, что холодок побежал по спине. Стасик прислушался, ничего не услышал, но почувствовал, что ему дышат в шею. Не поднимаясь, Стас покосился – это не помогло. Тогда, переждав, он повернул чуть-чуть голову и на уровне плеча увидал круглый желтый глаз на приплюснутой кошачьей физиономии. Кошка, размером со среднюю собаку, наставив ушки, нюхала его и смотрела настороженно.

«Рысь!» – сразу понял Стас и затаил дыхание, но краем глаза отметил, что занавесь в проёме колышется, а за ней, похоже, кто-то хихикает. Почуяв подвох, Стаська вытянул шею и глянул смелее. Перед ним вправду была рысь, но какая-то не яркая, пятнистая, а по-детски пего-коричневая.

«Рысёнок», – отлегло у мальчика от сердца, и он сказал занавеске:

– Эй, ты!

Там прыснули, а потом позвали напевно: «Ры-ся!». Зверёк тут же потерял интерес к Стасу и, бодая головой тюль, ушёл.

Хлопнула входная дверь, дробью отозвались ступеньки. А поглядевший в окно Стасик успел увидеть мелькнувшую за листвой девичью головку с гладкими тёмными волосами.

«Дина. Ничего себе! Откуда у неё рысь?»

Натянув быстренько шорты и схватив конверт, в котором лежали деньги и письмо от родителей, Стасик поспешил на летнюю кухню.

Диночка была уже там. Сидела за столом, помахивая вареником.