ЯД - Одран Нюктэ

мальчика, очень стеснительного, недоверчивого, никакого порядка в прическе. Больше двадцати – меньше сорока. В руках папочка. Ладони крупные, кожа бледная. Двигался, сгибая ноги в коленях, сгорбив спину, но при том – откинувшись слегка назад. Чорный шерстяной костюм, великоват в плечах, краска смылась, серые шерстинки как клочки сена торчат из швов. Они искрятся в свете лампы. И здоровые очки.

– Вы следователь?

– Нет, – человек без возраста поправил очки, прищурился. Он улыбался. Губы кривились настороженно.

– Вы психиатр?

– Друг доктора Кингсли, клинический психолог Дерек О’Лири, – не переставая улыбаться, кивнул врач. – Вы поделитесь наболевшим, выскажите, и вам полегчает. Не смущайтесь.

– Докторрр, меня ничто не радует. Наверное, это психастения?

– Ну почему же? Возможны еще неврастения, мании и другие навязчивые состояния. Всего их четыре группы… Ну, же, расскажите о себе.

– Я родился 9 июля 1955 года в землях Граубюнден, на берегу Заднего Рейна, в городке Роттенбрунен, там же и проживал до позапрошлого года… – забубнил Манффи, глядя на носки. Такие отчётливо серые трикотажные носки с хлопком и лайкрой. В резиночку. Остановился. – Мне нечего рассказывать. Всё пустота, всё безысходность. Что вы пытаетесь узнать, доктор?

– Я только хочу помочь.

– Мне? Бесполезно.

– И всё же я попытаюсь. Давайте вернёмся к вашей биографии. Скажите, а что вы делали, к примеру, в 2007 году? – Дерек морщился и мял в руках папку. Пальцы оставляли влажные следы. Улыбающийся Дерек снял очки, отчего его глаза уменьшились втрое. – Да, именно: ЧТО вы делали.

– Я? Работал. Да, я работал. Там же, где и последние годы. В баре у Хёхлига. И ещё чинил лыжные крепления. Обычная осень. Всё то же, что и всегда. Леса такие красивые. Красные. И озера, вода тихая-тихая. И солнце низко над горами. Иногда идёт снег.

– Но вы уехали из Швейцарии зимой 2007-ого. Вы продали дом, вы не взяли с собой никаких вещей.

– Я сколотил небольшое состояние. Я откладывал деньги. Я решил начать всё с начала, всё с нуля. Зачем же мне тащить груз старого? Доктор, я очень хотел забыть что-то. И у меня получилось. Так зачем же пытаться вытянуть это на поверхность снова? Я что-то натворил? Я – преступник? Скажите, доктор, это так?

О’Лири не ответил. Он помассировал край ладони, покусал нижнюю губу. Расстегнул кожаную папку, положил на стол вынутую оттуда фотографию.

– Ваш велосипед?

– Да. Я его здесь купил. Почти сразу, как приехал.

– Раньше у вас был велосипед?

Дерек положил поверх фотографии бланк из медицинской карточки.

– Да! Да! Я именно в этой больнице лежал! Я потом долго не мог ходить… – Манффи осёкся. Рука задрожала. Он почти прошептал: – Доктор, а ведь у меня была кошка в Швейцарии.

Шварцер сидел, облокотившись о стол, пальцами держась за виски. Он изо всех сил изображал усердие и тщетность что-либо припомнить. Потом резко вскинул голову и пристально, и просительно смотря прямо в глаза О’Лири, пригнувшись, тихо спросил:

– Доктор… а у вас есть ещё фотографии?

– Есть, – так же вполголоса ответил Дерек, склоняясь ему навстречу.

– Тогда не показывайте их мне, прошу. Тссс, доктор! Эти годы, что вы называете… они безликие, они – всего лишь волокна, скрученные в нити, свитые в верёвки, сплетенные в канаты.

О’Лири непродолжительное время стучал карандашом по блокноту.

– О, да! Вы талантливы! – Дерек улыбнулся и протянул Манфреду чистый лист бумаги. Он оживился, заёрзал. Дымчатая тень. Бровь, серьёзный глаз, на носу след от очков. Мягкие губы. Мягкие. Консистенции свежей, тёплой карамели. Живая плоть, а внутри – немножко древнего моря. На подбородке кожа повреждена бритвой, расширенные поры, уже виднеются волоски, словно медная проволока. А на голове – темно-русые, и на руках – тоже. А радужка серая, к центру – зеленоватая.

– Что ж, на сегодня довольно. Я приду завтра. И мы ещё раз поговорим. Я буду приходить каждый день.

Прозвучало неподдельной угрозой. Слова как дротики ударялись о черепную коробку, безумными птицами стучались в сердце. Такое маленькое, влажное, мясистое. Хоть бы сдохнуть! Загнул брючину, прикоснулся к вздувшимся узлам вен на икрах. Господи, какая паника его охватила! Счастье, что… Голые колдуньи будут смеяться и выть, и подпрыгивать, пытаясь ущипнуть за пятки танцующих в воздухе.

Глава 7

– Что это? – с любопытством разглядывая стену, вопросительно улыбнулся О’Лири, входя. – Это звёзды? Дааа, Вы талантливы, – Дерек слепо улыбался, протирая стекла очков. – У меня неплохие новости. С вас снимают все подозрения. Завтра можете возвращаться домой.

– Уже? Так быстро?

– Да. Дело продвинулось. Не здесь. В Швейцарии. Так что вы свободны.

– Очень… мило.

Бывают же такие неудачные дни. Всё из рук вон плохо.

– Я бы вас всё же попросил, если можно, я бы хотел продолжить беседовать с вами. Я всё ещё думаю, что мне есть чем вам помочь. Разрешите?

Дерек улыбался. Лампы сверкнули в его очках дальним светом фар. Губы консистенции свежей карамели.

– Медицина… я не хочу вас обидеть, доктор, но я её презираю. Работа врача – сделать себе имя. А Кингсли за заботу передайте спасибо. Или я сам скажу, уже завтра.

Эти горожане – ужасные сплетники. Все про всех всё знают. Надо было остаться в Роттенбрунене? O’Нелли сказал Кингсли, Кингсли сказал O’Лири… а O’Лири – клинический психолог. Давление скакнуло, в ушах зашумело, и картинка начала тускнеть и пропадать. Так, батенька, опять в кому? Зачастили что-то вы, нехорошо. Гордость? Вот она, подставила плечо. Чёртовы ирландцы! Интересно, как тело O’Лири выглядит без одежды, в таком болезненном свете ламп? Незабываемое. Манфред заткнул пробкой слив и набрал воды в раковину.

– Вы неправы! Мы даруем людям жизнь! Мы лечим и ставим на ноги! – и все эти громкие слова с мягчайшей улыбкой, спокойным, убаюкивающим тоном.

– Да-да. Ja.

Манффи отвернулся к стенке и, обмакивая губку в воду, начал смывать рисунки.

– Вы одиноки, вам очень трудно освоиться на новом месте, среди незнакомых людей… вы испытываете дискомфорт, терзаетесь страхами… со своей стороны, я буду рад облегчить вам вхождение в социум…

От рубашки пахло лекарствами. Сухой кожей, марлей в сукровице. Манфред боялся рентгена. У него было чувство, что или печень занимает всю правую половину тела, или почки с желудком болтаются и перекатываются где-то в тазу. А сейчас зверски заболел левый висок.

– Ну, что скажете?

Когда Шварцер обернулся, Дерек… да, он улыбался. Вспомнилось Прошлое. Тот, прежний, избегал дотрагиваться до людей. Они такие тёплые и вкусные… Шварцер смело пожал психологу руку. Крепко-крепко. Липкую от пота лапищу.

– Заходите ко мне на чай с булочками.

– Обязательно.

– А от профилактики – избавьте.

Назавтра вышел, как и обещали.

Воздух холодный, чайки причитают, пронзительные ведьмы. Голова всё ещё немного болела и кружилась. Заново учился ходить. Слушал сердце, главного советника. Велосипед, пробежки – здорово, но надо что-то ещё. На витаминах и каплях доктора Джаваланакары долго не протянешь. Небо затянуто сизой пеленой. Тучи слоятся тусклым асфальтом. Сколько