Это было в Краснодоне - Ким Костенко

Подпольный райком партии был создан и в Краснодоне. В мае — июне 1942 года сюда несколько раз приезжал секретарь Центрального Комитета КП Украины Демьян Сергеевич Коротченко. Он подолгу беседовал с людьми, отобранными для работы в тылу врага, активно участвовал в подготовке большевистского подполья.

Самых крепких духом, самых стойких сынов своих оставила партия в оккупированном Краснодоне для подпольной работы. Были среди них и представители старой большевистской когорты, люди, убеленные сединами, имеющие за плечами огромный жизненный и партийный опыт, не раз встречавшиеся со смертью лицом к лицу. Были и молодые коммунисты, но уже успевшие проявить себя на партийной работе.

Добровольно вызвался остаться в тылу врага старый горняк, член партии с 1918 года Тихон Николаевич Саранча. Трудную, но почетную миссию взяли на себя его товарищи по работе — Герасим Тихонович Винокуров, Павел Петрович Бондаренко, Герасим Матвеевич Соловьев, Иван Федорович Щербина, Николай Никитович Румянцев, Николай Григорьевич Телуев, а также председатель Краснодонского райисполкома Степан Григорьевич Яковлев, парторг шахты № 1–бис Даниил Сергеевич Выставкин, инспектор горздравотдела Мария Георгиевна Дымченко, инженер–механик Центральных электромеханических мастерских треста «Краснодонуголь» Николай Петрович Бараков, замечательная активистка, бывший боец славной Чапаевской дивизии Налина Георгиевна Соколова.

Секретарем подпольного райкома был утвержден Филипп Петрович Лютиков — спокойный, обаятельный человек с простым русским лицом.

Филипп Петрович умел трезво оценивать обстановку, быстро и безошибочно принимать решения. Он обладал какой‑то внутренней силой, которая притягивала, заставляла прислушиваться к каждому его слову. Среди краснодонцев он пользовался особым уважением.

Филипп Петрович был представителем старой шахтерской гвардии. С тринадцати лет он начал работать в шахтах. Был учеником слесаря, механиком. В 1925 году за отличную работу в период реконструкции донецких шахт правительство наградило его орденом Трудового Красного Знамени. Одним из первых в Донбассе, Филипп Петрович был удостоен почетного звания Героя Труда. В последнее время Лютиков работал начальником Центральных мастерских треста «Краснодонуголь».

Во время беседы с группой коммунистов, остающихся на подпольной работе, Д. С. Коротченко спросил Лютикова, не помешают ли ему годы и состояние здоровья вести сложную и опасную работу по организации борьбы во вражеском тылу.

— Я солдат партии, — просто ответил Филипп Петрович. — Воля Родины для меня закон. Для коммуниста нет ничего выше, чем доверие партии. Я обещаю оправдать это доверие и готов выполнить любое задание партии.

Заместителем Лютикова по подпольной работе в Краснодоне был утвержден Николай Петрович Бараков.

Основной базой для деятельности подпольного райкома были избраны Центральные электромеханические мастерские. Здесь, в мастерских, ремонтировалось все шахтное оборудование, и фашисты уделяли их работе особое внимание. Они спешили восстановить выведенные из строя краснодонские шахты, чтобы поскорее приступить к грабежу, выкачать из земных недр ценнейший донецкий уголь. Хороших специалистов по ремонту шахтного оборудования в оккупированном Краснодоне осталось не так уж много, и фашисты волей–неволей вынуждены были смириться с тем, что в мастерских работали «социально опасные элементы» — бывшие активисты, руководители советских учреждений и даже коммунисты.

Все это учел Филипп Петрович. Когда фашисты оккупировали город, он явился к начальнику немецкого дирекциона барону Швейде и добровольно вызвался работать механиком мастерских. По его рекомендации начальником мастерских был принят Николай Петрович Бараков.

Осторожно, тщательно продумывая каждый шаг, начали коммунисты подпольную работу. Налина Георгиевна Соколова, выполнявшая обязанности связной, ходила по только одной ей известным явочным квартирам, передавала товарищам распоряжения секретаря райкома.

Коммунисты пристально следили и за действиями небольших комсомольских групп, возникавших в городе, незаметно, не выдавая себя, направляли их деятельность, привлекали молодежь к подпольной работе. Подпольный райком действовал!

Напрасно рыскали по всему Краснодону гитлеровцы, расспрашивали жителей, вынюхивали следы подпольщиков. Всюду, куда бы ни сунулись полицейские ищейки, они встречали открыто враждебные взгляды, презрительную усмешку, упорное молчание.

…Полицаи привыкли, что жители Краснодона старательно избегали встреч с ними. И когда в пустынном переулке показался неизвестный человек в потрепанном брезентовом плаще, направлявшийся в серый барак, дежурный полицаи насторожился.

— Стой! Куда?

Неизвестный отпрянул в сторону. Потом, заметив на рукаве полицая белую повязку, успокоился и тихо сказал:

— Мне к начальнику. Срочное дело…

— Господин Соликовский ушел в жандармерию, — строго ответил тот. — Будет только завтра.

Человек постоял с минуту в нерешительности, затем повернулся и неторопливо зашагал прочь.

— Эй, погоди! — окликнул его полицай. — Можешь пройти к заместителю. Раз дело срочное…

Неизвестный вернулся. Покосившись на полицая, он шагнул в полутемный коридор.

— Вторая дверь направо, — крикнул ему вдогонку полицай, провожая пристальным взглядом высокую, сильно сутулившуюся фигуру.

В кабинете Захарова было темно. Висевшая под самым потолком маленькая электрическая лампочка была густо засижена мухами и окутана клубами дыма. От ее слабого мерцающего света лицо Захарова казалось каким‑то безжизненным.

Захаров полулежал в удобном мягком кресле и лениво пускал под потолок плотные, будто из ваты, табачные кольца. Его одолела скука.

Нехотя повернувшись к вошедшему, Захаров, будто ощупывая, окинул взглядом всю его длинную нескладную фигуру. Костистый влажный лоб, маленькие, тревожно бегающие по сторонам глазки, тонкие, растянутые в заискивающей улыбке губы… Про себя презрительно отметил: «Сявка!» Среди уголовников так называли людей слабодушных и трусливых.

Грозно сдвинув брови, отчего его узкое лисье лицо приняло смешное выражение, Захаров буркнул:

— Ну?!

Вошедший поспешно сдернул с головы потрепанный картуз и шагнул к столу.

— До вашей милости, господин начальник… Не откажите в любезности… Как говорится, ошибочка маленькая вышла. Гонялись за щукой, а поймали, можно сказать, пескаря, хи–хи…

Он осторожно хихикнул в кулак, но, увидев, что Захаров нетерпеливо забарабанил пальцами по столу, заговорил быстрее:

— Ошибочка, говорю, вышла. Человек я смирный, к немецким властям отношусь со всем уважением. А тут — ошибочка… Ладно бы только побили, а то добро ведь забрали. Костюм совсем новый, на Первое мая покупал, и валенок две пары. Как же мне всю зиму без валенок? И костюм совсем новый…

— Кто взял? — оборвал его Захаров.

— Да господа полицаи же. Шли большевиков искать, а ко мне попали. Прикажите вернуть вещи, господин начальник. Ошибочка тут…

Захаров откинулся на спинку кресла, прищурившись, посмотрел в лицо вошедшему:

— Коммунист?

Тот испуганно отшатнулся, истово перекрестился.

— Да что вы, господин начальник? Какой я коммунист? Есть другой Громов, на Первомайке живет, тот действительно коммунист. А я, по правде, и не Громов вовсе, а настоящая моя фамилия Нуждин, только в двадцать первом году я ее поменял на Громова. Меня и господин барон Швейде знает. Он меня даже начальником шахты назначил. Пятой шахты… Прикажите вернуть вещи, господин начальник! Жена у меня больная, и сына одевать–обувать надо. Он Федора Почепцова племянник, может, слышали?

— Почепцова? — переспросил Захаров. — Как же, знаю. Так ты что, родственник ему?

— Ну да, ну да, родственник, — обрадованно закивал головой Громов. — Он меня и надоумил к вам пойти. Иди, говорит, там люди свои…

Захаров внимательно слушал Громова. Только вчера его вызывал к себе Зонс и распекал за то, что полиция не поймала ни одного коммуниста. Зонс грозился немедленно выгнать его и взять другого, более поворотливого сыщика. Но теперь… Теперь Захаров покажет, на что он способен! Этот сгорбившийся человек с маленькой птичьей головкой и впалой грудью, терпеливо ожидающий его ответа, поможет ему. Своим нюхом Захаров сразу почуял: перед ним человек, готовый ради денег продать всех и все. И он без обиняков сказал:

— Слушай, Громов, или Нуждин, как там тебя… Тебе вернут твой костюм. И валенки тоже. И еще хорошо приплатят. Полиции нужны преданные люди. Ты, говоришь, давно живешь в Краснодоне? Видел тех, кто перед отступлением взорвал двенадцатую шахту? Знаешь их?

Громов оживился, порозовел, маленькие глазки его загорелись лихорадочным блеском.

— А как же! Я в Краснодоне без малого двадцать лет живу. Всех тут знаю.