Крест непобедимости - Юлия Вево

думать в эту сторону было бессмысленно, однако питерские пейзажи и лица невольно навевали что-то в тон прочитанным стихам. Было грустно, сыро, продувной и шумный центр города был набит галдящими туристами, и даже его пленительная красота будто бы померкла. Лара стояла на своем любимом месте у ростральных колонн и пыталась воскресить очарование, пронзившее ее в свое время, когда она в пятнадцать лет впервые попала туда, но ничего не получалось. Она с облегчением уехала домой на день раньше, как только позволили дела.

На пути в Москву она позвонила Сергею из поезда, чтобы он ее встретил. Но телефон был отключен, и Ларе пришлось добираться на метро. Уже там, в полупустом вагоне, она подумала, что за всю командировку ни разу о муже не вспомнила, и это, наверное, тоже ненормально. Поднимаясь по лестнице, она почувствовала неприятный холодок на душе и уже понимала, чем он вызван. Сергей ждал ее на только следующий день. Ключ уперся и не хотел поворачиваться, она позвонила, долго ждала, пока за дверью кто-то суетливо шуршал и топал, и все окончательно поняла. Сергей наконец открыл. Лицо его было белым, как парафиновая свечка, и мелко подергивалось. Лара молча прошла в спальню в ботинках и обнаружила там прогрессивную студентку, крепкую, коротко стриженную девушку, явно не робкого десятка, судя по тому, что она и не подумала одеться, а наоборот, завернувшись в простыню, преспокойно прикуривала сигарету. Стараясь остановить растущую темноту в глазах, Лара собрала с полу разбросанные вещи студентки и швырнула в окно. Та завизжала что-то матерное и вскочила. Последнее, что запомнилось — это стремительно бледнеющее, резко, как в кино, приближающееся лицо девушки, ее ярко-голубые, с огромными зрачками глаза.

Лара орудовала палкой для селфи, валявшейся рядом с кроватью. Сергей начал было звонить в милицию, но уже набирая номер, понял, что остановить обезумевшую жену надо немедленно. Она методично, с чудовищной, неестественной силой добивала визжащую студентку. Сергей притащил из ванной ведро ледяной воды и окатил обеих. Это спасло ситуацию — Лара пришла в себя, студентка, уже потерявшая было сознание, тоже. Лариса, медленно, словно во сне, слезла с окровавленного, скользкого голого тела, сняла мокрую куртку. Обернулась к Сергею страшным лицом в потеках туши под мутными глазами и хрипло спросила: «Кто это?» Он одними губами ответил «Аня».

У Ани диагностировали два перелома — ребра и руки, сотрясение, множественные раны и ушибы. Она провела в больнице три недели, за которые успела развернуть полномасштабные военные действия. Ее целью было посадить Ларису в тюрьму, а Сергея лишить работы. Если бы она была москвичкой, то всё бы этим и закончилось, но к счастью, Аня была из Сибири, и в дело вмешался квартирный вопрос. Больше всего на свете, даже больше, чем о равноправии меньшинств, мечтала Аня о своей квартире в Москве. Пришлось академическому семейству ценой десятка сердечных приступов расстаться с дальней дачей. Аня стала счастливой обладательницей миленького гнездышка в неплохом районе и подписала мировое соглашение.

Несколько месяцев, которые понадобились для улаживания всех этих дел, Лариса провела как во сне. Жила она в квартире одна, Сергей съехал к матери, а затем, измученный ее слезами и поминутными приступами, переместился к другу. Находиться под одной крышей с «этой психопаткой» он не собирался. Вопрос о разводе был решен без лишних слов, и теперь они ждали только окончания положенного срока. Лару уволили сразу же, как только стало известно о том, что она под следствием. Просыпаясь утром или в другое время, потому что это теперь не имело никакой важности — когда просыпаться и что делать после пробуждения — она словно застывала и в застывшем состоянии принималась бродить по квартире, потом выходила на улицу и проходила по майской, пестрой и шумной Москве десятки километров, чтобы отделаться от липкого ужаса, но он всё не проходил.

Ей казалось, она поняла, почему она не хотела нормальной жизни, детей, почему ее не волновали нормальные человеческие радости. Она попросту сумасшедшая, теперь она была в этом уверена. Припомнив три эпизода своего безумия, Лара поняла, что интервалы между ними сокращаются, и принималась горячо благодарить бога за то, что все, кто попадался ей под руку, живы. Ведь она вовсе не была собственницей, никогда не ревновала мужа и не от ревности набросилась на Аню. Более того, она знала, что Сергей кем-то увлёкся и не только не предприняла никаких попыток его вернуть, но и вовсе даже не огорчилась, ей, видите ли, было не до этого! Она решала, кто она на самом деле, а вот он, ответ — она маньяк, героиня триллера, чудовище, которое нужно изолировать, чтобы она никого не убила. Ей просто нравилось избивать людей! От этой мысли она приходила в настоящее отчаяние и несколько раз всерьез пожалела, что не верила в смерть как в решение проблем.

Первый месяц после злосчастного происшествия Ларе приходилось довольно часто ходить на допросы, очные ставки с Аней и прочие мероприятия, в числе которых была и психиатрическая экспертиза. Пожилой сухопарый психиатр признал ее вменяемой, но склонной к аффекту. Он прикоснулся к ее ледяной руке на прощание и сказал:

Лариса Николаевна, я имею основания рекомендовать вам понаблюдаться. Если дело ваше решится миром, приходите ко мне в кабинет, поговорим.

— О чём? — вяло спросила Лара.

— О жизни и смерти. — И не затягивайте, мой вам совет.

Лара удивилась, но не слишком сильно, на сильные чувства она тогда была неспособна. Взяла визитку и машинально сунула куда-то в карман, думая уже о своем.

После, спустя несколько недель, вспомнила о нем, пришла на прием, стоивший интригующе дорого. В аскетичном, нещадно кондционированном кабинете было почти холодно, тем не менее, доктор сидел в одной рубашке с расстегнутым воротником. Вялая и равнодушная пациентка получила рецепт на какое-то успокоительное и предложение пройти сеанс регрессивного гипноза.

— Что это? — спросила Лара подозрительно. Гипноза она побаивалась с детства, после того, как увидела в деревенском клубе кошмарную вакханалию, устроенную заезжим гипнотизером. Несчастные, вызванные на сцену, думали, что они в бане — под хохот зала ухали, визжали и хлестали друг друга воображаемыми вениками.

— Это, дорогая моя, возможность увидеть, кем вы были в прошлой жизни, — просто сказал психиатр, как будто это было самое обычное дело.

— Я вам не дорогая! — разозлилась Лара, выйдя, наконец, из многодневного оцепенения. — В какой еще прошлой жизни? Я в это не верю, и не морочьте мне голову. Да если бы и верила, зачем? Не сегодня-завтра мне кто-нибудь наступит на ногу в