Пиджин-инглиш - Стивен Келман

Дин:

— Если поцелуешь страшилу, все, считай, залетел. Даже смотреть на нее долго нельзя, сразу по самое не могу вляпаешься. Зуб даю! Настоящие тошнотины, потом не ототрешься.

Даже издали заметно, что лицо у страшилы в струпьях, а куревом от нее за сто шагов несет. И от их младенцев тоже. Мы представляем, что страшилы — это зомби и они охотятся на нас. Спасайся кто может. Догонят, засосут своими губищами, и сам станешь зомби. А что, прикольно получилось. Но мы деру как раз вовремя дали, успели спастись.

Дин — мой второй лучший друг. Он в школе мой лучший друг, а на улице — Джордан. Это Дин посоветовал мне прятать деньги на завтраки в носок, чтобы бандюганы не отняли. Он сам так всегда делает, и бандюганы с него ничего не имеют.

Я тоже сунул деньги в носок, но сразу вырос бугор. Даже ходить с таким шита ком неудобно. Так что я держу свои завтраковые деньги в кармане, и почему-то никто ко мне не пристает.

Я:

— Думаешь, мертвый пацан сам виноват, что его убили? Подружка сестры так сказала. Но я ей не верю. Она, по-моему, точно страшила. Думаешь, убийцу поймают?

Дин:

— Полиция, что ли? Эти дуболомы? Вряд ли. Спецов по компьютерным методам надо из «Си-эс-ай» подключать[4]. Для них раскрыть такое дело — как два пальца об асфальт.

Я:

— Кто это такие?

Дин:

— Самые крутые детективы в Америке, с самыми крутыми современными методами. Улики найдут, где никто и не подумает, реально. Это не только кино, я сам видел по телику передачу про перцев с битами и монтировками, которые людей ими фигачат. Уложат на асфальт, да еще в лоб пнут или там в лицо.

Я:

— Зачем?

Дин:

— Не знаю, просто так, для прикола. И свидетелей никого. Но у этих из компьютерщиков такая была спецпрограмма, которая по следу определяет, какие на тебе кроссовки. Вот они и сравнили отпечатки подошв на лице мертвяка с остальными следами и повязали убийцу. Просто классно.

Я:

— Ага. Классно. Хорошо бы и тут так. Может, мы сможем найти отпечатки подошв.

Дин:

— Может, и так. Только технология у нас — говно. Даже нужного оборудования нет. Эй, смотри, куда прешь!

В нас чуть не врезался Терри Шушера. Несся как псих, нас даже не заметил. Под мышкой у него была коробка с цыплятами, весит целую тонну, наверное. Ясное дело, пара штук шлепнулась на землю. Но Терри Шушера лишь газу поддал. Глаза у него от напряжения едва не лопались, так смешно. Мы шарахнулись в сторону.

Мясник:

— А ну вернись, долбоеб сопливый!

Да куда ему угнаться за вором, жирняю. Махнул рукой и остановился. Остальные ухлопки ждали на ступеньках библиотеки. Схватили по цыпленку и смылись. Даже Эшафотка бросилась наутек. Собачка подумала, что это игра такая, гавкала как чокнутая. Мы за них даже поболели. Прикольно было. Дин сказал, надо приходить сюда каждый день. Мы взяли себе это за правило.

А я так даже и не знаю, где живут настоящие цыплята. Продаются-то они уже дохлые и ощипанные. Чокнуться можно. Я скучаю по живым птичкам. Их мертвые глаза такие милые, в них мечта о блаженных временах, когда они бегали на солнышке по лужайке и понарошку клевались.

Цыпленок:

— Тюк! Тюк! Тюк!

Другой цыпленок:

— Тюкай отсюда!

Мертвые дети, попав на небеса, продолжают расти. Точно говорю. Это хорошо. Было бы ужасно, если бы дети оставались маленькими и никогда не научились читать или даже говорить. Проку бы не было никакого. Я вот даже не помню, каково это — быть маленьким. Я ведь почти все время дрых без задних ног. И кемарить вот так целую вечность — нет, это с ума можно съехать.

Если младенчик умирает, ему непременно надо дать имя, а то он не попадет на небеса. А когда у людей такое горе, они могут и забыть про имя. Вот моя мама и нарекает покойного за них, берет имя из Библии. Или из газеты — если мама умершего не верит в Библию. Сегодня одна крошка умерла. Это была… как это… внематочная беременность.

Мама:

— Это когда плод развивается вне утробы. Тут уж ничего не поделаешь. Помер и помер.

Маме пришлось дать мертвой девочке имя — и она назвала ее Кэти, в честь одной леди, про которую написали в газете. Маме девочки очень понравилось имя.

Я:

— В следующий раз, когда умрет мальчик, назови его Харрисон. Родительнице понравится.

Мама:

— Ни за что. Так и несчастье накликать недолго.

Я:

— С чего бы?

Мама:

— Дурной знак потому что. Харрисон — твое имя, и негоже, чтобы кто-то еще его носил.

Иисус находит человека по имени. Иначе откуда ему знать, кого искать, и ты целую вечность проболтаешься в космосе. Вот прикольно-то будет. Особенно если врежешься в солнце и сгоришь как тост.

У мусорных контейнеров должны остаться отпечатки подошв, ну типа как от мокрых кроссовок, в которых по луже прошел. Я перед школой посмотрел, но ничего не нашел. Может быть, у убийцы какие-то особенные кроссовки, с гладкой подошвой, без рисунка, а может, у него походка невесомая. Я-то всегда топаю со всей силы, мне нравится смотреть на свои четкие следы. На переменке можно всласть напрыгаться по лужам, особенно если дождь, преподы ведь отслеживают камикадзе, и им плевать, что ты по лужам носишься. Одна лужа оказалась глубоченной, просто класс! А как только я в нее прыгнул, надо мной пролетел голубь и чуть-чуть на меня не нагадил. Не знаю, мой это голубь был или нет, издалека не разглядел. В Англии считается добрым знаком, если на тебя наделала птица. Тут все так думают.

Я:

— Даже если прямо на голову?

Коннор Грин:

— По барабану Главное, чтобы на тебя попало, все равно куда.

Я:

— А если в глаз? Или в рот? И ты проглотишь это дело?

Коннор Грин:

— Все равно к счастью. Говно — это к счастью. Все знают.

Вилис:

— У Гарри, наверное, счастья до усрачки, ужасно счастливый, то-то от него вечно говном воняет.

От его слов у меня глаза налились кровью, как у маньяка. Я бы этого Вилиса размозжил в лепешку, да куча учителей толклась рядом. Пришлось сдержаться.

Дин:

— Не с тобой говорят, ты, лоб в два шнурка. Вали к мамуле копать картошку.

Коннор Грин:

— Ага, топай к своим коровам.

Вилис буркнул что-то на своем языке и кинулся прочь. Прямо по луже промчался, всю игру испоганил. Еще раз меня оскорбит, двину ему по яйцам.

* * *

Хорошо бы меня в самолете похоронили. А у мертвого пацана гроб был вполне обычный, вот разве что с эмблемой «Челси». Но все равно круто. Вся его семья ужас как убивалась. В глазах было черно из-за дождя и траурной одежды. Но никто почему-то не пел.

Мама:

— Упокой, Господи, душу его.

Мама прямо вцепилась в меня и в Лидию, не вырваться. Танцевать тоже не танцевали, да тут еще дождь, скользко. В церковь нас не пустили, только родных. А мы все ждали снаружи. Толпа народу, и не видно ни шита. Я заметил оператора с телекамерой. Леди из теленовостей все поправляла волосы. Никак не могла остановиться, возится и возится. Нашла место. А сейчас как начнет трещать, фиг ораторов услышишь. Попросить, чтоб не открывала рот?

Я:

— Интересно, какие песни будут играть?

Парень постарше:

— Диззи Раскала[5], придурок! «Отсоси у жизни».

Другой парень постарше:

— Знакомая песенка, а?

Леди из теленовостей:

— Без грубостей попрошу, мы здесь снимаем, спасибо.

Парень постарше:

— А это видала, сучка!

И притворился, будто достает свою сосиску и показывает ее леди из новостей. А она даже не заметила, уже спиной повернулась. Выделывался, вот и все. Даже нарочно говорил потише, чтобы она не услышала.

Еще один парень постарше:

— Мокрощелка!

В стране, где я раньше жил, некоторым заказывали гроб в форме какого-нибудь реального предмета, любимой вещи покойного. Если леди при жизни только и делала, что шила, гробу полагалось быть в форме швейной машинки. Если мужчина жить не мог без пива, у него был гроб-бутылка. Чесслово! Сам видел гроб-машину, в нем похоронили Джозефа, таксиста. Я как раз отнес бутылки в «Хижину Самсона», возвращаюсь, а одна леди из похоронной процессии как выскочит, как подхватит меня и ну танцевать. Круто было. Все вокруг обрадовались и тоже принялись плясать. Я даже забыл, что это похороны.

Я:

— Ему подошел бы гроб в виде футбольной бутсы. В самый раз.

Мама:

— Тише, Харрисон. Проявляй уважение.

Я:

— Прошу прощения.

Нет, у меня точно будет гроб-самолет, никогда такого гроба раньше не видел. Мой гроб-самолет будет самый первый.

Кровь мертвого пацана уже всю смыло дождем, даже пятнышка не осталось. Тут ничего не поделаешь. Мне хотелось увидеть тело, особенно глаза, как у цыпленка они были или нет, и какая мысль в них застыла. Но когда я продрался сквозь толпу, гроб уже заколотили.

Я потихоньку ускользнул от мамы с Лидией, они даже не заметили. Дин ждал меня на парковке. Мы с ним были разведчики — высматривали, нет ли в толпе чего подозрительного, не вертится ли кто, не переминается ли с ноги на ногу, словно стараясь что-то скрыть. Дин научился этому из сериалов про детективов.