Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне - Джордж Бейли

Первая часть из официального доклада Питовранова, переданная по ВЧ председателю КГБ Ивану Серову, а потом в Киев — Александру Панюшкину, начальнику Первого Главного управления КГБ, наверняка, произвела переполох в Москве. «20 июля президент Западногерманского ведомства по защите конституции (политическая полиция) Отто Йон был привезен в Демократический Берлин западногерманским врачом Вольфгангом Вольгемутом, доверительным контактом разведывательного отдела Йнспекции»[480]. Далее в докладе сказано о мотивах, побудивших Йона приехать в Восточный Берлин, о его желании установить контакт с Советским Союзом для общей борьбы. Отмечается также готовность Йона ответить на вопросы КГБ. Делается предположение, что Йон «желал установить с нами контакт, чтобы обсудить политические проблемы и общие действия против фашистов в Западной Германии». Однако Питовранов полагал, что настоящая позиция Йона ненадежна: он тоже отказался дать информацию о деятельности боннских учреждений и агентурных операциях собственного «Ведомства», заявив, будто не имеет доступа к этим материалам. «Отсюда следует, — заключает Питовранов, — что вербовка Йона нецелесообразна и нереальна. Мы приняли решение склонить его не возвращаться в Западную Германию и открыто порвать с Аденауэром, а для этого сделать соответствующие политические заявления»[481].

Отдавая должное точности изложения, мы считаем, что все же доклад Питовранова, направленный Серову и Панюшкину, был слишком однозначен. Решение не вербовать Йона — с точки зрения профессиональной — в высшей степени мудрое. Йон не пошел на поводу у КГБ, и КГБ не пошел на поводу у Йона. Йон бьш готов сотрудничать лишь в одном — в получении информации, которую могли предоставить ему Советы, о бывших фашистах в правительстве Аденауэра. Он просил, даже требовал эту информацию. Однако советские сотрудники не пошли на это, потому что понимали — Йон не сможет воспользоваться информацией, не поставив себя в уязвимое положение vis-a-vis c правительством Аденауэра. Для КГБ было ясно, что Йон весьма эмоционален и способен на непредсказуемые поступки. Ни о каком хладнокровии, невозмутимости, самообладании, так необходимых тайному агенту, говорить не приходилось. Результат оказался ничейным.

В деле КГБ указывается еще на один аспект решения не вербовать Йона. КГБ подозревал, что он все еще работает на английскую разведку. И целью британцев вполне могло быть внедрение Йона в КГБ, чтобы держать под контролем или, по крайней мере, влиять на неофициальные советско-германские контакты, столь необходимые КГБ для проведения своей политики в Германии. Не только КГБ подозревал Йона в связи с британцами. В деле представлено письмо, посланное 24 августа 1954 года директором ФБР Эдгаром Гувером американскому верховному комиссару в Германии Джеймсу Б. Конанту, в котором отмечается: «Наши союзники, несмотря на информацию, в свое время полученную от Государственного департамента о наших сомнениях в искренности доктора Йона, все же оказывают ему полную поддержку»[482]. Однако это письмо не могло повлиять на Пи-товранова и его сотрудников в ночь с 20 на 21 июля 1954 года. Были ли еще доклады? Или точка зрения ФБР представлена в доказательство навязчивой идеи КГБ в отношении британской разведки, чтобы оправдать действия сотрудников июльской ночью?

БЫЛ ЛИ ЙОН ПОХИЩЕН?

Вполне возможно, что Йон по доброй воле отправился с Вольгемутом в Восточный Берлин. Недаром он освободил свои карманы от всего, что мог считать важным (записная книжка, удостоверение, ключ от кельнского сейфа)[483]. Тем не менее было ли в интересах Вольгемута, Вонзига и советских разведчиков, желавших во что бы то ни стало доставить Иона в Восточный Берлин, сделать это, даже воздействуя на него психически и физически? Вольгемут — врач. Йон приехал к нему в подавленном настроении и пьяным. Проще простого предложить ему таблетку, порошок, инъекцию — что-нибудь, приводящее в состояние эйфории и отупения. Сделать его беспомощным на полчаса. Этого хватит. Вольгемут не мог положиться на авось. А что, если Йон в последнюю минуту передумает? А Вонзиг?

У нас есть свидетельство Бориса Наливайко, — всю жизнь он проработал в КГБ (германский отдел) — выступавшего на телевидении: «Как профессионал должен сказать, я до сих пор горжусь, что один из моих сотрудников участвовал в операции, закончившейся успешным перемещением Отто Йона на территорию ГДР». Наливайко добавил, прежде чем его прервал наблюдатель из КГБ, что его агентом был немец, освобожденный русскими из концентрационного лагеря, и его кодовая кличка Кэфер (жук)[484]. Вот так засветился Макс Вонзиг, агент КГБ. Вскоре после того, как 28 ноября 1993 года документальный фильм был показан по телевизору, позвонил бывший сосед Вонзига (тот умер за одиннадцать лет до этого). Однако сосед сообщил о его племяннице, которая позднее подтвердила роль Вонзига в похищении Отто Йона. Ее версия противоречит материалам КГБ, где имеется неблагоприятная информация о личной жизни и агентурной деятельности Вонзига. Если верить архивным данным, Вонзиг был выброшен КГБ как человек, начисто лишенный принципов и бесчестный в денежных делах. КГБ контактировал с ним нерегулярно и в какой-то момент передал его MfS[485]. Трудно поверить в это, если учесть отзыв Наливайко. Даже Кучин (полковник Карпов) в интервью Фредерику в 1969 году дал положительную оценку роли Вонзига, приведшего Вольгемута в КГБ. Наконец есть странное свидетельское показание на процессе Йона относительно собственных претензий Вонзига на важную роль в этом деле[486]. Учитывая противоречивую информацию, невозможно с уверенностью сказать, отправился Отто Йон в КГБ по доброй воле или «при участии» Вольгемута и (или) Вонзига.

Вторая часть послания Питовранова посвящена гораздо более важному аспекту отношений КГБ в Карлсхорсте и Йона после того, как стало очевидно, что вербовка исключена. Хорошо представляя себе всю опасность, если отпустить Йона в Западный Берлин после его присутствия в Карлсхорсте, решили задержать его в Восточной Германии. Использование Йона для достижения Советами своих политических целей в Германии, вероятно, соответствовало интересам Советов и настроению Йона. Достаточно вспомнить слова Питовранова: «Мы приняли решение склонить его не возвращаться в Западную Германию». Однако Питовранов утверждал, что «возможность применения медицинского или психологического давления никогда не рассматривалась в отношении такого высокопоставленного лица, как Йон». Позднее Питовранов повторил это на телевидении: «Клянусь всем самым святым для меня, что в таких случаях мы никогда не использовали медицинские препараты, воздействующие на человека»[487].

Однако это утверждение было оспорено другим участником телевизионной программы Виталием Чернявским, офицером КГБ, который непосредственно с Кучиным разрабатывал операцию с Отто Йоном. Он заявил: «Джон прибыл к нам в Восточный Берлин добровольно для обсуждения политических проблем с представителями Советского Союза. Мы хотели его завербовать, но он не пошел на вербовку. Так как было необходимо задержать его в Восточном Берлине, то мы добавили снотворное в его кофе. Это случилось уже после того, как он прибыл в Восточный Берлин. Когда он проснулся через часов тридцать, с ним стали работать специалисты КГБ, применявшие психологическое давление. В конце концов он согласился сотрудничать с нами»[488]. Если верить Чернявскому, то в качестве психологического воздействия было использовано сфабрикованное выступление известного восточногерманского комментатора, заявившего, что Йон сбежал к коммунистам в Восточный Берлин[489].

Как и Наливайко, Чернявский был отнюдь не новичком в разведке. Назначен он был в берлинский аппарат под дипломатическим прикрытием в 1953 году и из Чернявского стал Черновым. Как начальник первого отдела аппарата он отвечал за западногерманский сектор, и это объясняет, почему он досконально знает дело Отто Йона[490]. Начальником этого сектора был Кучин. Появление Питовранова и Наливайко в знаменитой телепрограмме было организовано полковником Игорем Прелиным из Ассоциации ветеранов внешней разведки, которая иногда помогает СВР. Однако Чернявский появился сам по себе. У него были финансовые проблемы, да и жена нуждалась в постоянной медицинской помощи, к тому же он много знал о деле Йона[491]. Таким образом, его утверждение, что Йона «уговаривали» остаться в Восточном Берлине и сотрудничать с захватившими его разведчиками из КГБ, вовсе не противоречит логике. Йон выдохся, к тому же он много пил. Наверное, ему надо было совсем немного, чтобы отключиться[492]. Итак, жребий был брошен, отступать некуда, и Йон, возможно, согласился играть, как он считал, важную роль ради объединения Германии. Его решение, едва оно было принято, со вздохом облегчения восприняли в Москве и Берлине.